Я выжил, начальник!

Бабкин Борис Николаевич

– Да хотя бы потому он неуловим, - перебил его рослый омоновец, - что никто из жителей того района не скажет ни слова о том, где он прячется. Все боятся Котова. Информатора там у нас нет. Я имею в виду окружение Котова. Даже проводником никто не пошел. Местный лесничий - человек Котова.

– А участковый?
– спросил полковник.

– Там уже третий за год, - сообщил плотный майор.

– Что же это такое?!
– возмутился полковник.
– Неужели никак не могут…

– А как?
– зло поинтересовался майор.
– Живет

Котов, не нарушая закона. У нас на него ничего нет. Налоговики тоже претензий не имеют. Он делает и благие дела. Детские дома, больницы получают от него приличные суммы и подарки. И нам не известно ни одного случая, когда он нарушил бы закон.

– Его сын - шанс упрятать Короля, - вмешался прокурор.
– Роман, чтобы избежать наказания, наверняка все расскажет об отце. Мы даже пойдем на то, что пообещаем ему условный срок. Нам нужно упрятать Котова. Возьмите Романа, и он сдаст отца.

– Нормально!
– усмехнулся майор.
– Павлик Морозов сдает папашу.

– А что у нас есть на Котова?
– пожал плечами прокурор.
– Он занимается золотом, но доказать это невозможно. Продает лес, и опять доказательств нет. Собирает, мягко говоря, дань с охотников и рыбаков, и снова ничего, к тому же никто…

– Боятся люди, - покачал головой майор.
– Я давно предлагал взять его на трое суток, чтобы люди поняли…

– Пробовали, - напомнил прокурор.
– И что из этого вышло? Пресса шум подняла, из Москвы приезжали. Поэтому наш единственный шанс - Роман. Он трус и сдаст отца, тем более наверняка знает немало. А нам хотя бы какую-нибудь зацепку, - вздохнул он.
– И мне не стыдно так говорить. Два года мы пытаемся посадить эту сволочь, но, увы, не можем. Уверены, что он имеет пару золотодобывающих артелей. Ему отдают часть добытой пушнины и мяса охотники, но все шито-крыто. Поэтому Роман - наш шанс, и его надо найти.

– Сдаст он тебя, Данилыч, - сказал седобородый.
– Прям так и говорит - передай бате, ежели он меня на Запад не отправит, я сам пойду в ментовку и все обскажу.

– И что ты предлагаешь, Пахом?
– спросил Котов.

– Да я кто такой, чтоб что-то предлагать, - растерялся тот.
– Но и промолчать я никак не могу. Ведь ты мне, Данилыч…

– Что Роман трус, я знаю, но мне кажется, он просто хочет…

– Так негоже сыну про отца говорить. Да и всерьез он пригрозил. Ей-богу всерьез.

– Значит, надоело ему в тайге сидеть, - рассмеялся Котов.
– Решил под покровительство мамани уехать. Но как? Хотя сейчас, пока федеральный розыск не объявлен, вполне реально отправить его в Турцию. Ладно, я завтра приеду и поговорю с Ромкой. Надеюсь, Пахом, ты его не тронул?

– Да существенно нет. Просто пулей волоса ему чуток пригладил. Он и заверещал - папке все обскажу.

Котов рассмеялся.

– Завтра поедем туда. Твои не упустят Романа?

– Да он не уйдет. Из домика и то выйти боится. И в кого он у тя такой, Данилыч?

– Так все и было, - вздохнула Тамара, -

вот здесь. А женщина как раз вошла. Остановилась. А Роман нож вытащил.

– На месте она, - сообщил по телефону крепкий парень.
– Видно, что ее проводят…

– Понял, - перебил его Лютый.

Лесной

– Выходи, - кивнул прапорщик.

– Может, поможете?
– Вулич, опустив ноги на пол, толкнулся руками и встал, упираясь ладонью в стену.

– Топай давай!
– ухмыльнулся контролер.

Вулич медленно пошел к двери. В коридоре стояли еще двое зэков.

– Выходим, - кивнул в сторону открытой двери на улицу прапорщик.

– А у него действительно с ногами нелады, - сказал стоявший у окна врач.

– Запросто могут и совсем отказать, - подошел к нему бородач в белом халате.
– Поврежден позвоночник. И если не лечить… Впрочем, сейчас это зависит от Всевышнего. Но он, считай, свое отжил, его возвращают в колонию, а там ждут не дождутся представители администрации, которую он подставил. Правда, серьезно никто не пострадал, но неприятности у них были. Особенно у начальника колонии, начальников оперативной и режимной частей. Значит, на Вуличе можно ставить крест.

Двадцать два человека по пять в ряд шли, сопровождаемые по бокам автоматчиками. Сзади двигались трое солдат и сержант с овчаркой на поводке.

– Твою мать, - ворчал старший лейтенант, - дождь всю ночь лил. Теперь меси грязь. Надо было заболеть, - сказал он напарнику.

– Да шевелись ты!
– закричал прапорщик на медленно идущего рядом с пожилым зэком Вулича.
– А то сейчас Берта поторопит, - кивнул он на овчарку.

– Оставить!
– крикнул старлей.

– Ну, - спросил Егор вошедшего санитара, - отдал?

– Да. А тебе он вот это просил передать.
– Санитар протянул Таежнику запечатанный конверт. Взяв его, Егор ушел в палату и достал из конверта фотографию Вулича в форме.

– «Она единственная, - прочитал он.
– Пусть будет у тебя. Не хочу, чтобы ее кто-то видел за колючкой».
– Егор со вздохом сунул фотографию в карман.

– Первый пошел!
– крикнул прапорщик.

По второму пути в противоположную сторону проходил товарный состав. Вулич прищурился. «Это шанс», - подумал он.

– Пятнадцатый!
– крикнул прапорщик.

– Пятнадцать, - повторил голос солдата в тамбуре вагона для перевозки зэков. В стороне стояли две женщины и, переговариваясь, смотрели на сидевших на корточках осужденных.

– Двадцать первый!
– крикнул прапорщик.

Вулич, выпрямившись, с трудом пошел к вагону.

– Торопись!
– крикнул солдат из тамбура.

– И рад бы, да не могу, - тяжело передвигая ноги, отозвался Борис. Овчарка, натягивая поводок, с лаем рванулась к нему. Вулич подошел к ступеням, взялся за поручни и с трудом начал подниматься. Солдат, поймав его за руку, дернул к себе.