Я взял Берлин и освободил Европу
Шрифт:
Ну, я автомат и остатки бутыли с собой, и обратно в аптеку. Пытаюсь качать права, а он: «Nicht, nicht». Я завелся, хватаюсь за автомат. Он выходит из-за прилавка, здоровый, больше меня, берет меня за руку и тащит к стене. А на стене – двуязычная листовка с фотографией нашего коменданта острова, генерал-майора Короткова. Я читаю обращение к гражданам острова Борнхольм о том, что пришли наши войска, освободили вас от немцев, и наша задача – обеспечить вам спокойную жизнь. О всех случаях недисциплинированности со стороны военнослужащих Советской Армии немедленно докладывать в комендатуру, и так далее. Датчанин и ткнул меня мордой в этот приказ. Короче, я, как побитый пес, побрел с этой бутылью домой. Обернулся – никого нет. Как шарахну ее об стену, опять незадача – брызги на меня. В общем, кругом в дураках остался, но запомнилось.
Садрединов Решат Зевадинович (Интервью Ю. Трифонова)
командир батареи 1362-го зенитно-артиллерийского полка
9 мая, когда мы услышали о капитуляции, у кого что было, из ракетниц, из пистолетов, из карабинов, из автоматов, все стреляли, целовались. Все были радостные, что закончили войну живыми. И вот, когда наш полк находился в Австрии, в июне 1945 г., состоялся банкет стран-победительниц в огромном зале Венского оперного театра. На банкете должны были присутствовать англичане, американцы, французы и мы, советские офицеры. За несколько дней до праздника к нам пришли, всех обмерили, и сшили нам костюмы из прекрасного английского сукна цвета хаки. Из нашего полка отобрали всего 7 человек, в том числе меня и моего командира взвода. И перед банкетом строго сказали: «Ни с кем никаких разговоров не вести. Ведите себя прилично!» Собрались наши большие начальники, командиры дивизий, сидят за президиумом. Я посмотрел на столы, никогда не думал, что есть столько закусок на свете. И обратил внимание, что стоит на столах наша пшеничная водка. И посадили за каждый стол так: советского офицера, англичанина, советского офицера, американца, советского офицера и француза. И вот начальники начали выступать, идет синхронный перевод на 3 языках: английском, французском и русском. Все слушают, мы в красивой форме, в орденах, но без оружия, его перед банкетом забрали. Потихоньку начали пить, они что-то свое, я в этом не понимал, рядом со мной сидел американец, я ему говорю:
– Слушай, попробуй вот это, – открываю нашу русскую водку с колосьями на этикетке, наливаю в фужеры для шампанского, а они грамм по 250. Выпиваю свой залпом, а закусил-то устрицами, сам не знал, что такое эти устрицы, жевал, а они пищат. Не знаю, что делать, и показываю американцу, мол, пей, пей. Он выпил, и как задыхаться начал, тяжело дышать, как-никак 40 градусов. Через час никто уже не стал слушать выступления наших генералов, нас оно уже не интересовало. Мы обнимаем друг друга, обмениваемся часами, авторучками, сувенирами какими-то. И я говорю переводчику за нашим столом:
– Давай переведи им, что мы друзья и никогда друг с другом воевать не будем, потому что мы сейчас достигли огромной Победы. Добились вместе, нам нечего будет делить!
Так все шло весело, как вдруг поздно ночью открываются двери зала, и выходят оттуда полуголые женщины, стриптиз показывать. Сразу же команда:
– Товарищи офицеры, встать! Выйти из зала!
Что делать, мы выходим из зала, новая команда:
– По полкам, по местам!
Американцы, англичане и французы остались, а мы вышли. Ну, честно говоря, и мы не против были посмотреть на это дело.
Шлемотов Александр Сергеевич (Интервью М. Свириденкова)
начальник штаба танкового батальона 62-й гвардейской Молотовской танковой бригады
Особенно запомнилась Берлинская операция. Тогда ведь до победы было уже рукою подать.
Я тогда был уже старшим лейтенантом и начальником штаба нашего батальона. Мог стать и комбатом, причем не раз. К примеру, при форсировании Одера погиб наш тогдашний комбат Павел Павлович Шотин. Меня начальство хотело поставить на его место. Но я поставил условие, чтобы они тогда дали мне начальника штаба. Одному ведь в тех условиях управлять батальоном было очень непросто, и не рискнул я на себя ответственность такую взять. Поэтому остался начальником штаба (майорская должность).
Но вернусь к Берлинской операции. Перед нею у нас сменился командир бригады. 4 апреля наш комбриг Денисов попал в аварию на автомашине, когда следовал на совещание в штаб армии. Он получил серьезную травму и не мог больше осуществлять командование. Вместо него командиром бригады назначили Героя Советского Союза полковника Ивана Ивановича Прошина. С ним мы дальше и воевали.
Вечером 15 апреля командиров батальонов и нас, начальников штабов, вызвали к комбригу. Там мы получили приказ: ночью выйти на исходные позиции и к утру 16 апреля быть готовыми войти в прорыв.
И вот утром после мощной артподготовки наша бригада, усиленная мотострелками 29-й гвардейской Унечской мотострелковой бригады и тяжелыми танками 72-го гвардейского отдельного танкового полка, форсировала реку Нейсе и вступила в бой. Так началось наше участие в Берлинской операции.
Мы тогда овладели Черницем, Геберсдорфом. Немцы бросили против двух наших усиленных бригад танковую дивизию «Охрана фюрера» с учебной танковой дивизией «Богемия». Но нам удалось разгромить до двух полков хваленой «Охраны фюрера». А 1-й танковый батальон нашей бригады вместе с мотострелками даже захватил в плен ее штаб. Там в том числе были найдены важные документы, которые мы использовали, чтобы громить немцев на рубеже рек Нейсе и Шпрее.
Вот так мы и продвигались дальше, занимая населенные пункты. А на рассвете 22 апреля бригада в составе главных сил корпуса вышла на Берлин. Наш 3-й танковый батальон оставили в Луккенвальде с задачей совместно с артиллеристами и общевойсковыми частями не дать немцам прорваться из лесов восточнее города.
Утром перед выходом батальона в район предполагаемых боевых действий к нам приехали пуховцы (так мы называли ребят из 13-й гвардейской армии генерала Н.П. Пухова). У них был с собой фотограф. И мы сделали несколько снимков на память.
А уже утром 23 апреля наша бригада, усиленная подразделениями 29-й гвардейской Унечской мотострелковой бригады, развила наступление в направлении Зармунд – Гютерготц – Штансдорф. Перед нами стояла задача форсировать канал Тельтов и овладеть юго-западной окраиной Берлина.
Вечером 24 апреля наша бригада, преодолевая жесточайшее сопротивление немцев, вышла к южной окраине Берлина. Там вообще жесточайший бой шел. На улицах везде баррикады, за ними замаскированные зенитные орудия. В подвалах и дворах – «фаустники». Однако уже к вечеру следующего дня мы взяли железнодорожный вокзал, овладели районом Лихтерфельде.
Самое интересное, что вести уличные бои нам очень помог один берлинский инженер, русский по национальности. Он хорошо знал Берлин и грамотно рассказал нам о расположении улиц, об обстановке в городе. Это многим нашим ребятам жизни спасло.
26 апреля наша бригада овладела районом Шмаргендорф и во второй половине дня вышла в район Шарлоттенбурга. А вечером в тот же день наша бригада получила приказ развернуться на 180 градусов и наступать в направлении Потсдама.
На следующий день мы вышли к обводному каналу Тельтов севернее населенного пункта Ной Бабельсберг. Но здесь нас контратаковали фашисты. Мы чуть ли не двое суток отражали их контратаки, пока они не выдохлись. И мы продолжили движение к острову Ванзее, где сосредоточилась крупная группировка немцев. Переправиться и закрепиться на острове было очень непросто. 1 мая немцы попытались вырваться из окружения. Для этого им нужно было прежде всего выбить нас с острова Ванзее. И они атаковали штаб нашей бригады. В который раз пришлось на отражение атаки мобилизовывать всех солдат и офицеров. А когда почти не осталось минометчиков, начальник штаба бригады подполковник Макшаков сам начал вести огонь из миномета. Он был уже тяжело ранен, но продолжал руководить боем. Атаку мы отбили.