Шрифт:
Глава 1
Крещение
«Днесь вот освящается естество…» – Викарный епископ Патриарха Московского и всея Руси Павел Третьяков освящал прорубь перед благодатным купанием. Все было подготовлено должным образом: оборудованы палатки для желающих искупаться с нагретыми печами и титанами ароматного чая. Установлены помосты для спуска в реку, да и погода дала благословение крепким морозом.
Автобусы нескончаемыми вереницами подвозили людей, жаждущих окунуть тело в освященную воду. Епископ был бледен, его саккос пропотел насквозь, ладони
Возле места, отведенного для проруби, толпились женщины и мужчины, дети радостно носились по берегу шумной вереницей. Атмосфера праздника приятно разливалась в воздухе радостным смехом и громкими разговорами. Но было в атмосфере веселья и беспечности одно невообразимое обстоятельство, которое вызвало безотчетный ужас в душе епископа: при температуре тридцать пять градусов ниже нуля река не замерзла!
Проруби не было, ясная гладь воды играла лучами солнца, разливавшимися по реке радужными бликами, словно в городе был не мороз, а солнечный весенний день.
Священник почувствовал головокружение и едва не упал, рука дрогнула и выпустила в разводы темной воды большой серебряный крест. Павел судорожно вздохнул и отер со лба холодный пот. Он перекрестился, с усилием поднял руку и сделал полицейскому знак, что обряд завершен. Народ с удовольствием возликовал в предвкушении священного ныряния.
Слышались возгласы «чудо!» и легкие звуки льющегося чая вперемешку с радостными причмокиваниями.
Недалеко от помоста пожилая женщина в белом шерстяном платке опустилась на колени и молилась о спасении. Ее колотила нервная дрожь, побелевшие губы исступленно шептали святые слова. Она увидела бледного, пробирающегося сквозь толпу епископа.
– Владыко! Отец родной! – Женщина вцепилась в полу его саккоса и принялась завывать. – Боже, спаси и сохрани, да что же это творится? – Она пыталась подняться со скользкой земли и заглянуть ему в лицо, но ей не удавалось унять дрожь в коленях, и она, обессилев, падала.
Шатающейся походкой епископ добрался до машины, ему надо было побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Рев двигателя приятно разрушил давящую тревожность морозного воздуха, и вроде бы мертвящее состояние паники начало отступать, как послышался крик. А потом еще и еще. Люди кричали во весь голос.
Детский визг и истошные вопли взрослых нарушили спокойствие морозного солнечного полдня. Женщина в белом платке обернулась к реке. То, что она увидела, остановило ей сердце, она упала на грязный снег, прижимая к груди затертую Библию.
Павел судорожно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.
«И дажа пиющим от нея, и приемлющим и кропящим ею рабом твоим, применение страстем, оставлением грехов, болезнем исцелением и освобождением от всякого зла, и утверждение же и освещение домом и очищение всякия скверны и навета диавольского отгнание…» – вертелось в голове острым буравчиком.
Болело в висках и тянуло в области желудка, нога сама нажала педаль газа. Священник не знал, куда едет, надо было подумать и избавиться от неприятного состояния оцепенения, за окном мелькали дома, машины, прохожие. Спустя четверть часа Павел припарковался и с усилием отнял от руля руку. «Вести города» разлились по салону приятным женским голосом: «По последним данным, число жертв достигло двух десятков человек, следственные органы уже сделали первое заявление. По их версии, виной всему стал некачественный алкоголь, который люди принесли с собой, невзирая на запрет мэра, что вызвало массовое отравление. По факту случившегося возбуждено уголовное дело. Мы будем держать вас в кур…»
Павел нервно отключил радио и остался в тишине с ноющей болью в голове. Мысли путались, ему так и не удалось привести их в порядок. Звонок мобильника заставил его вздрогнуть.
– Ты где? – Сестра с облегчением вздохнула, услышав родной голос. – Приезжай немедленно! – коротко сказала она, и громкие гудки отчаянно зазвенели в ушах.
Сестра Павла Наталья Третьякова работала в окружном отделении полиции следователем. Из-за службы и постоянных разъездов друзей у нее не было, из родных остался лишь брат. Павел окончил семинарию и принял постриг, после был удостоен сана викарного епископа Православной церкви. Брат и сестра были не слишком близки, но периодически встречались обсудить важные новости и события, когда находили для этого время. Последние годы это удавалось все реже. Наталья сразу набрала номер Павла, как услышала дневные новости.
Она знала, что брат освящал прорубь перед купанием на том ужасном помосте у реки. Территорию опечатали, и на место событий можно было не ехать, чтобы не терять время, все равно не пропустят без специального разрешения. А вот Павел мог многое прояснить. Случившееся уже начало обрастать слухами, будто люди заживо замерзли в воде… Чего только народ не придумает! Но нехорошее предчувствие не отпускало, не зря же опечатали место происшествия и выдвинули нелепую версию об отравлении алкоголем.
Епископ припарковался у дома сестры и вышел на морозный воздух. Ему полегчало. Казалось даже, что произошедшее всего лишь дурной сон, смутно отдающий в памяти страшными воспоминаниями. Павел положил на заднее сиденье митру, рядом аккуратно разложил омофор, саккос, рясу и подрясник, остался в светлых джинсах и сером джемпере из тонкой шерсти. Сильный мороз не волновал священника, тело не чувствовало холода.
Сестра выскочила из подъезда в смешной шапке и наброшенном на плечи старом пуховике, в кроссовках на босу ногу. Наталья достала из кармана фляжку и протянула Павлу. Он жадно сделал несколько глотков.
– Ты же не пьешь? – осторожно спросила Наталья, оттирая бумажной салфеткой плавленый сыр со свитера.
– А ты можешь есть? – Павел взглядом указал на желтые пятна, грязно облепившие мохеровые нитки.
– Да, я же циничная и бездушная сука. Забыл?
Епископ тяжело вздохнул. Вот такая она, его младшая сестра…
– Что за хрень произошла сегодня… Подожди. – Наталья прижала к уху мобильник, отодвинув плотную завесу черных волос. Волосы у нее на самом деле шикарные, как у мамы когда-то. – Третьяко… Да… Поняла, Петр. Еду!