Я за тобой никогда не следила
Шрифт:
– Входи, Наталья. У меня здесь данные с Южного Приволжского федерального округа, в областное УВД было несколько звонков, полагаю, звонков было бы намного больше, но люди не хотят провести остаток жизни в сумасшедшем доме.
Наталья покосилась на картонную папку и взяла миндальный орешек из железной коробочки с надписью «Монпансье».
– Да и зря они, зато жилье там бесплатное! – Она подмигнула и весело рассмеялась. Манера поведения Третьяковой была привычной для Котова, раньше он возмущался, а теперь лишь устало отмахнулся.
– Прекрати есть мои… – Василий Петрович вздрогнул
Наталья виновато потупила взгляд.
– Прости…
– Ладно. На нижней Ахтубе люди видели образы над водой, вроде тумана, но с четкими силуэтами.
– Русалок или белочек, давай конкретнее?
– Людей. – Полковник сказал это так серьезно, что очередная попытка свести все в шутку больно застряла в горле. – Людей. В Волгоградской области сейчас не такой мороз, как у нас, и водоемы отмерзают, вполне возможно, очевидцы могли принять пары воды за образы, но теперь конкретика. Следственная группа подняла архивы за последние пять лет, и среди утопленников числится более тридцати человек.
– Только не говори мне, что все они подходят по описанию.
– Фото в папке. Подожди, мне звонят по защищенной линии. – Котов вышел из кабинета.
Наталья медлила открывать дело, но сделала глубокий вдох и перевернула замурзанный картон скоросшивателя. Фотографии на самом деле были зловещими, словно рисунки горящей палочкой в сумерках у костра. Девушка, еще одна, ребенок… Ей стало плохо.
Она потянулась к мобильному, Павел так и не перезвонил, в ответ на вызов электронный голос равнодушно произнес, что абонент временно недоступен. Вот черт!
В кабинет вернулся озадаченный Котов.
– Делу присвоили более высокий код доступа, Третьякова.
– Твою мать, Котов! А о Крещении ты тоже не станешь говорить? Трупы там были еще более странные, чем на твоей Ахтубе, черт возьми!
Полковник удивленно приподнял брови. Выражение его лица не сулило ничего хорошего. Значит, Третьякова все-таки влезла в это дело без его ведома. Он принял грозный вид и ударил по столу кулаком.
– Я собственноручно уволю Петра, если узнаю, что он без разрешения делится с тобой информацией. Ты меня поняла?
Наталья ехидно усмехнулась. Никого ты не уволишь, господин начальник, ищи еще дураков за копейки в трупах ковыряться. Василий Петрович отлично понял, о чем она думает, и тяжело вздохнул. Тут она права, и не поспоришь.
– Просто передай мне папку. – Он протянул руку.
Наталья вздохнула и нехотя отодвинула скоросшиватель на край стола, в руке у нее остались фотографии. Она легла грудью на столешницу и засунула снимки под свой объемный мохеровый свитер. Еще думала с утра, что надеть, хорошо, что все рубашки в стирке, иначе пришлось бы уходить ни с чем.
– Да забирай, вот дятлы долбаные, а ты позорный лебезятник!
Наталья отдавала себе отчет, что это кража вещественных доказательств, что ставит под угрозу свою репутацию и свободу, но отступить не могла. Она быстро вышла, стараясь не выронить снимки.
На улице девушка облегченно выдохнула, села за руль красной «калины» и бросила фотографии на сиденье. Дело запутывалось и обрастало новыми деталями, отчего-то связывала ужасную трагедию на реке с событиями на юге.
К храму было не подступиться, люди стояли в длинной очереди, все жаждали благословения Господня. Женщины все были в платках или шляпках, очень много прилично одетых мужчин. Трагедия вызвала сильнейшую панику, и все пришли искать успокоения. Будто бы церковь могла дать ответы. Третьякова поежилась и бросилась пробираться сквозь толпу.
Народ толпился в тесном помещении, но никто не ругался, что искренне удивило Наталью.
Она принялась искать брата. Ее взгляд остановился на женщине в льняном платье, которое колом топорщилось из-под облезлой шубы. Босые ноги женщины были в резиновых калошах, а на улице ведь крепкий мороз! К ней жались трое детей, в глазах всего семейства читалось блаженное спокойствие. Наталья съежилась, жутковатые какие-то детки…
Рядом с ними молилась дама в красивой шляпке с вуалью, из-под которой выбивались пряди ярко-рыжих волос. Она смотрела в пол, комкая в руках замшевые тонкие перчатки, и шептала молитвенные слова, глотая слезы. «Ну, мать, вот это ты нагрешила, видать!» – пронеслась у Натальи зарифмованная мысль, и она едва не рассмеялась в голос.
В толпе промелькнуло знакомое лицо. Мужчина из суши-кафе, Сергей Адовцев. Ему что здесь понадобилось? Наконец она увидела брата. Тот стоял в красивом золотом облачении и только начал нараспев службу, как в церкви воцарилась тишина, лишь непонятные слова песней лились вокруг.
После службы люди поочередно подходили за причастием. Павел давал им хлеб и поил с ложки вином, каждый дотрагивался до его руки губами. Выпить бы не помешало, решила Наталья. Только не сладкого кагора с общей ложки, а коньяка. Кружку, а лучше две, бессонная ночь разливалась перед глазами маленькими звездочками и вызывала неприятные ощущения в желудке. Опять она хочет есть. Так и растолстеть немудрено.
Адовцев подошел к Павлу, принял хлеб и вино, после на ухо что-то шепнул. Епископ кивнул и подозвал жестом диакона, чтобы тот его подменил. Мужчины направились к выходу. Наталья испуганно дернулась: куда это Адовцев уводит Павла? Она вспомнила, как он интересовался им в кафе, неприятное предчувствие защекотало в области желудка, и Наталья бросилась пробираться сквозь толпу. Зимние одежды прихожан сильно затрудняли движение, а кричать в такой толпе было бесполезно.
Когда девушка отворила тяжелую дверь храма, в лицо пахнуло морозной прохладой, голова закружилась от хлынувшего в мозг кислорода. Слава богу, свежий воздух! Она стянула с головы шарф и осмотрелась. Народу у церкви собралось еще больше прежнего, очередь тянулась длинной змеей в жилые кварталы, и не было видно ей конца.
Она села в машину и закурила, необходимо было успокоиться и взять себя в руки, сигарета только мешала. Черт! Третьякова выбросила вонючий окурок в окно и стала рыться в сумочке. Этот необъемный серый баул едва можно было назвать сумочкой, но зато в ней очень многое умещалось, она нашла наконец салфетку с номером телефона Адовцева.