Я забуду тебя завтра...
Шрифт:
— Это мазь от ссадин и синяков, — сказал он, явно имея в виду тюбик, а затем положил на тумбочку ещё несколько таблеток, — а это выпьешь перед сном. Здесь обезболивающие, успокоительные и витамины. Утром примешь вот эту таблетку.
Он поднял какую-то голубую пилюлю, показывая мне, и положил рядом, а затем двинул к шкафу напротив кровати. Вернее это была стенка с кучей полочек и двумя шкафами, между которыми встроена огромная плазма. Из одного он достал белую футболку и шорты и кинул мне, а из второй черную водолазку. Когда он снял с себя грязную кофту, я чуть не ахнула. По всей спине было просто огромное количество шрамов и следов от ожогов, и, кажется, даже кусок кожи
Под шеей по самому центру был нарисован перевёрнутый крест. От него шли пылающие или еле тронутые пламенем перья, которые падали, начиная с рёбер, и полностью истлевали на уровне ремня. Всё это было нарисовано лишь на одной стороне, тогда как вторая была абсолютно чиста, словно разорвали лист бумаги. Я настолько увлеклась, что и не заметила как он повернулся ко мне боком, но почему-то молчал.
Грешник не был типичным представителем мужского пола. Выступая на сцене я видела сотни мужчин самой разной внешности и никто из них не был так ужасен и хорошо одновременно. Высок и жилист, но под светлой кожей бугрятся крепкие мышцы. И манера движений у него была сухая какая-то, безэмоциональная. Словно сама Смерть передо мной.
Но больше меня пугала реакция моего собственного тела на него. Этот Грешник не был мне противен, а даже наоборот. Мне нравилось то, что я видела. И это не нормально.
Когда ткань скользнула по его спине, скрывая от меня уродства, я отвернулась в сторону. Он пленил меня точно так же как Кубрынин. Да, условия намного лучше, но сути это не меняет!
— Можно мне смотреть телевизор? — тихо и запинаясь на каждом слове спросила я, боясь поднять на него взгляд.
Я кожей чувствовала его взгляд. Мне даже не нужно было поворачивать к нему головы, чтобы понять, что его взгляд устремлён на меня. Это было подобно жару от костра. Кожу словно жгло на щеке и шее, заставляя краснеть от воспоминаний о его пальцах во мне и на мне и моей реакции на это. Но он ничего не ответил. Только кинул пульт в придачу к тюбику с мазью и вышел, прихватив с собой саквояж и пальто. Лишь когда дверь за ним плотно закрылась, я смогла расслабиться и выдохнуть. Боже. Ощущение, будто только что была заперта с удавом в клетке. Я вздрогнула, и кожа покрылась мурашками от понимания, что ждут меня не очень лёгкие времена. Гораздо проще ненавидеть того, кто противен, чем того, кто вдруг разбудил в тебе странные ощущения. Но сейчас я могла подумать и о другом.
Голова разрывалась от огромного количества вопросов, на которые у меня не было ответов. Где я? Искали ли меня родители и ищут ли до сих пор? Смогу ли я с ними связаться, если буду себя вести спокойно? Отпустит ли меня Грешник, когда я вспомню про чемодан, а если не я его взяла, что тогда будет? И не врал ли он про связи, которые могло принести моё возвращение домой им или это для того, чтобы втереться в доверие?
На последнем вопросе покачала головой, закатывая глаза к потолку. Ага. В доверие втереться. Хотел бы, не тащил бы меня через парковку, как дикое животное.
Бездумно смотря на кучу таблеток и пилюлю, я пыталась успокоиться, но слёзы сами текли по лицу. Я никогда не была сильной. Отец защищал меня от всего и вся кучей нянек и охранников, а мама занималась моим будущим. Я ни разу в жизни даже коленки не поранила.
Велосипеды? Ролики? Я не знала что это такое, потому что для девочки это, видите ли, опасно. Но сейчас я отлично понимала, что во мне изменилось многое. Та малышка-одуванчик умерла в один из дней прошедших трёх месяцев,
Но самое страшное, что стоило мне оказаться в тишине, как я снова услышала смех тех людей. Они смеялись надо мной. Не насмехались, нет. Они смеялись над моей беззащитностью. И голос старого импотента разрывал этот смех надвое.
«Танцуй, дрянь, или будешь дрыгаться без одежды и под моими парнями».
И я танцевала. Несмотря на боль в ногах, страх и желание умереть. А когда все заканчивалось и приходил Кубрынин, терпела его толстые пальцы на моём теле. Терпела и лелеяла надежду, что однажды их отрежу с особым удовольствием.
Я вспомнила момент нападения на особняк. Он снова ко мне пришёл, но не успел ничего сделать. Спустился один из его людей и сказал, что какой-то Климов вырубил систему безопасности. Толстяк выбежал, не прикрыв за собой дверь и я кинулась к ней, успевая подставить пальцы. Было больно. Очень больно, но это последнее, что я помнила.
Единственно, что меня радовало в нынешнем положении, это что Грешник не имеет дел с толстяком. Возможно, они даже враждуют, раз ему нужен чемодан, который был в особняке Кубрынина, ведь только там я могла что-то взять. Вопрос только брала ли я его?
Я зажмурилась, напрягая память, но перед глазами мелькали лишь разноцветные круги, выстрелы и чужие крики. Когда же я очнулась вне территории особняка, то видела как он пылал огнём и радовалась этому, вдыхая свежий воздух и лёгкий запах пожара.
Может, я действительно не достойна нормальной жизни, раз радовалась чужим смертям сейчас, но мысль, что в том пожаре сгорели все те ублюдки, немного радовала. Нет, Кубрынин жив, я в этом уверена. Не знаю кто на него напал, но раз это осмелились сделать, значит, у них достаточно средств и власти, чтобы быть готовыми к последствиям. И я действительно была готова молиться, чтобы у них вышло покончить с этим мерзавцем. Такие люди не должны существовать.
Сползая с шелкового покрывала цвета кофе с молоком, я собрала в ладошку пять таблеток, которые должна была выпить сейчас. Спустив ноги на пол, попыталась встать, но резкая боль пронзила подошву, заставляя снова упасть обратно. В поисках наименее болезненного положения ступней, встала на внешних рёбрах и, наконец, огляделась вокруг. Этот подвал отличался от моей прошлой камеры, но даже небольшая обжитость здесь наводила неприятные чувства. Слишком уж все сухо и даже стерильно… Как и хозяин жилья. Ничего лишнего, но Грешник явно тут живёт или проводит некоторое время. Получается, он и явиться может в любой момент, и расслабляться нельзя? Что ж. Не привыкать. Остается только надеяться, что он выполнит свою часть уговора и отпустит меня, когда я вспомню где это чёртов чемодан!
Глава 4
Выпив горсть таблеток, я вернулась обратно и более внимательно осмотрелась вокруг. Здесь не было окон, лишь по две вентиляции на каждую комнату. В просторной спальне справа от входа стояла кровать как у меня дома, но больших размеров. У таких не было ножек, что мне нравилось, потому что уменьшало вероятность удариться мизинцем. По бокам кровати стояли две тумбочки, а сверху висело большое круглое зеркало выпуклой формы и пара квадратных бра почти молочного цвета.