Я захватываю замок
Шрифт:
Саймон.
Удивительно теперь вспоминать, но я ничуть ему не обрадовалась! Мне так хотелось, чтобы на его месте оказался Нейл… если уж кому-то суждено было явиться, когда я приступила к ритуалу. Тут любой счел бы взрослую девушку «сознательно наивной».
Мы пожали руки; я собиралась быстро проводить его в дом, но он вдруг поднял глаза на костер и воскликнул:
— Совсем забыл! Сегодня же канун дня летнего солнцестояния! Роуз рассказывала о ваших забавах. Красивая гирлянда…
И как-то само собой получилось, что мы вместе зашагали
Саймон приехал на встречу с агентом, просидел с ним за работой весь день.
— А потом решил заглянуть в замок. Повидать вас и вашего отца… Кстати, где он? В доме полная темнота.
Я объяснила, что отец уехал в Лондон; возможно, остановился в квартире миссис Коттон.
— Тогда ему придется спать в моей комнате. Мы там друг у друга на головах сидим. Великолепное пламя!
Мы устроились перед костром. Интересно, насколько подробно Роуз описала ему наши ритуалы? Может, дело ограничилось рассказом о разжигании огня?
Коттон уставился на корзинку.
— Как Роуз? — быстро спросила я, чтобы отвлечь его внимание.
— Превосходно. Да, чуть не забыл — передает вам привет. И Топаз тоже. Так это и есть портвейн викария, о котором говорила Роуз? — осведомился он, указывая на торчащее из корзины горлышко аптечной склянки.
— Да. Он каждый год мне немножко отливает, — ужасно смутившись, ответила я.
— Мы его выпьем или совершим возлияние?
— Мы?
— Да. Я тоже собираюсь праздновать. Как представитель Роуз, пусть она и считает, что для этого слишком взрослая.
От моего смущения вдруг не осталось и следа. Саймон явно принадлежал к числу немногих, для кого праздник летнего солнцестояния — романтика, связь с прошлым… и, возможно, шаг навстречу мечте укорениться в английской почве.
— Хорошо, — согласилась я и открыла корзинку. — Думаю, праздник удастся на славу.
Коттон наблюдал за мной с большим интересом.
— Надо же! Роуз не говорила мне о пакетике с приправой. Для чего она?
— Защита от злых чар. Мы ее жжем. Конечно, травы нужно покупать не в магазине, а собирать самим при свете луны, но я не знаю, где искать растения с хорошим запахом.
Саймон предложил мне впредь собирать их на огороде в Скоутни.
— Травы будут только благодарны. В салатах их все равно не едят. А это что за белая штука?
— Соль. Отводит несчастья. И меняет цвет пламени с алого на голубой. Очень красиво.
— А с кексом что делаете?
— Показываем его костру, потом едим, запиваем вином… Несколько капель портвейна роняем в огонь.
— И потом танцуете вокруг костра?
Я ответила, что уже большая для плясок.
— Ничего подобного! — с улыбкой возразил он. — Я вот с удовольствием потанцую.
О сопутствующих ритуалу четверостишиях я говорить не стала, потому что сочинила их еще в девять лет. Ужасно дурацкие!
Пламя начало стихать; чтобы поддержать великолепие костра, нужно было подбросить дров. К счастью, в башне с тех времен, когда
У подножия лестницы он замер и, задрав голову, уставился на чернеющую в небесах макушку башни.
— Сколько в ней? По-моему, не меньше семидесяти-восьмидесяти футов, точно.
— Шестьдесят, — ответила я. — Башня кажется такой высокой, потому что рядом нет других строений.
— Как-то я видел картину под названием «Башня колдуна». Вот ее она мне и напоминает. А наверх забраться можно?
— Томас несколько лет назад забирался. Это и тогда было очень опасно, а с тех пор верхние ступени еще сильнее осыпались. В любом случае, с вершины выйти некуда. Крыша обрушилась сотни лет назад. Идемте, сами увидите.
Мы поднялись по внешней длинной лестнице ко входу, затем спустились внутрь. Круг неба в каменном окаеме все еще отливал бледно-синим, хотя звезды уже зажглись. А снаружи мы почему-то не видели ни единой звезды.
В открытую дверь струился тусклый свет, так что Саймон смог немного оглядеться. Я показала ему скрытые за выступом нижние ступени винтовой лестницы (там я, кстати, прячу дневник). Он спросил меня, что находится под аркой в противоположном выступе.
— Уже ничего. А прежде был… клозет. — На самом деле следовало бы назвать это помещение уборной или отхожим местом, но слово «клозет» показалось мне более приличным.
— Сколько этажей было в башне?
— Три: входной этаж, зал этажом выше и темница этажом ниже. На лестнице видны места переходов.
— Представляю, как они любили попировать под клацанье кандалов!
Я возразила, что пировали они скорее всего в другом месте: замок Вильмотт в дни процветания явно был намного больше, хотя иных следов от него не осталось.
— А это, по-моему, просто сторожевая башня. Аккуратней, не врежьтесь в кровать.
Двуспальная — довольно необычная — кровать стояла здесь, похоже, с незапамятных времен и давно превратилась в груду ржавого железа; мы нашли ее, когда обосновались в замке. Отец собирался кровать выкинуть, но, заметив тянувшиеся сквозь металлические кольца к небу полевые цветы, буквально в нее влюбился. Нам с Роуз нравилось на ней сидеть; мать всегда нас за это ругала, потому что на белых трусиках отпечатывались ржавые круги от пружин.
— Сюрреализм в чистом виде! — со смехом воскликнул Саймон. — Почему по всей стране разбросано столько бесхозных железных кроватей? Уму непостижимо!
— Просто они живучие, — предположила я, — а прочий мусор разлагается.
— Какая же вы рассудительная! Мне такое и в голову не приходило. — Он замолчал, вглядываясь в сумрачные высоты башни.
Через звездный круг пронеслась запоздалая птица и нырнула в гнездо, свитое где-то наверху в стрельчатой смотровой щели.
— Представляете?.. Представляете, что чувствовали люди, которые здесь жили? — наконец проговорил Коттон.