Я зарекалась любить
Шрифт:
– Это было потрясающе, - я не могла скрыть эмоций, как маленькая девочка, я заламывала руки от охвативших меня впечатлений, - и еще я никогда не видела таких известных актеров. То есть я один раз видела Ивана Урганта, но здесь такая солидная школа: Максим Леонидов, Борис Смолкин… А кто играл главную роль?
– Светлана Вильгельм-Плащевская - она театральная актриса, насколько я знаю, - ответил Иван.
– Играла она превосходно, столько энергии, столько чувств… и голос у нее очень красивый, и сама она очень красивая, - я схватилась ладонями за раскрасневшиеся щеки, - ой, у меня проблемы с построением предложения, - слишком много эмоций.
Иван
– Ты очень красивая, когда волнуешься.
Я облизала пересохшие губы, ужасно захотелось его поцеловать, словами я уже не могла выразить свои чувства, передать ему благодарность за этот чудесный вечер, за эти открытия в моей душе, за то, что он рядом со мной сейчас, помогает мне надеть жакет, заботливо обматывает меня шарфом и обнимает за плечи, защищая от случайных столкновений в толпе выходящих из театра людей. И если бы не окружающие, я бы впилась в его горячие грубоватые губы самым страстным поцелуем, на который я была бы способна, чтобы сказать ему, насколько я счастлива.
Я схожу с ума по этому человеку, я хочу быть только с ним, дышать с ним одним воздухом, ходить рядом по одной земле. Я хочу покупать с ним продукты, выбирать ему одежду, каждый год ездить с ним на море, рожать от него детей. Да! Я хочу детей! Я хочу прожить с ним долгую, счастливую жизнь! И умереть с ним в старости в один день.
Я хотела признаться ему в любви, и мне было наплевать на свою гордость и предубеждения, что девушка не должна первая говорить о чувствах. Мою душу разрывало от избытка эмоций, только нужно было остаться с ним наедине. Чтобы никто-никто нас не слышал. Его машина была припаркована в нескольких кварталах от театра, быстрым шагом я поспешила туда.
– Куда ты так спешишь? – Иван был позади меня. Я резко развернулась и сказала:
– Я хочу тебе кое-что сказать, но только в машине, - « Я словно маленькая девочка», - ухмыльнулась я сама своему поведению. Я взяла его за руку и потянула в сторону пешеходного перехода, мои каблуки отдавались быстрым цоканьем по мостовой. Я спешила.
Боковым зрением я разглядела какое- то темное пятно, слишком быстро приближающееся, чтобы оказаться не смертоносным. Далее все происходило как в тумане. Я лишь услышала громкий крик Ивана с моим именем, который так и повис в холодном воздухе ночного Питера, отдаваясь бесконечным эхом в моей голове. В следующее мгновение я уже лежала на тротуаре, до моего слуха донесся свист тормозов, удар о металл и звон разбитого стекла. Я попыталась приподняться на локтях, судорожно убирая волосы с лица, чтобы понять, что случилось. А произошло, действительно, нечто ужасное. То, что в конечном итоге перевернуло всю мою жизнь, заставляя пожалеть миллионы раз о своей беспечной невнимательности. Иван оттолкнул меня. Спас. А я сидела на асфальте, туго соображая и осматриваясь по сторонам. В конце концов, мой взгляд нашел его, а мое сердце готово было остановиться. Он лежал. Лежал и не шевелился. Его искореженная поза казалась слишком неестесственной, чтобы принадлежать здоровому человеку. Он лежал в нескольких метрах от меня. Поднимаясь на ватные ноги, не сводя от него глаз, медленно, словно во сне, направилась в его сторону.
«Этого не может быть. Этого не может быть» - говорила я, шевеля одними губами. Его глаза были закрыты, а под головой быстро растекалась лужа крови. Я понимала, что надо попробовать найти пульс и остановить кровотечение, но не могла сдвинуться с места. Зубы стучали от сильной дрожи. Я упала перед ним на колени и начала раскачиваться из стороны в сторону, без остановки шепча его имя: «Ваня. Ванечка. Не умирай». Я не могла даже оказать первую помощь.
« Это неправда. Этого не может быть».
Вокруг
– Отойдите, я врач, - резко сказал мужчина, нащупывая слабо пульсирующую жилку. Я отползла на два шага назад, но из виду Ивана не теряла. – Живой. Кто- нибудь уже вызвал скорую? – мужчина уже обратился к толпе, откуда был слышен утвердительный ответ.
– Нужно остановить кровь, - врач быстро посмотрел на меня, - дайте ваш шарф.
Я трясущимися руками начала стягивать с шеи лоскут шелковой ткани, но он лишь затягивался на мне тугой петлей. Кто- то помог мне высвободиться и протянул шарф врачу.
Я стеклянными глазами продолжала смотреть на окровавленное тело своего любимого человека и мечтала то проснуться, то, наоборот, уснуть, чтобы не видеть этого. Меня трясло. Меня трясло крупной дрожью. Зубы стучали, я не моргая смотрела на Ивана, как будто, если хотя бы на секунду закрою глаза, он умрет.
– Он… Он выживет? – я бы не узнала свой голос со стороны. Хриплый, испуганный, он словно не мне принадлежал.
Я понимала, что глупо задавать вопросы, мне никто не может дать гарантий, остается лишь надежда. Тонкая ниточка надежды, за которую цепляется мое затуманенное сознание.
У меня полились слезы из глаз, когда незнакомец молча начал перевязывать голову Вани, а тот все не приходил в сознание. Он лежал, словно сломанная кукла, раскинув руки в сторону.
– Его нельзя трогать до приезда скорой. Есть переломы, – жалкий взгляд врача коснулся моего лица, я посмотрела на него, но он сразу отвел глаза.
Я не знала, сколько времени прошло прежде, чем приехала скорая. Я не знала, где та машина, что сбила его и где тот водитель. Я могла только смотреть на Ивана и молиться. Молиться всем Святым и Богам и высшим силам, чтобы он остался жив. Чтобы он открыл глаза и произнес мое имя нежно и ласково, как мог говорить только он. Чтобы он коснулся меня своей горячей рукой и улыбнулся. Чтобы снова увидеть две ямочки на его прекрасном лице падшего ангела. Чтобы обнять его и сказать, как сильно я его люблю. Но он лежал. Лежал и не двигался, и не приходил в себя. Мне было уже трудно услышать его дыхание, и я с ужасом понимала, что он может умереть в любую минуту.
***
Я стояла перед небольшой часовенкой, скромно спрятанной в березовой роще небольшого парка недалеко от моего дома.
Солнечный свет, отражающийся от куполов, резал мне глаза, непроизвольно хотелось склонить голову. Я не знала, что я здесь делаю, но больше некуда было идти. Церковь была моей последней инстанцией. Иван не приходил в сознание больше четырех суток. Кома. Это ужасное слово из четырех букв пугало своей неизвестностью. Придет ли он в себя? По произведенным исследованиям, у него была черепно- мозговая травма, перелом большой берцовой кости, многочисленные ссадины и ушибы, но самое страшное- был поврежден позвоночник в районе шестого и седьмого позвонка. Последствия в полной мере можно было оценить, лишь когда он придет в сознание.. А сознание к нему не возвращалось.
Я с большим усилием отворила тяжелую дверь. Резкий скрип ранил мои уши, отпугивая. Я не решалась зайти. Я чувствовала себя лицемеркой. Если бы рядом с моим домом находилась мечеть или буддийский храм, я бы пошла и туда тоже. Я готова молить всем Богам, лишь бы мой любимый остался жить.
Иван все это время лежал в реанимации, куда было запрещено входить практически всем, кроме врачей и самых близких родственников. Однажды мне удалось проскользнуть в это белое, почти стерильное помещение, когда постовая реанимационная сестра вышла на пять минут.