Я знал его
Шрифт:
– И как давно это было?
– Боже, то время в памяти ещё размыто, понимаете? Думаю... около десяти лет назад. Да, сейчас мне двадцать четыре. Или двадцать шесть. Смотря как считать. Всё ещё... Боже. Всё ещё жутко слишком много об этом думать. А? О... нет... моя сестра ещё не вернулась. Нет, всё в порядке. То есть, глупо говорить это, но если она сейчас вместе с мамой, то... Не знаю. Может, она счастлива. Мне нравится так об этом думать.
– Вы ходите к кому-нибудь? В профессиональном смысле, разумеется.
– Конечно, как и все мы.
–
Мужчина поднялся с места, его колени слегка подрагивали, на лице выступил пот. Он повернулся к опрашивавшей его женщине и усмехнулся.
– Ага, правительство. То, что от него осталось. Простите, не хотел вас обидеть.
– Не обидели.
– Хорошо, - сказал мужчина.
– Ну тогда увидимся позже. То есть... ну, я никогда особо не говорил об этом, не в деталях, и стоило мне начать... оно как-то само понеслось. Простите, что обременил вас этим.
– Не волнуйтесь. Это моя работа.
– Ваша работа? Ваша работа - это выслушивать выживших? Боже... простите.
Женщина тоже поднялась с места, покачав головой.
– Не надо извиняться. На самом деле я нахожу её интересной.
Это, казалось, сбило мужчину с толку. Он вздрогнул и пошёл к двери.
– Ага, ну до свидания тогда.
– До свидания. Спасибо за вашу помощь в этом деле.
– Ага.
Дверь закрылась. Мир затих. Она закрыла глаза и мир стал тёмным.
***
Это интервью было последним на сегодня и Кирисима Мана была этому рада. Ежедневно разговаривать по восемь часов с пережившими Удар было утомительно. Словно их слова высасывали из неё силу. Все срывы, что она видела, все слёзы, гнев, растерянность, раздражение, унижение, всё в конце дня смешивалось, каждое лицо становилось неотличимым от другого, каждая история звучала как предыдущая. Она знала, что не подходила для роли пассивного слушателя, но после Третьего Удара появилась отчаянная нужда в чутких ушах. Не только для правительства, собирающего вместе факты о том, что привело к катастрофе, но и для умов и душ вернувшихся. Мана понимала, что её целью было не облегчение страданий, не лечение боли, а сбор информации. Для правительства поспешно полученный ею диплом психолога был лишь средством достижения цели.
Мана вздохнула, запирая офис на ночь и разминая плечи, чтобы разогнать скопившуюся усталость. Она направилась к выходу из госпиталя, проходя мимо докторов и санитаров. Хоть и построенное когда-то для лечения тела, это здание теперь было предназначено для лечения духа. Как и большинство оставшихся на Земле больниц.
Как и любое место на Земле, где люди могли выслушать друг друга.
Она прошла мимо медсестры на приёмной. Между женщинами, каждый день видящими разный лик ужаса, выработалось взаимопонимание. Не то чтобы она особо нравилась Мане, но с подчинёнными лучше всего выстраивать хорошие отношения. Никаких плевков в утреннем кофе, спасибо.
– Спокойной ночи, доктор Кирисима.
– Спокойной ночи, Михо.
Машина счастливо поджидала её на стоянке, освещённая ярким флуоресцентным светом. Около лампы порхала пара мотыльков. Её машина была не особо быстрой, уникальной или дорогой - лишь средство передвижения между работой и домом. И на выходных к любимому ресторанчику с видом на реку.
Она завела двигатель и включила радио. Она осторожно избегала любых ток-шоу или новостных передач. Дезинформация лишь раздражала её, только напоминала, что, несмотря на её звание, от неё так много скрывали. Идти против командиров было плохим решением. В наше страшное время люди исчезают с лёгкостью.
Поездка от базы до дома занимала примерно восемнадцать минут, если попасть в "зелёную волну" и не вляпаться в отрыжку идущего в город трафика. Вид светящихся огоньков зданий всегда заставлял её слегка трепетать - приятное отличие от того, что встречало её при возвращении оттуда. Чернота. Полная чернота, тёмная настолько, что даже луна не могла осветить ничего перед носом. Полная чернота, и лишь крики составляли ей компанию. Эта ночь была тёмной. В такое время она радовалась тому, что жила в одиночестве. Она никогда не призналась бы никому, что спала со включённым светом. Он делал кошмары менее парализующими после пробуждения в холодном поту.
Она жила в небольшом двухэтажном комплексе в пригороде Киото к северу от военной базы. Она не шумела, хоть и имела привычку фальшиво петь в душе, не приглашала домой странных мужчин и всегда вовремя платила за аренду. Все эти факторы несомненно помогли ей, когда остальные квартиросъёмщики узнали, что она была военнослужащей. Несмотря на оскорбления и угрозы, Мана не съехала, а домовладельцы её поддержали. Правда, несколько человек уехали, но хорошее жильё тяжело найти и поэтому большинство осталось. Они научились проглатывать свою гордость.
Мана подъехала к комплексу как раз когда закончилась очень хорошая поп-песня. Она ещё напевала её себе под нос, вытаскивая ключи. Когда она выходила из машины, мимо прошли два молодых парня, прокомментировав её форму и плюнув рядом с ней. Мана не испугалась и не ответила, поняв, что двое детей слишком трусливы, чтобы на самом деле тронуть её, а знакомый вес оружия под левой рукой заставил почувствовать себя неуязвимой. Она закрыла дверь и поднялась в свою квартиру, не пропуская ни ступеньки.
Демонстрируемое гражданскими презрение по поводу места работы давно перестало её волновать. Она тихо усмехнулась, вспомнив перепуганные лица сослуживцев, узнавших, что она живёт в городе, подвергая себя риску со стороны простых людей. Они хотели переселить её в казармы на базе, почти умоляли её, но Мана не собиралась жертвовать своим образом жизни из-за кучки неблагодарных щенков. Пока что с ней не произошло ничего плохого и она была уверена, что и не произойдёт.
– Я дома, - поприветствовала она пустую квартиру и быстро включила свет.