Я знаю всё о Смысле жизни, или Записки привратника
Шрифт:
Видимо поэтому мои школьные сочинения отличались спартанской краткостью; однако, и талантливость их оценивалась обычно на 3 с плюсом не более. И это, помню, сильно огорчало Михаила Ивановича, поскольку, рядом с пятерками по остальным предметам, эта тройка по литературе выглядела – литературно выражаясь – диссонансом. Ну, что ж… «Всякая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от неё засоряется». (Это не я сказал – это глубокие мысли Козьмы Пруткова).
Кажется, я начал «растекаться мыслию по древам», а ведь хотел лишь написать, что сомнения мои – записать ли свои мысли или выбросить их из головы – долго меня одолевали, пока не развеял их пример Владимира Мономаха. Помню: он
Вот и я решил прилепиться к его славе и написать свое поучение. А чего мелочиться? Как говаривал Виктор Федорович (Черномырдин): «Если уж делать, так по-большому».
Итак, взялся за гуж – и поехали…
Вступление
«Где начало того конца, которым оканчивается начало?»
Да простят и не поймут меня неправильно друзья мои, кои сподобятся читать это эссе, но если я собираюсь ответить на вопрос в чем смысл жизни, то начать лучше с… нет, не с конца, а с себя. (Тексту полезно, а мне приятно).
Итак, как и у любого другого человека, основной параметр личности – возраст. В моем случае его можно смело измерить песочными часами в том самом смысле, как он был отражен в 90-м афоризме К. Пруткова, то есть содержимым этих часов.
Вообще, ни одна вещь в мире, пожалуй, не содержит такого противоречия между своей формой и содержанием, как песочные часы. Если форма их – это молодость, экспрессия, вызывающая в воображении узкую талию и высокую грудь, то содержание – песок – вызывает в памяти лишь афоризм: «Иного прогуливающегося старца смело уподоблю песочным часам».
Сколько себя помню в возрасте совершеннолетнем – лучшие воспоминания того времени связаны с горами. Попав под их очарование однажды, получаешь зависимость на всю жизнь. И ты беззащитен; ты подхватишь бациллу стадного образа жизни, называемого горным туризмом, и станешь источником заражения для других. (Немногих, болезнь которых не успела стать хронической, правда, удалось излечить. Но это были жертвы обвиняемых по «делу жён-врачей – специалистов по «горной болезни»).
Мои первые походы были в Краснодарских предгорьях. Потом – дальше и выше. И руководил всем этим безобразием – живая легенда для тех, кто с ним знаком – Петр Иванович Быковский. Но не буду здесь поминать его всуе, ибо он заслуживает отдельного рукописного памятника.
Но только добравшись до Эльбруса, попав при этом под влияние лучшего в мире знатока бесконечного числа анекдотов – В. В. Подтелкова, для которого ежегодные паломничества в горы – ритуал (его бабушка-казачка говорила: «Васыль на Эльбрус ходэ як я до церкви»); добравшись до вечных снегов Эльбруса я стал искателем ответов на вечные вопросы типа: «а на хрена мне это надо?» или по-другому: «а в чем, собственно, смысл жизни?». Но не потому, что кристально чистый разреженный воздух очищает ауру и раскрывает чакры, и не потому, что ты на много километров ближе к богу, чем все земные – а тем более глубоководные – животные. Хотя и это истинная правда. Дело в другом и все проще.
Восхождение немного отличается от того, что мы делаем в повседневности.
В обычной нашей домашней жизни голова вынуждена заниматься решением рутинных житейских задач: заплатить налоги; забрать жену с работы домой; вынести ведро с мусором, наоборот, из дома. Или, например, когда едешь на машине на работу, то голова постоянно занята ямами на дороге, сигналами светофоров, дорожными знаками, узкими талиями и другими
Другое дело – восхождение. Это неспешное и несуетное занятие, длящееся иногда весь день, (бывает и с малой долей ночи). Часто оно совершается на автопилоте, когда идёшь в связке, закрыв глаза, а то и дремая на ходу. Ну, а если не спится, или ты идешь в полудреме, то при такой скорости, когда каждый шаг равен длине ступни и трем вдохам, ты невольно станешь философом, ибо мозги за невостребованностью станут сами по себе искать на этих неведомых дорожках мелькающих мыслей следы невиданных вопросов. В этом состоянии не всегда «сон разума рождает чудовищ». Иногда совсем наоборот. Это состояние похоже на детский калейдоскоп: некоторое скудное количество цветных камней создает при вращении бесконечное количество прекрасных мозаик. Так и некоторое количество скудных мыслей при достаточном их перетряхивании создают иногда любопытные вопросы. Вопрос о смысле жизни показался мне хотя и таинственным в своей неопределенности, но достаточно светлым и красивым и часто всплывал потом в повседневности. Много времени спустя я нашел на него ответ. Но постановка вопроса состоялась именно на восхождениях.
Беспокойное свойство человеческой натуры заключается в том, что однажды возникший вопрос будет цепляться потом словно кроха к отцу с вопросом «что такое хорошо, и что такое плохо…». И есть одна возможность отмазаться от него – это придумать ответ, по возможности похожий на научный.
И я его придумал.
С учетом моего технического образования ожидать от меня высокофилософских мыслей, а тем более открытий, не приходится. Не став успешным изучателем философии, я стал чистым прагматиком, когда в перерывах между походами стал осваивать утренние пробежки не только как повод для радости, но и как удобный инструмент познания, которым я пользуюсь, когда надо «отмазаться» от назойливых проблем или вопросов. Бег стал тем инструментом, который тасует мысли словно шулер колоду карт, пока, наконец, не выскочит джокер. Ему благодаря я могу теперь смело побазарить на тему практической пользы от знания цели и смысла жизни.
Вообще, бег – это очень благотворная штука, оказывается. Почти панацея. Но не буду говорить о нем вскользь. Лучше чуть позже спою ему осанну, если будет кому слушать мое пение. Ибо он заслуживает отдельного разговора.
Но об этом в следующей части. А сейчас – время позднее и пора вернуться к нашим баранам, пересчитать их – и спать.
Ода бегу
«Хуже бега лучше нет».
Я только что закончил утреннюю пробежку и теперь самое время выполнить обещание и пропеть эпиталаму своему помощнику в море житейском; другу, который всегда со мной – бегу.
Изо всех своих бытовых навыков наиважнейшими, приобретенными за 65 лет неустанных поисков инструмента для разрешения неразрешимых проблем и решения нерешаемых вопросов, я считаю два:
– ранний утренний сон; вернее время, когда я уже проснулся, но еще не открыл глаза и когда решаются проблемы наилучшим образом и
– бег трусцой.
Если мне не удается разрешить какой-либо вопрос теории в состоянии дремы, то я включаю турборежим – бег, как инструмент познания.
Если у вас появится желание испытать короткий миг счастья в минуты, когда «и скучно, и грустно и некого в карты надуть», то не обязательно идти к холодильнику за баночкой холодного пива или «надеждою себя согревая, покупать цветов целый ворох». Попробуйте пробежаться трусцой навстречу утреннему солнцу с полузакрытыми глазами. Это должно понравиться. Особенно вам.)))