Я знаю все твои мысли
Шрифт:
Гид думает о Даниэль. Но он не скучает по ней. Он знает, что рассказал ребятам лишь о происшествии с трусиками, но так и не поведал им о том, как трусики оказались у него. Как провожая его, специально одевшись для такого случая в сексуальные шортики и коротенькую маечку, Даниэль сказала ему: «Ты, наверное, слишком огорчен, чтобы плакать». А он ответил «да». Тогда он мог думать лишь о том, что сейчас сядет в машину и уедет с Кристмас-Парк-Драйв, чтобы никогда больше не вернуться. Даниэль опустилась на колени и стала искать что-то в черной вельветовой сумке (фу, безвкусица), а Гидеон тем временем (почему
— Не открывай, пока не приедешь в школу, — сказала она.
Не то чтобы Даниэль не нравилась Гиду. Она ему очень нравится. И дело не в том, что он не романтик. Я все пытаюсь показать, какой он романтичный. В этом вся и проблема. Он подозревает, что есть на свете девушка, которая подходит ему гораздо больше Даниэль Рогал. Он даже думает, что и для нее найдется более подходящий парень. И сейчас, в темной тихой комнате 302 общежития «Проктор» он начинает все понимать, но вздрагивает не от холода, а от осознания реальности.
Даниэль правда была милой. Но откуда он знает, что ждет его впереди? Ведь он в жизни ничего не видел, кроме Флориды.
Он все еще не пришел в себя после двойной бомбардировки — замечаний Николаса насчет того, что с ним никто не захочет общаться, и предложения найти девушку «в своей весовой категории». В мечтах Гида в него влюбляются модели из рекламы купальников, по- тому что между ними возникает мистическое взаимопонимание. А это пари подтвердило то, чего он всегда боялся. Любовь — это игра. В ней есть победители и проигравшие.
Разумеется, напоминает он себе, если бы он был полным неудачником, никто бы на него не поставил. Никто вообще не обратил бы на него внимания.
Эта мысль достаточно утешительна, чтобы Гид, а с ним и я, погрузился в сон.
Через каких-то три часа он просыпается оттого, что его кто-то трясет. Стена сна еще так прочно отделяет его от реальности, что даже простое действие — открыть глаза — кажется утомительным, точно он прорывается наверх сквозь утоптанную землю. Сверху на него смотрит Каллен:
— Какого черта? — На часах 1:10. Гид на пальцах одной руки мог бы пересчитать те дни в своей жизни, когда он ложился позднее половины двенадцатого.
— Сейчас будет 1:11, загадай желание, — говорит Каллен. Если он и заметил на удивление недовольный тон Гидеона, то не подал виду. — Вот что желаю я. Я хочу через пятнадцать минут сидеть в девчоночьей общаге со своими добрым приятелем Николасом и Гидеоном Рейберном, который, возможно, тоже станет моим добрым приятелем, а возможно, и нет. И чтобы все мы были под кайфом и пили дорогое вино.
За окном их комнаты стоит сахарный клен, и одна из низких крепких веток тянется к окну под небольшим уклоном. Гидеон смотрит, как Николас карабкается по уступу. Придерживаясь для опоры за раму, он вытягивает одну ногу и уверенно ставит ее на ветку. Затем, одним быстрым движением, он переносит весь свой вес за окно, ставит на ветку другую ногу и хватается рукой за веточку поменьше, слишком тонкую, как кажется Гиду. Гид мысленно взвешивает, что хуже: сломать ногу или оказаться трусом. Ночью в кампусе красиво: застывшие, величественные здания, лужайки и деревья, изумрудно-зеленые даже в темноте. Дрожа от предвкушения и страха, он вылезает на уступ и, прокручивая в
голове движения Николаса, в точности их копирует.
Общежитие «Уайт» удивительно близко. К тому же, освещение в кампусе установлено таким образом, что от угла «Проктора» до дерева между общежитиями темный отрезок. Черный ход в общежитии девчонок оставлен открытым.
В подготовительной школе много правил. Но тут учится немало хитрых, озабоченных, злоупотребляющих запрещенными веществами студентов, которые ищут способы их обойти.
Они на цыпочках идут по коридорам. Каллен жестом приказывает Гиду пригнуться.
— Квартира миссис Геллер, — шепчет он.
Миссис Геллер… ассистент директора. Ее имя на всех письмах, полученных им из школы. Просто невероятно, что это реально существующий человек, на двери у которого венок из сухоцветов.
В общежитии мальчиков все двери голые или украшенные надписями «козел», «пошел в зад» и т. д. А у девчонок все двери завешаны — ни одного свободного сантиметрика. Поляроидные фотки, клейкие листочки с надписями вроде «я люблю тебя» и вырезанные из журналов портреты симпатичных молодых актеров. Гид узнает парня из сериала «Одинокие сердца» и, как ни странно, Мела Гибсона. Каллен и Николас и сами красивые, как актеры. А я нормальный, думает Гид, я обычный.
Каллен тихонько стучит в дверь номер 13. Дверь открывается, являя их взорам Мэдисон Спрег. По оценкам Гида, она раз в девятьсот сексуальнее своего голоса по телефону.
Мэдисон выше Гидеона сантиметров на семь, и на ней такие узкие джинсы, что она кажется еще выше. Они сидят низко на бедрах и подпоясаны ремнем с медной пряжкой, на которой написано «Оседлай меня». Белая майка с широкими бретельками в облипку обтягивает среднего размера грудь (лифчика на ней нет). Грудастой ее не назовешь, но на мой взгляд, ей нужно носить лифчик. Это всего лишь мое мнение, разумеется. Не Гида, хотя ему и удается перевести взгляд выше, на плечи, которые переливаются от лосьона с блестками. Правда, Гид не знает, что бывают такие лосьоны, поэтому он решает, что это какая-то магия. Волосы Мэдисон, короткие, блестящие и темные, уложены гладко, как симпатичная маленькая шапочка. На лоб падает темная кудряшка, подняв карие глаза вверх, Мэдисон сдувает ее. Она склоняет голову набок, и Каллен целует ее в щечку. Николас позволяет чмокнуть себя, но сам ее не целует. Гидеон просто стоит. Он понимает, что неприлично смотреть на нее так долго, поэтому заглядывает в комнату мимо ее плеча. Комната не такая уютная, как у них, — всего лишь прямоугольник с белыми стенами и знакомым бурым ковром цвета чечевичного супа. На кровати, накрытой блестящим зеленым покрывалом, сидит Эрика; стена за ней вся увешана вырезками, медалями и фотографиями девочек, играющих в футбол.
Рядом с ней еще одна блондинка.
— Привет, — говорит она, — меня зовут Миджа. — Несмотря на необычное имя, Миджа самая непримечательная из всех. Маленькая, светловолосая, по- европейски скромная. У нее прилежный вид и неулыбчивые розовые губки. Она совсем не похожа на Мэдисон и, в отличие от Эрики, не выглядит так, будто способна сломать вас пополам (Гид находит это привлекательным), но все равно хорошенькая.
— Заходите, — нетерпеливо говорит Мэдисон. — Господи.