Я.... из другого мира. Том VI
Шрифт:
— С чего ты это взял? — ошарашено уставился я на него.
— Сузу нашептала. Эта маленькая провидица сказала, что ты завершишь свой крестовый поход и растворишься в высших сферах. Ты будешь здесь, но уже не с нами…
Сузу стала оракулом после потрясения, когда двое якудза из клана Торано-шито привязали её к дереву и собрались бросать топорики. Хотели взять мзду с её отца… Я тогда вмешался и спас всю семью хининов. Отец семейства отплатил мне добром, когда спас от преследования осатаневших от приемов лекарств сыновей аристократов, а я заметил способности Сузу и перевел всю семью под защиту клана Казено-тсубаса-кай. Сузу тогда ещё сказала, что я приму смерть от рук кицунэ, но пока что жив и здоров, а дальше время покажет.
Ведь иногда и самые хорошие гадалки ошибаются…
— Иногда и самые хорошие оракулы ошибаются, — проговорил я.
— Может и ошибаются… Но я сам вижу, что тебе становится тесно в рядах якудза. Сказать по правде, я знаю, что господин Сато опасается тебя. Опасается, что в один из моментов тебе захочется взять власть в руки и тогда… Тогда будет неизвестен исход вашего противостояния. Ты как бомба с неисправным часовым механизмом — никто не знает, когда ты взорвешься.
Я попытался высмотреть пятнадцатый камень. Вот хоть убей не получается. Если отклониться в сторону, чтобы увидеть скрытый камень, то прячется другой элемент этого сада.
— А ты как думаешь, сэнсэй? — спросил я наконец.
— Я думаю, что буду счастлив сопровождать тебя в трудном пути, — проговорил сэнсэй, устремив рассеянный взгляд на камни. — Клан расширился, увеличился, стал почти в два раза больше. Ему нужно больше оммёдзи, а я… Я не люблю свою должность делить с кем-либо ещё.
— Подожди, то есть, если я уйду из клана, то ты уйдёшь вместе со мной?
— Вот и ты увидел краешек пятнадцатого камня, — чуть улыбнулся Норобу. — Глядишь, годам к восьмидесяти сможешь разглядеть полностью.
Я почувствовал, как в горле встал ком. Теплый, упругий, похожий на теннисный мяч, застрявший в проволочной сетке забора. На глаза попытались было навернуться слезы, но я прицыкнул на них и они сразу же убрались обратно. Мужчины не плачут. По крайней мере, не плачут при других.
— Сэнсэй, я…
— Я думаю, что у тебя большое будущее. Да, твой путь будет тернист, но зато и цель неимоверно большая. Ради такой цели и голову сложить не жалко. Пусть Шизуки шипит, что мне пора уже на покой, что хватит уже сайгаком скакать по крышам, но разве мужчина будет слушать женщину?
— Да, настоящий мужчина внимательно выслушает женщину, согласится, а потом сделает всё по-своему, — усмехнулся я в ответ. — Прямо гроза феминисток, этот настоящий мужчина.
— В общем, прими эти тяван, как один из кирпичиков твоего будущего дома. И я буду счастлив любоваться с веранды этого дома закатом, сидя в кресле-качалке и потягивая саке из большой бутыли, — сказал сэнсэй и поднялся одним движением. — Пошли в дом, хрен ли расселся? Или думаешь передернуть, пока я не вижу?
— Ага, постараюсь попасть на пятнадцатый камень, — пробурчал я в ответ, идя следом за сэнсэем.
Норобу растрогал меня своей проникновенной речью, а потом похерил всё мэйваку последними словами. Ох и любит же он так поступать… А я? Тоже хорош, купился на россказни старого учителя и позволил ему нанести неожиданный укол. В следующий раз хрен растрогаюсь!
Сейчас шкатулка с пиалами находилась в шкафчике, дожидаясь своего часа. Пока я вспоминал вчерашний день, Кацуми успела умять моё бэнто и теперь рассказывала про грядущий фестиваль музыки. Рассказывала, как она записала нас туда и нам предстоит отрепетировать новый номер…
— Постой-постой, то есть как ты записала нас на фестиваль? И что, даже не спросила моего согласия?
Кацуми вздернула бровки:
— А что, неужели ты против?
— Кацуми-тян, вообще-то у меня могут быть дела, — нахмурился я. — Что за неуважение к другому человеку?
— Но я подумала, что раз ты не ходишь в «Оммёдо-кудо», то у тебя появилось свободное время и ты можешь посвятить его подготовке к номеру, — невинно захлопала глазами Кацуми.
Её пушистые ресницы подняли ветер, который невольно растянул уголки моих губ в стороны. Как бы ни пытался их сдвинуть в суровую полоску, но всё равно не получалось. Тело радовалось новым ощущениям и было довольно тем, что я поиграю на гитаре. Всё-таки это новый опыт.
Я бы согласился, но вот то, что меня записали без моего ведома… Это напрягало.
— Кацуми-тян, я порву любого, кто тебя обидит, но ты сама обижаешь меня тем, что не спрашиваешь моего мнения по поводу совместных мероприятий.
— Изаму-кун, ты порвешь за меня любого? Это так приятно, — Кацуми прижала ладошки к щекам.
Вот и как с ней разговаривать? Она же слышит только то, что ей хочется. Я вздохнул, поднял глаза к небу. Небо осталось равнодушным к моим вздохам и взглядам. Оно и не такое видело.
— Ладно, я помогу твоему выступлению. Но если ты снова испугаешься, то вытащу тебя на сцену и… — я хотел сказать, что заголю зад, налуплю как следует и потом приму бурю оваций, но сдержался. — И отругаю при всех.
— Я не испугаюсь! Честно-честно, — снова захлопала ресницами Кацуми.
Как там сэнсэй говорил про настоящих мужчин? Вот с одной стороны мне вообще это не уперлось ни коем боком, но с другой стороны… Подобная вольность от Кацуми развязывает мне руки и теперь она у меня в долгу.
Я заметил, как из-за угла школы показался Сэтору. Он шел, уставившись себе под ноги. Худоба на лице заострила скулы, обескровила губы. Если бы я не знал, что это за человек, то мог бы даже пожалеть его.
Но в том-то и беда, что я знаю этого человека. Я отвернулся, чтобы не портить себе аппетит. Меня ещё ждали сладкие булочки, а от взгляда Сэтору крем в булочках может прокиснуть.
— Кацуми, я буду участвовать в твоей авантюре, если тебе это так нужно… Тебе ведь это очень сильно нужно?