"Я"
Шрифт:
На пятом круге у меня заболело справа в боку – боль была тянущая и тупая, правда, не сильная, а потому терпимая. Я замедлил темп, и боль уменьшилась; так я и бежал два круга с легкой тупой болью в боку, пока она не прекратилась, после чего я стал бежать чуть быстрее – то есть также, как и раньше.
Дорога была достаточно однообразной, но у меня в организме было столько всего интересного! На седьмом круге у меня забурчало в животе. На восьмом круге я впервые оценил пульс – я приложил большой палец правой руки к шее, к артерии. Сердце стучало не быстро, удары были четкие и сильные. Я знал, что если вдруг сердце начнет биться, как бешеное, а удары станут жесткими
Где-то с восьмого круга я по-настоящему вошел в ритм бега. Я приспособился и к ветру – когда его не было, бежал как обычно, а когда он дул мне в лицо, то замедлял темп.
Я сплюнул – у меня еще было, чем плевать, и это было хорошо!
Постепенно все мое тело взмокло от пота. Я получал истинное наслаждение, когда в меня, мокрого, дул ветер. На сгибах рук и на лбу пота было больше всего, поэтому, когда я чувствовал ветер, то ненадолго распрямлял руки, давая возможность проветриваться и сгибам рук тоже.
А вот, наконец, и двенадцатый круг, потом еще полкруга, и все – середина дистанции уже пройдена! В гору забрался – теперь с горы, а с горы спускаться будет проще! Наверное поэтому, мне как-то внутренне показалось, что бежать стало легче: ноги словно бы "вработались" в темп моего бега, казалось, что им гораздо проще бежать равномерно, не останавливаясь, шаг за шагом, а остановиться или же ускориться было выше их сил. Так я и бежал до пятнадцатого круга.
Круги с шестнадцатого по двадцатый – самые тяжелые круги. Я прочувствовал это на себе: сил уже почти не было, бежать стало трудно и жарко, сплюнуть нечем, пота тоже почти совсем не стало. Пульс бился быстрее, чем раньше, причем удары сердца стали пожестче и понапряженней. Мне хотелось остановиться, я уже устал, ну сколько же можно?! Но я стиснул зубы и сказал себе: "Надо, надо бежать, я сильный, я добегу, у меня много сил". И после этого усталость отступала, и я бежал, как раньше. Это происходило со мной четыре раза, как раз напротив главной трибуны, по одному разу на круг с шестнадцатого по девятнадцатый. Я постоянно щупал пульс – не пора ли заканчивать? Было тяжело и жарко. Я бежал долго, как мне казалось, очень долго, но все, что имеет начало, имеет и конец.
Убийственные круги кончились, – я понял это, когда бежал двадцатый круг. Теперь мне уже не нужно было стимулировать свою волю – я был уверен в том, что добегу. Тяжелые круги кончились; до двадцать второго я пробежал легко и не чувствуя усталости – усталость осталась там, перед двадцатым кругом, и мне казалось, что больше всего сил и времени я потратил именно на этих четырех кругах.
…Двадцать второй круг, двадцать третий. На двадцать четвертом круге я морально собрался и приготовился к ускорению – нужно было финишировать, а значит, бежать изо всех сил.
…Последний круг. Я попытался бежать быстрее, но ноги не слушались меня, они бежали в том же ритме, в каком привыкли бежать раньше. Я заставлял их, но они не слушались, я заставлял их еще и еще – и постепенно ноги стали двигаться быстрее. Правая нога, как и раньше, на протяжении всей дистанции, и толкалась дальше, и на дорожке держалась жестче, чем левая.
…Триста метров до конца – я мчался так быстро, как только мог. Дыхание я уже сорвал, поэтому дышал часто и неровно. Теперь я прочувствовал пульс – он бился внутри меня так сильно и четко, что я ощущал его биение всем своим телом.
…Полкруга до конца – я бежал и бежал – сил уже не было, но это меня не волновало. Сто метров до финиша! Ради этого стоит жить! Я бежал и бежал, а дистанция все не кончалась и не кончалась…
Все! Финиш! Я засек пульс – сердце стучало, как бешеное, пульс был около двухсот ударов в минуту. Я шел, а тело мое еще бежало. Меня переполнял восторг, большой, тяжелый и полноценный восторг.
Минут пять я походил, не останавливаясь, пытаясь отдышаться – сразу же после бега садиться нельзя!
Я погулял еще некоторое время, постоял, а потом сделал серию несложных упражнений.
Хотелось пить – перед глазами стояла кружка, а в ней плескалась вода, такая прохладная и желанная, но я не спешил пить – мне нравилось хотеть пить! Мне нравилось оттягивать долгожданный момент наслаждения водой, и от этого ощущения, и от этого ожидания, я становился сильнее духом, приобретая дополнительные силы… – и я не спешил завершать это удовольствие!
Я еще подождал немного, а потом пошел в раздевалку – там я пил воду, и мне казалось, что вкуснее ее нет ничего на земле, ибо вода есть сама жизнь. Тело аж затрепетало, когда я влил в него первую кружку воды! А потом я пил еще и еще, уже не так жадно, а глоток за глотком, и я чувствовал, что постепенно оживаю. Затем я пошел в душ: я был весь мокрый от пота, вся моя одежда была мокрая, вся, включая трусы; а потом теплая вода смыла с меня грязь и усталость, и я обновленный вышел в мир.
На следующий день после бега у меня болело все тело, кроме головы – даже шея, и та болела! Я знал, что когда болят мышцы, это означает, что они растут. Весь день я шевелился с трудом, но несмотря на это, чувствовал себя превосходно, и настроение у меня было отличное! Удивительно, но после бега у меня также болели и легкие – я думаю, что они тоже подросли и увеличились в объеме. Боль в легких утихла к вечеру, боль в мышцах утихла через день. Наконец-таки, после клетки корабля и заключения в больнице, я почувствовал себя настоящим живым человеком, живущим в полную силу – ради этого ощущения стоит так тяжело бежать, и ради этого ощущения стоит жить!
Я чувствовал себя великолепно! На послезавтра был назначен отлет, поэтому напоследок я решил прогуляться. К утру мне нужно было возвращаться – что ж, пора на войну: я передохнул и посмотрел на людей в мирное время – зрелище, которого я еще долго не увижу на корабле.
Настали сумерки. На улице ко мне подошли три подростка и попросили закурить. Я ответил им, что не курю (а я действительно не курил, потому что куренье вредно для здоровья). Сигареты их не интересовали в принципе – я понял это из их последующих действий, когда один из них внезапно ударил меня ножом в живот. Было больно, страшно и непонятно. Я упал на колени, закрывая руками рану; я не сопротивлялся, хотя мог бы – я опасался того, что в таком случае они нанесут мне еще несколько ран. Грабители обыскали меня, забрав часы и деньги. Кровь текла у меня между пальцев. Я чувствовал сильное разочарование: я, национальный герой, отмеченный орденами и медалями, иду в бой, чтобы рисковать жизнью ради таких вот людей… Нападавшие убежали, на прощание ударив меня ногой по спине.
Я обернулся вокруг – улица была пуста. Я застонал, жалобно и мучительно. Нужно самому заботиться о себе – я встал и побрел к ближайшему видеофону. Мне казалось, что я потерял крови не так уж и много. Я позвонил в скорую помощь и сказал им, что меня ранили в живот. Я не знал, на какой улице это произошло, поэтому просто не повесил трубку – так они сами определят местоположение видеофона. Я сел внизу, под аппаратом, согнувшись, как младенец в чреве матери, и стал ждать. Невдалеке прошли люди, они посмотрели на меня и пошли дальше.