Яд бессмертия
Шрифт:
— Почему? Потому что она — женщина?
— Нет, потому что ее основной стимул — не деньги.
Страсть, любовь, зависть, но не деньги. С Пандорой она еще могла бы расправиться в приступе ревности, но убийцей остальных троих я ее не представляю. Во всяком случае, без посторонней помощи, без наущения. Подождем, проведем повторный допрос, вытянем из нее показания на Янга или Редфорда, а то и на обоих. Вот это и будет означать, что дело раскрыто.
— Я с тобой не согласен.
— Я уже в курсе! — огрызнулась Ева. — Что ж,
Касто угрожающе сверкнул глазами, но отступил.
— Ладно, черт с тобой. Попробую остыть. Он помчался прочь по коридору, не удостоив безмолвную Пибоди даже взглядом.
— Сегодня вечером твой приятель не так мил, как обычно, — заметила Ева.
Пибоди могла бы предъявить своей начальнице аналогичное обвинение, однако придержала язык.
— Всем нам приходится несладко, Даллас. Это дело имеет для него очень большое значение.
— Знаете, Пибоди, справедливость, по-моему, гораздо важнее, чем хорошая запись в личном деле или капитанские нашивки. Если хотите, догоняйте своего ненаглядного и гладьте его по головке. Никто вас не задерживает!
Пибоди нахмурилась, но ее голос остался бесстрастным.
— Я никуда не пойду, лейтенант.
— Но если вы собираетесь стоять тут и изображать мученицу… — Ева замолчала на полуслове и провела рукой по лицу. — Простите, Пибоди. Вы сейчас очень удобная мишень.
— Это мое служебное поручение, лейтенант Даллас?
— А вы не лезете за словом в карман. Мне бы, наверное, следовало вас за это возненавидеть… — Ева положила руку ей на плечо и сказала гораздо спокойнее:
— Простите меня. Вы ни в чем не виноваты. Меня страшно, разозлил Касто: служебный долг и личные чувства не должны входить в противоречие.
— Я понимаю. Напрасно он так на вас взъелся, Я понимаю, что он чувствует, и все-таки он не должен был говорить с вами подобным образом.
— Так-то оно так… — Ева привалилась к стене и закрыла глаза. — Но он прав в одном, и это не дает мне покоя. У меня действительно не было ни малейшего желания проделывать все это с Фитцджеральд на допросе. Я была противна самой себе, когда выжимала из нее признание, пользуясь ее страданиями. Но что же делать — ведь это моя работа! Вцепиться в глотку раненой жертве — именно то, чего от меня ждут.
Ева открыла глаза и уставилась на дверь, за которой как раз в этот момент Джерри Фитцджеральд давали успокоительное.
— Иногда, Пибоди, работа становится омерзительной.
— Так точно. — Пибоди впервые позволила себе сочувственно прикоснуться к руке лейтенанта. — Поэтому-то вы так хорошо ее и делаете.
Ева открыла было рот, но внезапно рассмеялась.
— Черт, Пибоди, вы мне все больше нравитесь!
— И вы мне. Может, стоит обратиться к врачу? Ева обняла Пибоди за крепкие плечи.
— Самое подходящее место: здесь они кишмя кишат. Лучше пойдемте
Но на сей раз инстинкт подал Еве неверный сигнал.
Звонок разбудил ее около четырех часов утра, когда она спала глубоким и в кои-то веки не отягощенным кошмарами сном. Глаза решительно отказывались открываться, язык еле ворочался. Перед сном она выпила с Мевис и Леонардо немного вина для поддержания компании — вот и результат… Вместо слов у нее получился сдавленный хрип:
— Даллас слушает. Боже, хоть кто-нибудь в этом городе спит?!
— Я тоже часто задаю себе этот вопрос. Голос показался Еве смутно знакомым. Она попыталась сосредоточиться, но это ей никак не удавалось.
— Доктор… Амброуз! — Память возвращалась кусками. Амброуз, тщедушная немолодая женщина, возглавляет Центр реабилитации наркоманов при больнице «Мидтаун». — Как там наша Фитцджеральд?
— С ней возникла проблема, лейтенант. Больная Фитцджеральд умерла.
— Умерла? Как это «умерла»?!
— Скончалась, — терпеливо объяснила Амброуз. — Я, признаться, думала, что вам знакомо это понятие…
— Как это произошло? Отказала нервная система? Она выбросилась из окна?
— Насколько мы можем судить, произошла передозировка. У нас в лаборатории хранился образец препарата «Бессмертие», с помощью которого мы определяли, как ее лечить. Она обнаружила его и все проглотила, запив целым, коктейлем других средств, которые мы здесь держим. Увы, лейтенант, ее больше нет в живых. Я сообщу подробности, когда вы прибудете со своей бригадой.
— Еще как сообщите! — прорычала Ева и отключила связь.
Первым делом Ева подошла к трупу, как будто продолжала надеяться, что Произошла чудовищная ошибка. Джерри лежала на койке в синем больничном халате. Наркоманов на первой стадии лечения обряжали здесь в синие халаты. Переодеться в халат другого цвета ей не было суждено.
Она и мертвой была красива, только жутковатой красотой мертвеца. Под глазами больше не было теней, он расслабился. Самое сильное успокоительное средство зовется смертью. На груди у нее багровели ожоги — свидетельства попыток вернуть ее к жизни электрическими разрядами, на кисти остался синяк от внутривенного вливания. Ева тщательно осмотрела тело, но следов насилия не нашла.
Смерть Джерри можно было отнести к разряду легких, даже счастливых…
Ева обессиленно опустилась на стул.
— И все-таки как это произошло?
— Сначала она приняла «Бессмертие», а потом, судя по отсутствующим флаконам, добавила морфия и синтетического «Зевса». Остальное покажет вскрытие.
— Вы храните «Зевс» прямо здесь?! — Ева закрыла лицо руками. — Господи!
— По необходимости. Наркоманы проходят длительный период контролируемой реабилитации.
— Куда же подевался контроль?!