Яд древней богини
Шрифт:
Ева сдвинула брови, спросила:
– Почему Межинов убил ее?
– Из милосердия и любви. Не сомневаюсь, что во время нашей встречи он уловил на снимке, который я ему показал, сходство молодой Мавры Ершовой с Кариной, и в его уме началось смутное брожение. Когда я узнал на фотографии Ершова, подполковник сразу загорелся: вероятно, решил «прижать» журналиста и выбить из него признание. Но потом, прочитав письма, резко изменил свое намерение. Он лучше знал Карину и догадался, кто автор посланий. Будучи родом из Березина, Рудольф Петрович уловил те подробности, которые мы упустили. Он не стал копаться в мелочах и рассуждать - ринулся искать доказательства вины или невиновности Карины Серебровой у нее в квартире. Оружие взял
– Решил уйти вместе с Кариной… - задумчиво произнесла Ева.
– Поступок, достойный славного волка.
– От любви не отказываются. Тут мне все ясно. А вот Серебровы из головы не выходят. Во-первых, почему жертвой оказалась Зоя Павловна? Во-вторых, если у Карины было развито ясновидение, как она не понимала, что не является родной дочерью Игната Сереброва?
– Ты путаешь предвидение и всезнание. Если бы жизнь можно было читать, как открытую книгу, она потеряла бы всю свою привлекательность. Карина, наверное, что-то смутно ощущала… но догадываться и точно знать - разные вещи. Догадки можно истолковывать и так, и сяк; истина же проста и всеобъемлюща. Нет предсказателей, которые видят картину прошлого или будущего в мельчайших деталях. Скорее это неопределенные видения, требующие осмысления и трактовки. Возьми Нострадамуса…
Ева ударилась в философские рассуждения, а сыщик, слушая вполуха, старался сообразить, по какой причине Карина подсыпала порошок своей мачехе. Что, если они с отцом в сговоре, и тот пожелал избавиться от второй жены? Он поделился мыслями с Евой, перебив ее на полуслове. Она долго хлопала глазами, выбираясь из мистических дебрей в сегодняшнюю реальность.
– Думаешь, Серебров хочет избавиться от Зои? Интересно, Карина рассказала ему, что он не родной ее отец?
Господин Смирнов развел руками. В этой истории от каждого установленного факта, как от брошенного в воду камня, продолжали расходиться круги.
– Надо встречаться с Серебровым. Наверное, ему уже сообщили о смерти дочери.
– Постой-ка… а сама Карина ведь тоже кашляла? Выходит, она и себя отравила?
– вдруг вспомнила Ева.
– Как же так?
Пока Всеслав с майором делали обыск в квартире на Осташковской улице, последний много чего рассказал о покойном шефе и о Серебровых.
– Я еще успел навести справки, прежде чем звонить тебе, - объяснял заместитель Межинова.
– Оказалось, что Карина тоже родилась в Березине, а сам Игнат - коренной москвич.
Эти слова вспыхнули в уме сыщика.
– Получается, родом из Березина была его первая супруга Галина!
– невпопад воскликнул он, не отвечая на вопрос Евы.
– Туда, к матери, она и поехала рожать, там умерла, там же, в доме бабушки, росла и воспитывалась наполовину осиротевшая девочка. Игнат работал, да и не мужское это дело - ухаживать за младенцем.
– Да… по письмам выходит, что Карину вырастили бабушка и прабабушка. Но я не о том. Почему жертвой ядовитого порошка оказалась сама «Локуста»? Надышалась нечаянно? Или…
– Никакого «или»!
– твердо заявил Смирнов.
– Карина здорова… вернее… не знаю, как выразиться. Никаким порошком она себя не травила - ни случайно, ни намеренно. Это была игра на публику. Она искусно притворялась, прикидывалась, что ей пришла черная метка. Если существовал сговор с Игнатом, то - чтобы отвести от себя подозрения, а заодно и Межинова одурачить. Она играла
Всеслав вскочил и возбужденно зашагал по комнате. Ева молчала.
– Карине и не надо было знать, - наконец вымолвила она.
– Она создала финал в своем воображении, а каким путем ему осуществляться, не ее забота. «Я знаю, как я уйду отсюда» - вот ее слова.
Какая-то ускользающая мысль беспокоила Еву.
– Зачем она вообще писала эти письма?
– удивился сыщик.
– Если бы не они…
– Для нее существовала причина, гораздо более важная, чем угроза разоблачения. Ее «существование в этом мире должно быть подтверждено»! Понимаешь? Иначе Властитель ее дум не узнает о ней! Карина выбрала адресатом своих посланий родного отца, через которого она проявилась в этом мире. Кому еще она могла открыться? «Ты, ничтожный, помог мне, сам того не подозревая». Она не случайно пишет Локшинову, хотя не скрывает презрения к нему. Здесь есть еще нераскрытая тайна!
– Ева, Ева! Ты опять хочешь все запутать, лишить меня всех достижений. Это не по-божески, - взмолился Всеслав.
– Зато - честно. Белых пятен оставаться не должно, дорогой. Все знаки препинания необходимо расставить не куда попало, а на положенные места. Ты сам учил меня этому.
– Есть еще белые пятна?
– Мотив, Славка! Мотив… Мавра Ершова, Катерина Руднева, Зоя Сереброва - эти женщины стали жертвами не «по заказу», а по собственному желанию Карины. Неужели только из-за подмены младенца? Чем ей плохо жилось у Серебровых? Разве Мавра предоставила бы ей больше возможностей? Чем плоха была жизнь Карины? Что она не смогла простить? Да, ее предали, обманули. Но последствия вовсе не так ужасны - девочка не попала в семью алкоголиков, бомжей или бандитов, ее не отдали в детский дом. Она росла, окруженная любовью и заботой, имела все блага! Подмена - шаткий повод для мести.
– И Зоя в него не вписывается, - кивнул Смирнов.
– Что будем делать?
– Пойду думать.
Ева взяла со стола письма, удалилась в спальню - искать в них ответ.
– А Серебров?
– крикнул ей вдогонку сыщик.
– Потом…
Глава двадцать седьмая
Утро следующего дня выдалось туманное, теплое, безветренное. В воздухе висела сырая мгла. Земля впитывала небесную влагу, тонкая пелена облаков золотилась от солнца. Промытая дождем зелень имела особый, яркий цвет, контрастируя с бледными красками рассвета.
Но ничего этого не замечал Игнат Николаевич - жена его умирала, а вчера вечером его вызывали на опознание трупа дочери.
– Карина, Карина… - шептал он.
– Это расплата за мой грех. Я во всем виноват…
Он выпил почти бутылку коньяка, но не смог залить тяжкую, черную тоску. Ему ничего больше не хотелось: ни богатства, ни этой прекрасной двухуровневой квартиры в доме с консьержем и живописным видом из окон, ни этой утомительной городской суеты, ни самой жизни. Он устал, смертельно устал! Все, что происходит с ним, непоправимо. К чему продолжать дышать, есть, пить, продолжать зарабатывать ненужные деньги, вести бессмысленные, пустые разговоры? Когда ничего нельзя вернуть! Даже ничтожной малости…