Яд на крыльях бабочек: рынок чувств

Хмельницкая Татьяна Евгеньевна

Определённо болезненный удар током в запястье посеял во мне панику – подкожный чип засёк повторяющийся звуковой сигнал.

– Только? – нервно брякнула Вивиан. – Опять: только! Ладно, выкладывай!

Тарас огляделся, но отвечать брюнетке не перестал:

– Мы ходим по воде, господа.

– А что с водой? Отравлена? Хорошая у тебя техника, Инженер! – ухмыльнулся Охгол. – Поголодать, говоришь, придётся. Хм. Не в первый раз. Преступники, что те самые твари – прячутся, где не потребно.

– Нет, – помотал головой Тарас. – Вода

чистая. Относительно. Как вся вода Паксидеи. Прокипятить или таблетку очистителя бросить в ёмкость, и будет замечательно!

– Что ещё из «только»? – испытывая страх и постоянно оглядываясь, произнесла я, а Федот, заметив мой блуждающий по лесу взор, перевёл бластер в режим стрельбы.

– Инженеру сказать нечего, раз молчит, – ухмыльнулась Вивиан. – Ладно. Понятно. Инкубационный период заражения, например, какой? Ты с девчонкой разговаривал.

– Меньше часа! Наступление второй стадии – зуд, странное ощущение в грудной клетке. У неё вторая стадия сейчас, как я понял.

– Хм, – выдохнула я. – Значит, разница в высадках с бортов всего час – полтора.

Охгол заметил:

– Пока нам важно знать только это: ничего не есть, опасаться кустов. При первых симптомах, таких как температура, зуд, снижение аппетита, сухость во рту – срочно вколоть лекарство.

Я слушала вполуха, когда Охгол рассказывал о симптомах бешенства. Сама же посматривала на цифры, отражающиеся на коже. Они сообщали, что двигались мы строго на север. Вторичный лёгкий удар током напряг меня ещё больше. Лесные жители явно шли по пятам, но благо, что топали они не так быстро, как мы.

– Мне интересно, а сколько флаеров за последний месяц исчезло? – спросила я.

– Я ознакомился со статистикой. Около пяти разбились, – Тарас шёл и смотрел себе под ноги. – Статистика ненормальная, но не самая плохая для исследуемых планет. Другой вопрос: сколько пассажиров флаеров спасено? Статистика умалчивает.

Охгол реагировал:

– Поправка: их было семь. Семь полётных средств. Статистику изменили позже для журналистов.

– Я чувствую, вы подготовились, парни, – хмыкнула брюнетка. – И в рюкзаках сплошь полезные прибамбасы для выживания в подобных условиях. Подготовка на уровне, так Охгол? Или нет? Ты надеялся схватить Зэка и умчаться? Что молчишь, дядя?

Она первая, кто заговорил об этом – о том, что у нас хранилось в личных вещах. Честно говоря, я обрадовалась, услышав здравые мысли. Наконец всё начинало становиться обратно: с головы на ноги.

Федот уже давно топал рядом со мной. Я заметила, как он усмехнулся словам Охгола. Я не понимала его бравады, но отчётливо осознавала, что парень не настолько прост, как хотел казаться. Охгол же смотрелся смирным добродушным дядькой. Но его напускное простодушие в любой момент грозило обернуться столкновением.

Монашка выдала запоздалую реакцию:

– Вполне возможно здесь есть ещё люди.

– Не факт, – ухмыльнулся Охгол. – Но если это действительно так, и здесь есть ещё люди,

то нам с ними не по пути. Ты знаешь, что бывает в таких вот непролазных джунглях с людьми за месяц без пищи, наедине с хищниками? Я тебе расскажу, раз уж связи со станцией нет. Абсолютный голод, Монашка, который нам сейчас светит, воздействует мягко, но основательно. Достаточно одного человека в группе, чтобы свихнулись все, поддавшись общему чувству ненависти. Доходит, к чему клоню?

– Намекаешь на подростков? – поняла я по-своему слова мужчины, а в ответ прилетел короткий кивок от него. – Подростки. У них очень неустойчивая психика и агрессивные модели приспосабливания. При ослаблении органов чувств теряется контроль над собственным поведением.

– А в условиях подавления воли у более эмоционально слабеньких появляются зрительные слуховые галлюцинации, – констатировал Федот.

– Мы шагаем следом за большими неприятностями, – тянул своё Охгол. – Бомба замедленного действия. У взрослых людей развивается раздражительность и агрессивность, но контроль возможен. Резюмирую: я бы от этой подростковой компашки дистанцировался. Пусть идут своим путем, а мы – своим.

– Есть ещё одно «только»: неподалеку находится вышка, подавляющая сигнал, – заявил молчавший всё время Павел. – Я согласен с Дарией. Цивилизация рядом, и она хочет нас испытать и убить, потому что лес ядовит.

Глава 4

– А если бластером пальнуть по куполу? – себе под нос прошептала я. – Система перезагрузится, но мы…

– Нет, нельзя. – Коснувшись моего уха губами всего на мгновение и опаляя его дыханием, заявил Федот. – Купол под защитой, скорее всего. Щит. Я такие видел. Думаешь, не было, кроме нас умников, кто из бластера палил? Позаботились, сволочи!

Лес шумел, гудел, борясь с ветром. Казалось, что чащобе конца и края нет. И, взирая на окружающую экзотику, я не могла взять в толк, что нечто зелёное и по-своему прекрасное может оказаться настолько смертельно опасным.

Проживая на межзвёздной станции и глядя в иллюминатор на Землю, я раз за разом мечтала о выходных, которые, наконец, станет по карману проводить на природе родной планеты. Увы, теперь не деньги, а моя деятельность стала основным препятствием для исполнения желаний.

Тезис: «Земля – рай» плотно укоренился в голове с рождения. Слушая воскресные проповеди священника в храме на «Герое-один», роль которого исполнял зал над машинным отделением нашего сектора и который лишь при очень хорошем воображении можно было принять за церковь, я мечтала скопить деньги и купить участок на одной из обитаемых планет.

Главной в моей фантазии стала и, как не парадоксально, остаётся густая растительность вокруг вместительного дома: зелёная трава и море цветов. И чтобы совсем как у родителей на Земле, но только не естественное, а выверенное и технологичное – следовательно, подконтрольное моей воле.