Яд на крыльях бабочек: рынок чувств
Шрифт:
Во Вселенной очень много уголков с климатом, похожим на климат родной планеты. Я планировала, купив участок на любой из них, огородить его высокой стеной, а сверху установить купол с программой воспроизведения фото и видео изображений.
Я представляла, что когда мне захочется, могла бы поставить видеозапись звёздного неба Земли. Ровно того участка космоса, который виден с крыльца дома родителей.
Я бывала у предков редко, но всё же бывала. Каждый раз, выходя из дома с кружкой горячего шоколада, усаживаясь на
Была ли я тогда счастлива? О да! Мне чудилось, что есть только я и этот свет от давно потухших звёзд, пробившийся сквозь вакуум, чтобы порадовать мой взгляд. Насытить его красотой мерцания. И происходило чудо: появлялось ощущение обнажения души и мыслей, как отдельных первоэлементов, помещённых внутрь хрупкого человеческого сосуда, называемого телом.
Заглядывая внутрь обоих субстратов, анализируя собственные поступки, взвешивая их, я каждый раз приходила к пониманию, что я всегда поступаю недостаточно верно – вот же тупое слово! – для того, чтобы обрести человечность. Ну, по крайней мере, такую, какой я её видела. Всё казалось невесомым.
Ха! Даже на исповеди в «почти храме», на станции «Герой-один» я не чувствовала такого осознания и очищения, не принимала себя и основу желания что-то исправить, починить, привести в движение.
Да, мысли на тему бытия и места в жизни всегда выглядят открытой в депрессию дверью, но именно в этом сумбуре образов и переживаний я существовала всегда. Именно такой должна быть моя жизнь, сопровождаемая созерцанием внутрь себя и пониманием собственных поступков, а не движение, коим я заняла девяносто пять процентов своего времени. В такие моменты мне хотелось верить, что я приближаюсь к пониманию своего существования. Но миг всегда ускользал, оставляя чистоту и недосказанность. Потом я просто смотрела на звёзды, попивая горячий шоколад, и вдыхала воздух полной грудью.
В данном мире небо совсем другое. Оно скользкое, неприятное, угрожающее, потому что это не само небо, а его снимок на куполе.
Я отказываюсь, теперь отказываюсь от начального желания установки полусферы над когда-нибудь купленным мной участком. И вообще от участка с высокими стенами и садом, как на Земле. Я лучше буду до конца своего жизненного цикла приезжать к родителям, садиться на ступени и вглядываться в темноту космоса.
– Не грусти, Дэр? – лёгкое прикосновение к локтю заставило среагировать на говорившего.
– Я размышляю, – сама не осознавая для чего улыбнулась Гордееву.
– Поделишься?
– Я думаю, что направление мыслей у всех нас примерно одно и то же. Почему ты называешь меня Дэр? Павел называет Дарией…
– Скажу, – легко согласился парень, – но на вопрос вопросом отвечать не прилично. Ты всегда этим грешила. Дэр – имя девчонки, которой я был нужен, а она мне. А у Павла была Дария, и она ему нужна.
Я невольно хохотнула, отлично понимая, с чего вдруг мне так приятны его слова.
– Прости, что не узнала сразу.
– Не мудрено – столько лет прошло…
– Возмужал. Стал красавчиком.
– А ты совсем не изменилась… Сердце чуть не выпрыгнуло, когда увидел тебя рядом в очереди на посадку. С детских лет стеснялся заговаривать с тобой первым, разбил паралич и в этот раз.
Повисла пауза. Она необходима, чтобы вернуться к прежней теме. А то мы таким образом Бог знает до чего договоримся, и виной тому мой длинный язык.
Я ещё раз про себя отметила: насколько же непросто топать по почве даже при отсутствии корней. Она здесь какая-то жирная, тяжёлая, будто и правда насыщена водой.
– Делюсь мыслями. Я выросла в таком месте, где всегда учили, что…
Федот кивнул и сказал вместо меня:
– Земля – рай. Да. А тут она прикинулась адом с демонами. Кто и для чего создал этот край? Кто этот чудак?.. Эти мысли?
– Шире. Или всё это – неудачный эксперимент, – подхватила я. – А возможно, специальный скрытый правительственный, но заброшенный, и им воспользовались негодяи. Либо изначальный корпоративный заказ на потеху? Хорошо бы заявить, куда следует, что правонарушение уже случилось, нас удерживают силой и наверняка записывают наши передвижения, или эффи-стримят, развлекая уродов у экранов.
– Наблюдают, точно. И подслушивают. Договоришься, Дэр. Первой уроды захотят избавиться от тебя. Но… Хм. Очень похоже на правду, – согласился Гордеев.
А я продолжила:
– Ещё в космопорте мне показалось… Но… Ладно. Забей. Пить хочу, есть хочу. Эх!
В ответ слабая улыбка. Затем Федот подтолкнул меня, и пришлось снова возобновить движение в прежнем ритме.
Вскоре земляк нарушил паузу:
– Может, и не корпорации виной, включая государственные, а частник, в смысле, один человек, например. Размах впечатляет. Частнику, крайне богатому, входящему в первую сотню галактических олигархов, такое потянуть, думаю, по силам, раз олигарху или группе олигархов по карману войны устраивать на отдельных планетах и неурядицы между Системами. Что говорить об объекте, только изучаемом и заселяемом людьми?
– Частнику в таком необходимости нет, – немного помедлив, отреагировала я. – Бесперспективностью от этого места воняет. Оно похоже на плод трагической ошибки. Я склонна думать, что был эксперимент. Неудачный. Только непонятно, почему его не уничтожили. Сам подумай: олигархам требуется прибыль и максимальное заселение планет людьми. Всё ради этого. Все экспедиции – ради этого. Такая, знаешь, тенденция, возведённая в олигархическую религию: повсеместная Хомосапиентизация. Формула простая: больше людей с едиными потребностями – больше прибыль.
Конец ознакомительного фрагмента.