Ядовитый цветок
Шрифт:
— Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. — Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув вниз обломки.
— А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще — достойным своего возлюбленного… Твоя жена — счастливая женщина.
— Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе — отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. — Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. — Думаю, я вернусь не ранее, чем к завтраку.
— Ясно. Романтическое рандеву.
— Да что там тебе ясно, Фея! — Берт потрепал её по щеке и она отпрянула от неожиданного прикосновения. —
— Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна, и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…
— Но скорее — счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…
— Послушай, а ты нервничаешь, герой. Истоптал всю лужайку, издергался, все время щупаешь нос и залатанную челюсть. Смелее — она сумеет разглядеть своего прекрасного принца.
Ухватившись здоровой рукой за спинку кресла Сандры, Берт прокатил его вокруг себя. Альпийская панорама мелькнула перед Сандрой, напомнив что-то детское, радостное. «Как на карусели», — подумала она, подняв на Берта благодарный взгляд.
— Спасибо, что показал мне, как надо бороться и хотеть. Это уже много…
— Я же обещал научить… — Нахмурился Берт — Научить тебя любить жизнь и не упускать возможности сделать ее… ну, как бы тебе сказать — поудобнее в эксплуатации.
— Это говорит конструктор, имеющий дело с послушными механизмами. А я, увы, не слишком благодарный материал для совершенствования… Знаешь, что сказал доктор Вальнер коллегам после моего осмотра? — «Сплошной нонсенс». Сандра засмеялась. — Надеялся, что я не пойму.
Берт нагнулся к ней, опершись руками о подлокотники:
— Вот что, Фея, быть аномалией, конечно, лестно. Но я предпочел бы увидеть тебя в следующий раз нормальной, здоровой девахой. Договорились?
Сандра усмехнулась:
— Постарайся сам не очень-то дрожать, оптимист. У тебя от напряжения даже желваки на скулах ходят.
— Да, я боюсь, Сандра! Я ни разу не трясся перед стартом. И не помню, что чувствовал накануне первого свидания. Но этот вечер я запомню! — Он победно поднял сжатый кулак, салютуя оставшейся на площадке Сандре.
«Я тоже», — прошептала она вслед удаляющейся по аллее прихрамывающей фигуре.
Она осталась одна, пытаясь восстановить в душе прежний покой и смирение, ту холодную пустоту, которая царила в ней до встречи с Бертом. Всматриваясь в огни вечернего города, далекие и крохотные, Сандра старалась не думать о паре влюбленных, прижавшихся друг к другу в теплом сумраке неведомого ей гостиничного номера.
Вздрогнув от вечерней прохлады, она плотнее закуталась в толстый вязаный жакет. Клетчатый плед, укрывающий ноги, приятно грел колени. На мгновение ей показалось, что она может встать и спокойно уйти на послушных, надежно держащих тело ногах. Сандра в волнении насторожилась, откинула плед, напряглась, присматриваясь к коленям, помеченным белыми кривыми насечками шрамов. Когда-то рубцы, оставленные ожогами, были толстыми и багровыми, как те, что обезобразили лицо Берта. Теперь их почти не видно, а спортивные туфли, стоящие на ступеньке, кажется, вот-вот готовы ступить на каменные плиты, покрывающие площадку. До чего же безжалостна обманчивая иллюзия! Спина Сандры покрылась испариной, но ни одна мышца ног даже не напряглась. Стукнув кулаками по бесчувственным коленям, Сандра бессильно откинулась в кресле.
В тот день, когда она пришла в себя после катастрофы, врачи с преувеличенной радостью сообщили ей, что огонь, к счастью, успел повредить только ноги, пощадив лицо и тело. Боже, кому понадобилось сохранять её лицо!
Как часто потом Сандра жалела о том, что ожоги не уничтожили этот ужасный, загнутый книзу нос, тонкие, тоскливо изогнутые губы… Вдобавок, после сотрясения мозга ей пришлось одеть очки и целый год отращивать опаленные волосы. Уродство в шестнадцать лет… Разве можно когда-нибудь смириться с тем, что у молодой женщины, обнимающей сейчас Берта, — лицо удивленной Барби, нежной куколки, вдохновляющей на любовные грезы, а прикованная к креслу никому не нужная инвалидка способна вызывать лишь сострадание. Ей вдруг захотелось одним движением кнопки направить свое кресло под откос, мчаться вниз, теряя рассудок от ударов и раствориться в темноте, опустившейся над засыпающим городком…
…Светлую фигуру среди деревьев Сандра заметила издали — медсестра, конечно же, кинулась на поиски запропастившейся пациентки. Она поторопилась скрыться в кустах и притвориться спящей.
— Эй, Фея, где ты? Не прячься же, я нюхом чую — ты здесь. Явись, светлейшая, мистера Немо пора расколдовать.
— Что стряслось? А где обещанные пирожные? — Выехав на площадку, Сандра с недоумением рассматривала Берта.
Прислонившись к столбу, он зло смотрел на бьющуюся в свет фонаря мошкару.
— Меня прогнали. Мона не поверила твоим сказкам. Она сказала, что её муж — круглый идиот и трус. Потому что занимается черт знает чем, рискуя оставить её вдовой… А ещё она утверждает, что я превратился в урода. «Перед камерами фоторепортеров тебе теперь лучше позировать спиной», сказала Мона, имея часть тела пониже спины… А я несся к ней, как эти полуслепые мотыльки на гибельный свет.
— Ужасно… — Выдохнула Сандра, сжавшись в своем кресле. — Я думала, вы доедаете десерт.
— Черта с два» Я голоден как волк. Мы орали друг на друга, сидя в автомобиле, пока Мона не сбежала… — Берт сжал зубы и с ненавистью посмотрел вокруг. — Дерьмо, чертово дерьмо! Как же я презираю все это. Отшвырнув трость, он повернулся спиной к Сандре и облокотился на парапет.
Она молчала, испытывая вместо сочувствия неподдельную радость: его свидание не состоялось! Он вернулся и он — с ней!
— Если честно, я рада, что ты вернулся. Хотя это и подло. Но мне было очень одиноко и я страшно завидовала… Всем, кто сейчас там, в городе, в нормальной человеческой жизни, жует, обнимается, танцует…
— Ах, так! А знаешь ли ты, детка, что я довел сюда машину сам старичка «рено», взятого напрокат Моной? Я крутил по серпантину как чокнутый и мне так хотелось выжать из бедного мотора все его силенки, чтобы нестись, нестись… К черту на рога, в никуда!