«Як» – истребитель. Чужая судьба

Юров Роман Александрович

– За Волгу, – ахнула она, – как же так? Откуда ты знаешь такое?

– Да вот так. Мы, летчики, много знаем. Только ты не трепись, а то посадят обоих. Скоро тут немцы будут. Потом мы их прогоним. Совсем прогоним, но с полгода они тут пограбят. Так что если идти некуда, то прячь, что осталось.

– Ох, горюшко-то какое, – вздохнула Аня, – за что же беда такая? – Она снова улеглась рядом, что-то тихо бормоча себе под нос, прикидывая, что же ей дальше делать. Под это бормотание Виктор уснул…

Солнце едва показало свой край, когда сонные летчики торопливо шли к аэродрому. Шли молча, лишь тяжело бухали сапоги по утоптанной траве, да богатырские зевки

нарушали утреннюю тишину. Над степью витала серая дымка, в балках висели редкие клочья тумана. Утренняя прохлада заставляла поеживаться, напрочь отбивая сон, но и говорить никому не хотелось. Наконец начала просыпаться оставшаяся позади деревня. Послышались голоса перекликающихся хозяек, рев скотины, защелкал кнут пастуха. Начинался новый день войны, со своими страхами и надеждами. Люди просыпались, чтобы провести его в окружении повседневных рутинных хлопот или смертельной опасности. Кому что доведется. Кому-то весьма повезет, и нынешним вечером он будет любить мягкую жену на семейной кровати. Кто-то будет засыпать в тесной прокуренной землянке, под храп однополчан и редкую перестрелку. Кто-то, проснувшийся утром полным сил и надежд, не увидит захода уже никогда.

Вскоре пшеничное поле кончилось, и начался аэродром. Он тоже пробудился ото сна, взревывали опробуемые двигатели, суетились техники, проводя регламентные работы, царила обычная аэродромная жизнь. У крайнего капонира, наполовину затянутый маскировочной сетью, стоял истребитель Шишкина. Раскапотированный, со снятым винтом, он напоминал не боевой самолет, а огрызок. Техник, весь серый от усталости, заголив по локоть руки, бренчал в ведре с бензином сливными краниками, промывая. Лицо Игоря разочарованно вытянулось, видимо, он рассчитывал, что за ночь на его истребитель успеют поставить новый мотор.

На утреннем построении Дорохов в очередной раз в хлам разнес инженерно-техническую службу. Как полагал Виктор, было за что – из восемнадцати остававшихся в полку самолетов исправными были только десять. Плохая организация работы техников была налицо. С другой стороны, количество заводского брака и недоделок просто зашкаливали. Добрая половина полка были свидетелями, как в Саратове во время приемки самолетов старший техник первой эскадрильи на спор нашел в новеньком, только с завода, истребителе семьдесят недоделок и неисправностей. Такое было качество советского авиапрома. Вдобавок основная часть техсостава были недавними выпускниками ШМАСов и имели крайне мало опыта. Тем не менее орал командир долго и стращал страшно. К концу его монолога и Сергей Яковлевич – инженер полка, и подчиненные ему технари имели вид жалкий и напуганный.

После построения летчики собрались на КП, ожидая указаний и очередности вылетов. Дорохов после утреннего разноса, видимо, еще не выпустил весь пар, ронял слова, словно свинцовые блямбы:

– Я приказывал… в вылетах использовать радиосвязь. Почему… в эфире тишина? – Он показал рукой на торчащую на столбе тарелку репродуктора. – Это прямая обязанность… ведущего группы, руководить по радио подчиненными… руководить боем. Вы два раза мяукните… и тишина. Буду наказывать. Вяло… вяло деретесь. На весь полк три-четыре агрессивных летчика. И это не всегда командиры. Вчера… вторая эскадрилья вела бой с «Юнкерсами». Почему… никого не сбили?

– Тащ майор, – вскочил щеголеватый старший политрук Евсеев, командир второй эскадрильи, – не было возможности прорваться. «Мессеры» сковали боем, не дали атаковать.

– Я об этом и говорю. – Дорохов поморщился, и Виктор понял, что этой ночью командир не спал, очень

уж измученный был его вид. – Была плохая организация. И это ваша прямая вина, товарищ Евсеев… и ответственность за нее будете нести вы. Вас пара «мессеров» сковала боем. Пара! А вас было шестеро… Я весь ваш бой слушал… только почему-то не слышал. Не было управления… не было маневрирования парами и звеньями… не было руководства. Это, товарищи, не годится. Или выводы сделаете вы… или их сделаю я.

Командир немного помолчал, оглядел притихших летчиков и продолжил:

– По сегодняшним делам: Евсееву двумя экипажами провести разведку войск противника по маршрутам… – Он говорил названия городков и деревень, отщелкивая их, словно метроном, после добавил: – потом у начштаба уточните. Одно звено пусть ожидает в готовности номер два. Только что пришел приказ из дивизии, разведка обнаружила большое скопление танков, по ним будут работать «Илы». Хашимов, это задача вашей эскадрилье, обеспечите шестью экипажами прикрытие.

– У нас только пять исправных «Яков», самолеты Лукьянова, Шишкина и Авдеенко до сих пор в ремонте.

– Возьмете «Як» из звена управления. Но не мой. Немцы сейчас активизировались, так что, думаю, будет жарко, пусть идут более опытные летчики: Саблин, Кузьмичев, Шишкин, Лукьянов и Авдеенко. Вылет примерно через полчаса. «Илы» должны появиться над нашим аэродромом, как пролетят – взлетайте следом. Идите выше их метров на четыреста-пятьсот. Не забывайте про эшелонирование. Пусть пара Саблин – Шишкин идет сверху, метров на пятьсот выше группы. Они на этом уже собаку съели…

Тяжело груженные «Илы» шли неторопливо и весьма низко, Виктору сверху казалось, что они вот-вот зацепят землю своими винтами. Неторопливость объяснялась вооружением – под крыльями у штурмовиков висели выливные авиационные приборы – ВАП, длинные трехметровые трубы, похожие издалека на канализационные. Заряженные белым фосфором и залитые водой для безопасности, они были страшным оружием. Только вот неизвестно, кому было страшнее, немцам, на которых с неба проливался негасимый фосфорный дождь, или пилотам «Илов». ВАПы очень сильно снижали скорость штурмовиков, а о противозенитных маневрах и оборонительных «ножницах» можно было забыть. Вдобавок максимальная высота сброса фосфора составляла метров двадцать, что позволяло обстреливать «Илы» всем, что можно, вплоть до табельных пистолетов.

Танковая колонна фашистов обнаружилась быстро, по густому облаку пыли. Была она большая, наверное, с батальон танков и до сотни машин сопровождения. К тому же она оказалась весьма неплохо прикрыта ПВО, и идущих в атаку штурмовиков встретило буквально море огня. Кем считали себя пилоты «Илов», Виктор не знал, но сам полагал их смертниками с железными яйцами. Большого мужества требовалось, чтобы вот так, на бреющем, идти навстречу плюющейся огнем и свинцом смерти.

Под ураганным обстрелом строй «Илов» распался. За одним из штурмовиков потянулся густой белый шлейф. Поврежденный «Ил» начал подниматься было вверх, как вдруг вспыхнул, завалился на крыло и упал. На месте его падения поднялось большое облако белого дыма – горел фосфор. Однако остальные прорвались к цели, и теперь белое облако накрыло уже колонну. Земля сразу превратилась в филиал ада и скрылась в клубах дыма. Черный чад горящей резины и бензина смешивался с пылью и дымом от фосфора и почти скрыл цель. «Илы» носились над этим облаком, поливая огнем расползающиеся в стороны букашки машин и танков, свинцом и сталью мстя за погибшего товарища. С колонны пробовали огрызаться, но уже как-то вяло.