Якобино

Кулаков Владимир Александрович

– И что это означает?

– Это в честь якобинцев.

– Кто такие?

– Участники французской революции.

– О-о!.. – Последнее обстоятельство вызвало уважение и удовлетворение любопытства. Теперь ясно – свой!..

Вместо одного бенефиса пришлось играть четыре подряд, с небольшими перерывами только для того, чтобы отереть пот, подправить грим и запустить новую публику в узкое пространство балагана.

Якобино падал с ног, проклинал свою затею и мягкосердие. Пасторелли сиял начищенным самоваром. Ходил с гордо поднятой головой. Весь его самодовольный вид говорил: «Теперь поняли,

с кем имеете дело?..»

На стульях в первом ряду величественно восседали начальники городского НКВД и ОГПУ. Они с удивлением поглядывали на хозяина балагана. Ранее при случае на него смотрели только как на деклассированный элемент с прицелом на… Они ещё пока не определились с этим «на». Но то, что этот мелкобуржуазный прыщ на теле революции мешает строить светлое будущее страны Советов, не вызывало у них ни малейшего сомнения.

Глава пятнадцатая

Следующий год для Якобино был невероятно удачным и счастливым.

Ему неожиданно предложил контракт сам Труцци.

Вильямс Труцци! Только одна фамилия вызывала в цирковом мире трепет и благоговение!..

Они встретились, когда Якобино работал в Феодосии в цирке Безкаравайнова. Труцци в это время отдыхал в Крыму из-за проблем с лёгкими. Когда-то в Севастополе держал цирк его отец Жижетто Труцци. Ещё в десятилетнем возрасте Вильямс выступал там как артист-жокей. Так что крымское морское побережье ему было знакомо с детства.

После представления Труцци подошёл к Якобино, сдержано похвалил и пригласил на следующий сезон в свой цирк. Якобино от счастья, неожиданности и невероятной удачи проглотил язык.

Труцци расценил молчание по-своему. Озвучил сумму гонорара.

Популярность Якобино с каждым сезоном всё возрастала и возрастала. Проблем с контрактами не было. Но таких денег, которые предложил будущий работодатель, он ещё не получал никогда. И сейчас его приглашали не куда-нибудь, а в Ленинград! В старейший стационарный цирк!

– Ну так что ты решил?

Якобино продолжал стоять вкопанным столбом без признаков голоса – сбывается мечта всей его жизни! Его признал сам Труцци! Он будет работать у него.

Пауза затянулась. Труцци с недоумением смотрел на клоуна, который упрямо молчал, вперив в него взгляд, словно пытался загипнотизировать. Труцци пожал плечами, повернулся и сделал несколько шагов от Якобино. У того наконец язык отклеился от нёба и вернулся на привычное место. Сушь во рту сменилась на нормальную влажность, и «столб» хрипло заголосил в спину уходящего счастья:

– Да! Да! Да-а-а!..

«Шаляпин в цирке» – так называли Вильямса Труцци зарубежные газеты. Крупнейшие цирки мира приглашали его на гастроли и даже уговаривали остаться навсегда. Но он отклонил все предложения, заплатил крупную неустойку при расторжении договора с американским цирком и вернулся в Москву. Весь строй и уклад буржуазного цирка были ему чужды.

Вильямс Жижеттович Труцци – прямой потомок знаменитой цирковой династии Труцци-Франкони – родился в 1889 году в Полтаве. Он прошел хорошую школу под руководством отца и деда.

Однажды в 1910 году в Одессу – город, где особенно часто работал Жижетто Труцци, – пригласили дрессировщика

слонов Филадельфо. Проработав пару месяцев, дрессировщик спешно уехал на родину, продав своих слонов Жижетто. Отец тут же предложил Вильямсу, как говорят в цирке, «попробовать со слонами». Сын оправдал надежды отца. Он быстро подружился со своими новыми партнерами – четырьмя индийскими гигантами – и вскоре подготовил смешанную группу «Слоны и лошади». После двух лет успешной работы в провинциальных цирках в 1912 году он был приглашен в петербургский цирк «Модерн».

В этом же году на манеже петербургского цирка Вильямс Труцци показал свой новый аттракцион. Спокойную дрессуру слонов сменяли темпераментные эпизоды с лошадьми. В финале лошади и слоны выступали вместе. Номер пользовался успехом и сразу же выдвинул Вильямса Труцци на положение циркового премьера.

Вот тут братья Лутцы впервые и увидели Вильямса. Якобино приехал с братом Эвальдом в Петербург из Риги для того, чтобы, как говорится, на людей посмотреть и себя показать. Со вторым дела обстояли пока так себе, с первым проблем не было. Посмотреть было на что. Но запомнился только Вильямс Труцци. Тот был старше Якобино всего на шесть лет. Но казалось, что итальянец опередил его на века. Провинциалы Эвальд и Якобино стояли в сторонке за кулисами и смотрели, затаив дыхание. Они очутились на олимпе цирковой жизни. Но пока в качестве жалких наблюдателей. «Ничего! Дайте срок!..»

Сказать, что Якобино был в восхищении от Вильямса Труцци, значит не сказать ничего. На манеже в седле – прямая спина, гордый поворот головы. Скупость в движениях. Чёрный пиджак, широкополая шляпа, чёрные усики, карие глаза, загадочная полуулыбка – полный набор сердцееда. За кулисами – тёплый взгляд, скромность, тихий голос. В работе и делах чёткость, лаконичность, временами жёсткость.

Лутцы невольно подслушали беседу газетчика с Вильямсом:

– Основные методы вашей дрессировки?

– Главное – терпение. Обычно, когда я встречаюсь впервые с новой лошадью, сразу по её позе, постановке ног безошибочно угадываю, что из неё может выйти.

– Кнут?

– Он необходим только в начале дрессировки, затем отбрасывается, так как лошадь начинает слушаться моего голоса, знает и твердо запоминает условные слова. Бич в моих руках всего лишь дирижёрская палочка…

Эвальд с Якобино смотрели и не могли поверить своим глазам, как управляется Труцци со своей конюшней. Они уже многое повидали на своём пока недлинном веку, но такое! Это была магия, волшебство, чародейство.

Труцци стоял в центре манежа, вокруг него шли рысью дрессированные подопечные. Шамберьер он держал вертикально, не задействуя, уперев его ручкой в ковёр. Сам редко поворачивался вокруг своей оси. Следил за движением лошадей только глазами. Движения скупы, рациональны. Его словно и нет. Всё само, всё само. Вдруг он резко вскрикивает, называет кличку лошади. Голос строгий, сердитый. Лошадь, к которой шло обращение, вскидывает голову, мгновенно реагирует, исправляется и ещё круга два взмахивает хвостом, словно отвечает: «Прошу простить, отвлеклась – задумалась…» Далее снова тишина. Только ритмичный конский топот о тырсу манежа. И незабываемая улыбка великого Мастера цирковой арены…