Яков Богомолов
Шрифт:
В е р о ч к а. Пошёл в оранжерею. (Хочет идти.)
О л ь г а. Почему вы такая усталая, бледная, Верочка?
В е р о ч к а. Не знаю.
О л ь г а. Посидите со мной, мне скучно.
В е р о ч к а. На террасе Никон Васильевич с Ниной Аркадьевной.
О л ь г а (хмурясь). Вам не хочется посидеть со мной?
В е р о ч к а. Нет, почему же? (Присела.)
О л ь г а. У вас такой вид, как будто вы влюбились в Ладыгина.
В е р о ч к а (натянуто усмехаясь). Именно в Ладыгина?
О
Б у к е е в (идёт с террасы). Ольга Борисовна, как мы проведём сей день, его же сотвори господь? Возрадуемся и возвеселимся снова, да?
О л ь г а. Откуда вы знаете столько церковных слов?
Б у к е е в. А у меня служил в сторожах расстриженный дьякон, пьяница и лентяй, я очень любил беседовать с ним.
Н и н а. Около вас всегда удивительно забавные люди.
(Верочка встаёт, уходит. Ольга задумчиво смотрит вслед ей.)
Б у к е е в. Н-ну, где же они?
Н и н а. А дядя Ж а н?
Б у к е е в. Да, - он, конечно... (Ольге.) Вы знаете, - он был моим репетитором, готовил меня в политехники. Мне тогда было двадцать два года. О чём вы задумались?
О л ь г а. Я слушаю.
Б у к е е в. Но мы гораздо усерднее изучали кафешантаны, чем науки. Потом он поехал со мной за границу, и вот уже двадцать четыре года мы надоедаем друг другу. Он тоже лентяй.
Н и н а. Разве вы - лентяй?
Б у к е е в. Конечно. Я человек ленивый, жирный и лирический.
Н и н а. Вы клевещете на себя.
Б у к е е в. Я люблю печаль. Но и печаль у меня тоже масляная какая-то, жирная.
О л ь г а (оглядываясь). Какие у вас неинтересные картины.
Б у к е е в. Я ничего не понимаю в живописи.
О л ь г а. Зачем же покупаете это?
Б у к е е в. Пристают. Ж а н говорит: "Богатый человек должен поощрять искусство". Я и поощряю.
Н и н а. Расскажите ещё что-нибудь про себя.
Б у к е е в. Да я же про себя и говорю. Больше ни о чём не умею.
(Ж а н на террасе с букетом цветов. Увидев Нину, прячет букет за спиной, исчезает и входит уже без букета.)
Н и н а. Нет, вы что-нибудь интимное...
Ж а н. Для интимных бесед природой предназначены вечера и ночи, утром же свободные люди наслаждаются природой, а трудолюбивые трудом. Почему вы сидите здесь, а не на берегу, не в саду? Шли бы на воздух, там земля пахнет пряником, море шёлковое, жаворонки поют "Коль славен".
Н и н а. А где Ладыгин?
Ж а н. Лежит голый на песке и дремлет. Выкупался, проделал гимнастику...
Б у к е е в. Он просто живёт.
Н и н а. Как и следует.
Ж а н. Совершенно верно.
О л ь г а. А кто вам мешает просто жить?
Б у к е е в. Не знаю. Вероятно - лень.
О
Б у к е е в. В моём возрасте этим не занимаются.
Н и н а. Уж будто бы!
Ж а н. А где наш высокоучёный?
О л ь г а. К нему там кто-то пришёл жаловаться, что рабочих плохо кормят, они не хотят работать.
Б у к е е в (сконфужен). Не может быть. Жан, как же это, а? Второй раз...
Ж а н. Сию минуту распоряжусь, чтоб им нажарили котлет де-воляй и прочего, соответственно.
Б у к е е в (Ольге). Вы так сказали... вас интересуют рабочие?
О л ь г а. Нисколько.
Н и н а. Но вы говорили так сердито.
О л ь г а. Разве? Извиняюсь. Мне спать хочется. (Встала, идёт к двери в свою комнату, остановилась и проходит в фонарь.)
Н и н а (тихо). Капризная женщина. И не очень воспитана.
(Букеев молчит, исподлобья наблюдая за Ольгой.)
Н и н а. Вы замечаете, что Ладыгин волнует её?
Б у к е е в. Это неправда. (Встал.)
Н и н а. Она пошла смотреть на него...
Б у к е е в. Пойдёмте, погуляем.
Н и н а. О, с удовольствием.
(Уходят через террасу. Ольга в фонаре (здесь фонарь - выступ в здании на весу, башенка с окнами, привешенная к стене - Ред.), курит и тихонько напевает. Входят Жан и Богомолов.)
Ж а н. Дорогой мой, я тоже - идеалист, уверяю вас! Я понимаю всё это: рабочий вопрос, социальная справедливость и прочее... Конечно же, о господи! Мы наделали законов для наших знакомых, а сами обходим законы стороной, - чтобы не задевать их, знаете.
Б о г о м о л о в. Тем более, уж если вы понимаете это.
Ж а н. Да - понимаю же! Но - всё-таки необходимо иногда приказывать людям. Или - так, или - до свидания!
Б о г о м о л о в. Приказывать я не умею, могу только советовать или убеждать.
Ж а н. Всего убедительнее - страхи. Государство держится страхами, это факт! Вы рассуждаете как социалист, как человек преждевременный. Жизнь - поверьте мне - очень запутанная штука, кто в этом виноват - неизвестно. В поисках виноватого хватают богатого, но - ведь это только потому, что он виднее.
Б о г о м о л о в. Забавно вы говорите.
Ж а н. А, боже мой! Я знаю жизнь, и она меня знает!
Б о г о м о л о в. И многое у вас очень метко...
Ж а н. Так вот, дорогой мой, вы не беспокойтесь, - всё устроится, всё будет по-хорошему... Мы, идеалисты, понимаем друг друга с двух слов. Сейчас я распоряжусь насчёт улучшения харчей.
Б о г о м о л о в. К завтрему я составлю смету.
Ж а н. Да вы не торопитесь... [(Уходит.)]
(Богомолов, допивая остывший кофе, хмурится, бормочет что-то.)