Яков Брюс
Шрифт:
Зато в Москве сохраняется пушечный двор, переименованный в Арсенал и снабжавший армию Петра оружием в годы Северной войны. Подобный же «пушечный двор» в Санкт-Петербурге, по указанию Петра, строит Брюс в 1714 году. Причем новый Арсенал петербургский был больше московского, поскольку согласно сведениям Кириллова, изложенным в его докладе Сенату, в середине 1720-х годов на петербургском Арсенале работало 218 человек с мастеровыми, а на московском — 131 человек. Интересно отметить и то, что Кириллов в составе мастеровых указывает двух колокольных мастеров и пять человек паникадильных мастеров, подмастерьев и учеников — даже в разгар Северной войны московский Арсенал
16 февраля 1720 года в ведение президента Берг- и Мануфактур-коллегии поручается Петербургский монетный двор. Этот шаг был вынужденным, и сам Брюс стал его инициатором, обратившись с докладом к Сенату. Дело в том, что в России в 1718 году была введена медная монета для размена денег. Планировалось вывести из обращения серебряные монеты. Однако это породило не только повышение цен, но и увеличение числа фальшивомонетчиков. Поэтому Яков Брюс и обращается с докладом о необходимости проведения денежной реформы, способной преодолеть проблему фальшивых денег. Как уже отмечалось выше, такую реформу в 1698 году проводил в Англии И. Ньютон, в период пребывания там Якова Вилимовича Брюса, который во время Великого посольства по поручению Петра I несколько месяцев работал в лаборатории и на монетном дворе Ньютона и досконально изучил механизм проведения подобной реформы.
С другой стороны, введение медных денег потребовало внести изменения в стратегию производства металлов. Если в начале XVIII века особенно остро стоял вопрос о чугуне, железе, стали для покрытия спроса войны, теперь эти потребности военных ведомств, видимо, достаточно удовлетворялись существующей уже сетью чугуноплавильных и железоделательных предприятий, о чем свидетельствует указ Берг-коллегии 1721 года, сдерживавший рост подобных заводов и даже приводивший к их сокращению. Наоборот, потребность в меди продолжала оставаться острой и даже чувствовалась более напряженно. О том, как обстояло дело с медью, пожалуй, лучше всего может сказать заметка Петра I от 14 февраля 1724 года. Он предполагал предоставить возможность частным лицам, «медь у ково есть в домах», переделывать за плату на монетном дворе в «деньги» и даже вновь возвращался к мысли об использовании колоколов, только теперь не для переливки в пушки, как после нарвской катастрофы, а для перечеканки в монету, чтобы окончательно вывести из употребления серебряные копейки. Разрабатывавшиеся у Онежского озера медные рудники были и небогаты и неудобны для выемки породы, опыты в других местах вовсе оказались неудачными. Поэтому богатые руды Урала, естественно, становились основой медной промышленности.
Кушурские медные заводы, описанные Геннином, были созданы в 1710–1718 годах известным заводчиком Федором Молодым и не удовлетворяли полный спрос на медь. Поэтому Берг-коллегия в 1723–1725 годах очень быстро, подчас одновременно строит на казенные средства пять медных заводов: Екатеринбургский (в верховьях Исети); Лявинский (за Уральским хребтом, в верхнем течении реки Ляли — притока Сосвы); Егошихинский (Ягошихинский) у впадения в Каму речки Егошихи на месте современной Перми; севернее его Пыскорский, получивший имя от монастыря, на земле которого у впадения речки Камгорки в Каму он был расположен, и Полевский — на юге (на речке Полевой, притоке Чусовой в ее верховьях — по эту сторону Урала).
Кроме того, медеплавильная печь была поставлена на Уктусском доменном заводе. Всего уже к 1724 году, не считая Полевского завода, который только еще строился, казна располагала одиннадцатью плавильными и четырьмя переплавильными (очистительными)
Да тут пришло ему в голову постучать в стену. Постучал — слышит, будто отдает пустое место. Приказал позвать каменщика. Притащили их целый десяток.
— Выламывай стену! — приказывает царь.
Ну, выломали. Смотрят — лежат книги, бумаги. Царь удивился.
— Что же это за архив такой секретный? — спрашивает.
Генералы в один голос отвечают:
— Не можем знать!
Посмотрел царь, что напечатано, — ничего понять не может. Смотрели и генералы — тоже не в зуб толкнуть. Посылает царь за профессорами. Набралось их много. Принялись разбирать. Уж как они ни старались, чтобы перед царем отличиться, — ничего не выходит, не действует механизм!
— Это, говорят, какие-то неизвестные книги.
А царь сердится.
— Неужели, говорит, ни одного не найдется, который бы разобрал?
Тут говорят ему:
— Есть еще один старичок-профессор: если он не разберет, так никто не разберет.
Послал царь за этим старичком. Привозят его. Как глянул, так сразу и сказал:
— Это, говорит, книги Брюсовы, и бумаги тоже его.
А царь и не знал, какой-такой Брюс был, и спрашивает старичка:
— А что за человек был Брюс, что его книги и бумаги беспременно нужно было замуровать в башню?
Старичок и говорит:
— А это, говорит, вот какой был человек: такого, говорит, больше не рождалось, да и не родится. — И стал рассказывать про Брюса.
А царь слушает и удивляется.
— А ну-ка, говорит, почитай хоть одну книгу.
Вот старичок начал читать. Все слушают, а понять ничего не могут, потому что на каком-то неизвестном языке написано. Черт знает, что за язык! Царь говорит:
— Хоть ты и читал, а понять ничего невозможно.
Тут старичок и стал объяснять эти слова. И все насчет волшебства. Вот царь и говорит:
— Ладно, теперь я понял, в чем тут дело, — это тайные науки. Только ты не читай их здесь, а поедем со мной — там мне одному прочитаешь.
— Это все, говорит, волшебство тут описано. Это Брюс разные волшебные составы делал.
Царь (Николай 1-й) спрашивает: