Якудза из другого мира. Том XII
Шрифт:
— Я не знаю, что из себя представляет эта Башня, но явно нам ничего хорошего ждать не придется, — заметил я.
— А если… — Норобу замолчал, когда невдалеке раздался детский плач.
Плач был надрывным, с захлебыванием, как будто у малыша отобрали любимую игрушку и оторвали ей голову с особым цинизмом.
— Что это? — спросила Шакко.
— Походу, какие-нибудь подражатели детским голосам, — пожал плечами Норобу. — Ведь детей у вас точно нет?
— Нет, — кивнула Кацуми. — Мы пока ещё не женаты.
— Ну, вы с этим не затягивайте, — хмыкнул Норобу. — Кто знает, когда в следующую передрягу попадем, а даже оставить после себя будет некого…
— Да мы…
Кацуми не успела закончить умное объяснение того обстоятельства, почему дети в настоящий момент не являются необходимым фактором, как дверь неподалеку открылась.
— Мама, — послышался детский голос. — Мама-а-а…
Я чуть согнул колени, готовясь к прыжку. Вряд ли эта встреча может принести что-нибудь хорошее.
— Будьте наготове, — еле слышно проурчал Норобу.
За косяк зацепилась маленькая ручка. Такая маленькая, что я даже слегка усомнился — детская ли это ручонка? Скорее, похожа на руку игрушечного пупса, такие же ямочки в пухлых пальчиках, такая же гладкая, будто пластмассовая, кожа.
— Ма-а-ама, — снова послышался голосок и наружу выглянула белокурая головка.
Вернее, сначала показался ярко-синий бант, а после и светлые волосы над огромными голубыми глазами. Если бы Андерсен начал описывать Дюймовочку в наше время, то за образец он обязательно выбрал бы эту маленькую прелесть. Воздушное, словно занавески на окне хорошей хозяйки, платьице больше подходило для праздника, для новогодней елки или на празднование Восьмого марта, но никак не для унылого и грязного каменного коридора.
— Мама? — белокурое чудо распахнуло голубые глазенки и уставилась на Шакко в упор.
Руки кицунэ задрожали, она встряхнула головой.
— Мама! — громко крикнула девочка и улыбнулась. Ослепительно белые зубки сверкнули в тусклом свете ламп.
Шакко схватилась за меня, чтобы удержаться на ногах. Похоже, что это белокурое создание обладает каким-то гипнозом, влияющим на женский пол. Мне-то эта кроха была до одного места.
— Слышь, подруга, это всего лишь испытание. Держи себя в руках, — пробурчал я, чуть встряхивая Шакко.
— Кацуми, закрой глаза и уши, — тут же скомандовал Норобу. — Шакко, сделай тоже самое!
— Я… Я не могу… Меня тянет к ней. Хочется обнять, прижать к сердцу. Она такая… такая… родная…
— Мама! — послышалось из комнаты, откуда вышла девочка и ещё несколько малышей с лубочных картинок выскочили наружу.
Два мальчика и три девочки. Одеты как с иголочки, причесаны и ухожены. Они все вместе протянули руки к Шакко, и она протянула руки в ответ.
— Куда ты, дура! — одернул я её, но Шакко отбила мою руку и ударила в грудь.
— Не лезь! Неужели ты не видишь — это же мои дети? Мои и Малыша… Они зовут меня и я… я их нашла. Дети, я ваша мама. Придите же ко мне…
Дети тихонько двинулись вперед, лучезарно улыбаясь и всё также протягивая ручонки. Шакко, словно заколдованная, пошла к ним навстречу. Кацуми же закрыла руками уши и крепко зажмурилась, чтобы не попасть под влияние странных чар.
— Хорош, Шакко, это какая-то подстава! Закрой уши и глаза! — окрикнул я кицунэ, но девушка только досадливо мотнула головой.
— Это мои дети. Неужели вы не видите, как они похожи на меня?
— Это не твои дети. Это вообще может быть не дети! Включи голову, рыжая стерлядь… — выругался Норобу, вставая между Шакко и детьми.
Дети нахмурились. Кукольные личики сморщились, губы задрожали и коридор наполнил детский плач. Шакко рванулась к ним, но Норобу умело перехватил её и отбросил назад.
— Сэнсэй! — крикнул я, прыгая вперёд.
Норобу не видел, как зубки детей удлинились, как глаза налились кровью, как из гладкой кожи рук выпросталась жесткая шерсть. У каждого ребенка из лобика вырвались по два острых рога, башмачки слетели с ног, которые заканчивались копытцами. На пальцах выросли бритвенно-острые когти.
Словно подброшенные пружинами маленькие кошмарные создания бросились к нам. Даже при всей своей скорости я не успевал спасти разворачивающегося друга. Я видел, как пятеро взлетевших в воздух чертят вот-вот обрушатся на сэнсэя…
Струя пламени смела всех пятерых и отбросила прочь. В воздухе запахло горелой тканью и паленой шерстью.
— Кацуми! Умничка! — выкрикнул я.
— Я не Кацуми! — отозвалась Шакко. — Нечего меня с ней путать, а то обижусь! Неужели вы могли подумать, что меня можно какими-то детьми обмануть? Меня? Кицунэ? Родившуюся для лжи и обмана?
— Мама-а-а, — попыталось проканючить мохнатое существо с рожками, но Шакко уже сбросила с себя непонятное оцепенение.
Девушка с неприязнью смотрела на пятерых дымящихся пародий на детей и её передергивало.
— Мама? — одно из существ склонило голову на плечо и попыталось принять снова вид ребенка.
Увы, на этот раз получилось гораздо хуже, чем в первый раз. Обгорелое тельце, вылезший глаз, обожжённая половина лица — весь этот вид заставил Шакко отшатнуться.
Тогда пять существ бросили своё кривляние и кинулись в атаку. Для хорошего замаха было мало места, поэтому Земляной Меч мне показался неуместным, и я пошел в рукопашную. Кулаки Норобу тоже устремились на встречу верткой пятерке.
Пятерка мохнатых созданий оказалась на удивление ловкой, и, благодаря своим небольшим габаритам, почти неуязвимой для ударов. Они прыгали, скакали, дразнились и даже успевали испускать громкие газы. Это не могло не огорчать меня и сэнсэя. Ведь мы же старались…
Эти бесенята прыгали вокруг нас как оглашенные. Кацуми тоже вступила в борьбу, но даже ей оказалось не под силу попасть по вертким созданиям. Наши удары пронзали пустоту, а эти мелкие сволочи даже не вспотели!
Шакко пустила ещё раз струю пламени поверх голов, но она прошла впустую, никого не зацепив.