Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

Автор неизвестен

СТИХ 3

Далеко, за дальним хребтом Раздорами обуянных веков, Когда кровожадные богатыри, Обитатели бурных небес, Словно копья молний, резали высь; Далеко, за дальней чертой Бушевавших смутой веков, Когда потомки подземных владык Рыскали, пасти разъяв; За пределами сгинувших навсегда Древних бранных веков, Когда племена уранхай-саха, Дети солнечного улуса айыы Не появились еще на земле, Тогда, в незапамятные года, Три враждебных рода богатырей — Светлые исполины айыы И враги их — верхние абаасы И подземные абаасы, Копьями на лету потрясая, С воплем сшибались, дрались; Рогатины всаживали друг в друга, Рогатинами поддевали друг друга… Грозовые удары, гром, Голеней перелом, Суматоха, переполох С утра д оночи — день за днем. Мертвой хваткой за горло душа, Бедренные кости круша, Били друг друга в темя и в глаз, Гнули друг друга до самой земли, Подымали в воздух, крутя, Проклиная, стеная, кряхтя, Поединки по тридцать суток вели, По темени палицами долбя, Понапрасну силу губя, Побить друг друга они не могли; Хоть жестокосерды были они, Бессмертны были они. Незабываемая никогда Нестихающая разразилась вражда, Неслыханная беда… Кованая секира блеснет — Раскалывается, гремя, небосвод; Стрела с тетивы слетит — Молния полоснет… Западный ветер крепчал, Завывал, гудел, бушевал, По девяти смерчей Подымал, крутил, низвергал. Из-под западного края небес Дождь пос ыпал, снег повалил. День не брезжил, Месяц не светил, Вставала густая мгла, Тьма настала, хоть выколи глаз. Перестали видеть друг друга бойцы, Стали тьму пустую хватать, Лягушками шлепаясь на животы, Жуками торчмя торчать… Сотрясался высокий свод Необъятно гулких небес. Обреченный сонмищу бед, Средний серо-пятнистый мир, Завихриваясь в круженье своем, Захлестнутый морем огня, Как трясина, зыбиться стал. Бедственный преисподний мир, Расплескиваясь, как лохань, Против движения средней земли Полетел, закружился, гудя, Охваченный с четырех сторон Багрово-синим огнем. Оттого у него с четырех сторон Выросли, поднялись Четыре препоны — стены. Девятое белое небо, Объятое голубым огнем, Расплескиваясь, как вода В лукошке берестяном, Обратно движению своему Выгибаясь, как пятки задок, От бешеной снеговой пурги, От мчащейся ледяной шуги Южным небом, где тучи клубятся, Где вихри вечно кружатся, Заслонилось, словно щитом. С боевыми жилами — что не порвешь, С кровью, что не прольешь, С телами — что сталью пронзить нельзя, С костяками — что сокрушить нельзя, Дыханьем могучим наделены, Бессмертьем одарены, Три великих рода в извечной вражде Сто веков сраженья вели; Одолеть друг друга они не могли, Сильные — изнемогли. В бесполезной борьбе распалясь, Как железо в огне, раскалясь, То и дело стали они В ледяное море нырять. И всплывая из глубины, Журча и сопя, Дымясь и курясь, Садились на каменном берегу Дух немного перевести, Поостыть на холодном ветру… Задыхаются — трудно дышать, Заикаются — слова не могут сказать, Дыханье спирает у них — В полдыхания дышат они. В истоме головы опустив, В густом тумане, во мгле, Словно горы огромные, громоздясь, Словно горн раздувающие мехи, Будоража вздохами темную даль, Стали думу думать они: — Всколебался высокий свод Необъятно гулких небес! Всколыхнулся срединный мир! Взбаламутился, как в лохани вода, Подземный бедовый мир От свирепой нашей вражды! Покамест беды не возросли, Покамест не треснули кости у нас, Попробуем — миром поговорим, Потремся лоб о лоб, Добром посоветуемся обо всем! К чему вслепую биться нам? Не лучше ли помириться нам? — Притихшие сидели они, Пришли в себя еле-еле они. Переглядываясь исподлобья сперва, Перебрасываться словами пошли, Понемногу речь повели… С заостренными пальцами на руках, Для разбоя рожденные абаасы, Свирепые племена, Чей предок Улуу Тойон, Сговорились между собой: — Нам от людей айыы Наших злодейств не скрыть! Догонять нас будут они, Притеснять нас будут они… Волкам с собаками в дружбе не жить; Посел имся вдали от них! — И ушли, укрылись они На южном краю небес, Где в обратную сторону тучи бегут, Где ураганы ревут; Там поселились они. С

меховыми подошвами на ногах, Неслышно кр адущиеся по ночам, Привыкшие грабить и красть Адьараи, чей предок Арсан Дуолай, Сказали друг другу так: — Богатыри улуса айыы Будут вечно нас в грабеже уличать, Будут нас догонять, притеснять. А в глубоких нюкэнах — В подземной тьме, В пропасти Чёркёчёх, Добраться до нас нелегко. Мы ограбим их, оберем — И в подземный мир уйдем, западем… Бездна трех преисподних темна, Кровля их на укрепах стальных… — Так сговорившись, ушли они В свой бедовый подземный мир. Старейшины трех великих родов Стали главарей выбирать, Неподкупных грозных судей Для верхних и нижних племен. Равные властью судьбе — Владыками трех миров На вечные времена Избраны были — Одун Биис, Чынгыс Хаан И Дьылга Тойон, А писарем был приставлен к ним Чудовищный великан — Длинный Дьурантай, — Дескать, если подымется Тяжба иль спор, Он дознался бы живо — кто вор, Кулачищем зачинщику погрозил.

СТИХ 4

А потом исполины айыы — Те, кого не выдерживает земля, Решили жизнь основать В срединном мире земном, Навсегда устроить его Немеркнущую судьбу. — В жертву отданная до сих пор Жители преисподних бездн — Силам адьарайских племен, Налетающим с высоты — Силам вечно-алчных небес, Напастям обречена Разымчивая на расхват, Беззащитная эта Земля! — Так рассудили они. — Неужель, всемогущие мы, — Всезнающие, Всевидящие, Не устроим жизнь по воле своей В этом срединном мире земном? Выбрав из трех первозданных родов, Надобно поселить Навеки на средней земле Быстроногих, чья кровь горяча, Подпоясывающих свой стан, Тридцать пять племен уранхай-саха — С поводьями за спиной, С немеркнущею судьбой, С продолговатым носом людей, У которых лицо впереди, У которых на шее легко Поворачивается голова, Чьи суставы гибки, связки крепки, Чье дыханье, словно туман, В чьих жилах — живая кровь. — Так устроить жизнь на земле Приняли решенье они.

СТИХ 5

Если прямо отсюда идти на восток, Там, где край лучистых небес — Пешеходно-слоистых небес Свешивается к земле, Словно р овдужная пола; Где земли конечный рубеж, Затуманенный синевой, Загибается вверх, как лыжный носок; За высокой медной горой, Где рождается месяц по вечерам, За серебряною горой, Откуда солнце встает по утрам, Где три белых березы растут, Стройно поставленные, как чэчир, Матерью природой самой; В том благословенном краю Были некогда поселены Волею верховных владык Кюн Дьэсегей Тойон И Кюрё Дьэсегей Хотун, Дабы там — в раздолье степном, На приволье том травяном Развели, расплодили они Бесчисленные табуны Белых, длинногривых коней, Бешено игривых коней, Чьи округлые копыта тверды, Чтобы вольно им было пастись На лугах, у светлой воды. Если на запад отсюда пойти, Там, где склоны желтых небес Свешивают до земли бахрому Перистых облаков, Где лежит изобильный край, Окропленный густой росой, Словно шитый из кожи жбан, Клином-швом восходящий вверх; Там, где девять бурных, могучих рек, Пробиваясь средь гор и холмов, Сливаются на просторе степном. Где восемь еще говорливых рек Сбегаются шумно в одну реку, Где семь ручьев из семи лощин В лиственной зеленой кайме, Будто за руки ухватясь, Сходятся в хоровод, — Владыки айыы поселили там Великого кузнеца По имени Куэттээни, Чтобы он ковал, мастерил Тридцати пяти племенам Боевое оружье, ратный доспех, Копья, секиры, мечи С закаленным стальным лезвием; Чтобы он кольчуги вязал, Чтобы он доспехи ковал, Чтобы стрелы крылатые мастерил, Чтоб колчаны ими набил. На грани трех сопредельных стран, На кургане сверкающе-ледяном О железных трех поясах, С жерлом на вершине крутой, Огнем подземных глубин Полыхает горнило его. Будто рослую, добрых статей Кобылицу на третьем году — Бедненькую — ведя в поводу В преисподнюю — в темный мир, Где господствуют восемь свирепых родов, Повалили вдруг на ходу — И всадили ей острый нож, И пустили хлынью алую кровь На блестяще белый снежок, — Так горит, полыхает алым огнем Горнило великого кузнеца. Будто грузно развалистого на ходу Пороза, шестилетка-быка, С железным кольцом в носу, Хватили обухом в широкий лоб — И с протяжным мычанием, у столба На колени падает бык, — Вот такая огромная в кузне той Звонкая наков альня стоит. Четырехгранная толща ее, Сталью крытая наварной, Не расплющится под ударом любым, Не расплавится под жаром любым. Из широких ворсистых шкур Сорока четырех жеребцов — Шумно, не умолкая, гудит Огромный кузнечный мех. Насажен на длинную рукоять — На дюжее бревно, Словно коновязь во дворе богача, Где много бывает гостей, Черный молот великого кузнеца Неумолчно кует, гремит. Пронзительно резко визжат Кривые клещи его. Неистово скрежещет, шипит Быстрый напильник его. Есть жена-хозяйка у кузнеца, — Честь ей от всех и почет; Отважная духом — зовется она Уот Кындыалана; А сам великий кузнец — С тяжелым дыханием исполин, Сильный волей, Нравом крутой. Вот такого богатыря, Говоря ему: — Корнем будь Рода грозного ковачей! — Поселили на круче горы, В клокочущем огневом жерле, В средоточии бедственной, горевой, Средней серопятнистой земли. В этом превратном мире земном, Где невозвратно проходит все, Где не вечно и зыбко все, Где беспечные поколенья живых — Надежды и сил полны — На увяданье обречены, На гибель осуждены, Там — на севере, на берегу Огнемутного моря Муус-Кудулу, Где ломает прибой Припай ледяной, Хрустя, шелестя шугой, Где на отмели красный песок, У истока смерти самой, В глубокой чаще лесной, В пещере — откуда весь день Через дуплистый пень Клубится кудрявый дым, Будто поднимает рога Трехгодовалый олень, Там был небожителями поселен Старец-ведун Сээркээн Сэсэн, Чтобы зорким оком он был, Гадателем добрым был, Предсказателем велений судьбы Тридцати пяти племенам, Населяющим Средний мир. У дивного того старика Длинная до земли борода. На глыбах каменного плитняка Пишет он маховым орлиным пером, Окунает перо в орлиную кровь… А за волшебным пером Приставлена смотреть, Прислужницей верной быть Проворная девушка-удаган, Белоликая дочь небес. Хозяином-духом живого огня, Хранителем очага В жилищах племен айыы В срединном мире земном, Полосами раскинувшемся широко С запада на восток, Поставлен был старец Аан Уххан, Нареченный Хатан Тэмиэрийэ, Улуу Тойона старший сын. Лиственницей питается он, Смолистой кедровой сосной. Синее пламя — дыханье его, Светло-сивый конь у него под седлом. С виду он похож на стрелу С вилообразным концом. Ввысь клубится Седая его борода, Весь искрится он и блестит… У него на боку большая сума, В ней сухого трута кусок С копну сенную величиной — И огниво в суме, и кремень. Неразлучны с ним Покровитель жилья — Дьэдэ Бахсыланы И хранительница скота, Коровника добрый дух — Ньаадьы Ньанханы. Так с древних времен повелось. С тех пор любой человек Из племен уранхай-саха, Обзаведясь жильем, Разведя священный огонь, Славословит, благодарит Хранителей добрых своих, Всегда принося им дары От всего, что есть у него. Чтобы без числа породил, В изобилии расплодил В водах рек, морей и озер Сверкающие желтою чешуей, Рассекающие волну, Неиссякаемые косяки Многорунных рыбьих пород, Хозяином всех водоемов земных Был поставлен старик Едюгэт Боотур, Щедрый, тучный, Искрасна-черный на вид, С зеленой тинистой бородой, С рыболовною сетью на дюжем плече, С кузовом берестяным за спиной. Обдуваемый ветром сырым Обширный двор у него, Обложенные гущей молок Подводные пастбища у него. Вот каков был тот исполин — Водоемов дух-властелин. А чтобы в бескрайних степях, А чтобы в дремучих лесах Разводил, умножал без числа Разных четвероногих зверей — Голосистых, Клыкастых, Рогатых, Пушных, В Среднем мире был поселен Безбедно щедрый всегда Курагааччи Сюрюк, Куралай Бэргэн, Благословляемый родом людским, Прославляемый Баай Байанай. С той поры охотник любой, Ходящий на двух ногах, У кого лицо впереди, Чьи суставы г ибки, Мышцы крепк и, На промысел выходя, Байаная на помощь зовет: — Важный дедушка мой, тойон! Из владений богатых твоих Навстречу мне выгоняй Четвероногих зверей С позвонками в крепкой спине! Гони их под мой прицел, Чтобы зверь попал в мою западню, Чтобы зверь наступил на струну сим ы, Чтобы зверя без промаха бил Мой надежный лук-самострел! Об этом молю и кланяюсь я Трем твоим черным теням! Там, где высится над землей Непреодолимый рубеж Трех издревле враждебных миров, На узорном склоне теплых небес, Благословенных восточных небес Поселили владыки айыы Схожую с крапчатогрудой тетеркой, Пленяющую сердца Сияющей улыбкой своей, Прекрасную в блеске богатых одежд Праматерь живого всего Богиню Иэйэхсит. Хранительницей жилья, Дарительницей добра, Покровительницей чадородья — она В былых временах прослыла. Рождением и судьбою людей, Говорят, управляет она. Ей сила дана, Дана благодать Рожденного охранять, На счастье благословлять. — Вот идет она к нам Сама — наяву Наша матушка Иэйэхсит! — Говорили в прежние времена… — С края неба сходит она, Простирая щедрую длань, Поглаживая нежной рукой Серебристые щеки свои; Радостно хохоча, Яркой улыбкой лучась, Нарядясь в дорогие одежды свои, Идет она в гости к нам! — Чтобы крепкими дети росли, Чтоб они здоровьем цвели, Чтобы выросли богатыри, Надо, чтобы полон был дом Изобилием и добром, Желтым благом и молоком. Вот для этого властелины айыы На приветливом просторе земли, Где вечное лето цветет, Под крапчатым склоном крутым Восточных теплых небес, Рядом с матерью Иэйэхсит, В средоточии медном, В истоке щедрот, Чэчирами желтыми окружив, Водворили жить и владеть Светлую Айыысыт Ньэлбэн, Почитаемую Айыысыт Хаан. Дабы размножала она Беспредельно бездонную для людей Неисчерпаемую благодать, Тучное богатство земли, Чтобы расплодила она В Среднем мире, В бескрайней шири его Бесчисленные стада! Душу девочек пристрастив К острой игле и шитью, Душу мальчиков пристрастив К стрелам, боевому копью, Поколенье за поколеньем хранит, Взращивает Айыысыт. С той поры все, в чьем доме Дети растут, В чьем хлеву коровы мычат, Айыысыт благодатную чтут, О помощи заклинают ее, Дарят ее, угощают ее, Ставя в честь ей желтый чэчир, Песни о ней поют. Прямодушная, чей кроток нрав, Чья мысль, как мир широка, Чьи щедрые грудные соски, Как кумысные кожаные мешки, Появившаяся на свет С накинутой легко На дебелые плечи дохой Из отборных рысьих мехов, В высокой шапке из трех соболей, Украшенной пером, Назначенная оживить Нагую земную ширь Травной зеленью, Пышной листвой, Прославленная хотун Аан Алахчын, Манган Манхалыын, Была в изначальные времена В Среднем мире поселена. Дети бесчисленные у нее — Духи деревьев и трав. И с тех пор — кто бы ни был он — В день разлуки с родной страной, Собираясь в далекий путь, Покидая родимый кров, Призывал на помощь Аан Алахчын, Поклонялся трем ее темным теням, Благословенья просил у нее. После этого лишь покидал свой предел, Уходя в безвестную даль.

СТИХ 6

Теперь расскажем о том, Как родился Нюргун Боотур. Прежде рожденья его, В древние времена Главари трех великих родов Сговорились брань прекратить И такой друг другу дали обет: На трехсводных ли небесах, В преисподних ли пропастях — Где б ни родился Дерзкий наглец, Что, силой своей гордясь, Взбудоражит бегущую твердь Необъятно гулких небес, Осмелится пошатнуть Основу вселенной, Опорную ось Кружащихся трех миров, Обиталище трех родов, И нарушит святой договор, То следует этого наглеца Железной уздой обуздать, Волшебным арканом связать, Проклятью тройному предать И за дерзкое озорство осудить. У великого Айынга Сиэр Тойона, Чье дыхание — нежный зной, Восседающего на вершине самой Трехъярусных белых небес, В шапке из трех соболей С блистающим высоким пером, И у прекрасной супруги его, У жены властелина небес — Подобной ликом своим Отблеску вечернего солнца, Подобной видом своим Блеску восходящего солнца, Айыы Нуоралдьын Хотун, Родился сын-богатырь. Непомерно тяжелое бремя свое Не под силу ей было носить. Задолго до девятилунной поры Из чрева прекрасной хотун, Расторгнув утробу ее, Одержимо неистовством бунтовским, Выкатилось каменное дитя, Звонко, отрывисто хохоча, Пронзительно крича: — Эй вы, черные плуты, Лукавые псы, Навыворот мыслящие лжецы, Объедалы — готовые мир сожрать, Судьи и господа! Кого вы вздумали испугать, Кого обуздать, Проклятью предать? Вот пришел я — вам на беду! По вашему грозному я суду Вброд, как по мелкой воде, пройду! Растопчу я, вихрем смету Племя верхних абаасы, Раздавлю жилища и очаги Нижних абаасы, По ветру развею золой Солнечный род айыы… Очень уж разбогатели вы, Вознеслись, обнаглели вы, У пешего посох, у конного плеть Вздумали отбирать? Потучнели вы, растолстели вы, Растопырились чересчур, Видно с жиру взбесились вы! Ох, и задам я вам! Я заставлю Верхний надменный мир Голосить, вопить! Я заставлю подземный мир Скрежетать и выть! Я реветь заставлю Средний мир! — Так, ногами суча, Кулаками стуча, Каменное кричало дитя. Услыхав угрозы его, Недра подземных бездн Загудели, завыли, дрожа; Нижний мир от ужаса завопил. Южный склон превратно бегущих небес Встревоженно загремел. Средний, серопятнистый мир Всколебался весь, заходил, Растрескался широко… Встревожились, поднялись Прародичи трех родов, Старейшины, главари, Заговорили они: — Горе нам, братья! Досада, беда! Злые он изрыгает слова! Из чрева матери выйдя едва, Угрожает, мошенник, миру всему… Видно, злобный от роду нрав у него, Видно, мысли на изворот у него! Пусть определяет Одун Биис, Пусть повелевает Чынгыс Хаан, Пусть решает Дьылга Тойон! А самим судить не под силу нам, Судьба не подвластна нам. Пусть решают те, кому сила дана, Судят те, кому власть дана! — Так сговаривались главари Свирепых южных небес. И старейшины подземных родов Совещались между собой: — Отзовемся ли недобром Об отпрыске соседей своих? С тяжелым дыханьем богатыри, С тяжелым нравом они — За обиду будут взыскивать с нас. Пусть великий Одун Биис Сам судьбу его предрешит! Тут и мы не останемся в стороне, Поступим по воле своей… — Так сговаривались главари Подземных абаасы. Вняв речам трех великих родов, Одун Биис, Чынгыс Хаан, Дьылга Тойон Изъявили волю свою, Повелели божественно нежным шести Удаганкам, ворожеям Высоких белых небес, Освятительницам, отгоняющим зло От восьми двухслойных небес, Полосато-извилистым вервием, Чародейным арканом младенца связав, В преисподнюю сбросить его, Туда, где древние три Железные колыбели стоят, Чтоб решилось — в которую он упадет, Чтоб в судилище трех колыбелей тех Определилась его судьба. Шесть божественно нежных шаманок, Шесть небесных белых сестер, Полосато-извилистый взяв Нервущийся волшебный аркан, Захлестнули, связав по рукам и ногам, Яростное каменное дитя И вздохнули, заклятие произнеся… Трехслойный серебряный потолок Высокого дома владыки небес Чуть не рухнул с крепких опор, Шестислойный каменный пол Пышно украшенного жилья Чуть не треснул по середине своей, Восемьдесят восемь Толстых столбов Пошатнулись, едва устояв, Девяносто девять могучих подпор Чуть не обвалились, дрожа, — Такой раскатился гром, Будто огромный утес Треснул под ударом грозы И рассыпался, словно камень дресвяк… Раскололся небесный свод, Облако разорвалось, Зевом разъялся Верхний мир. И вот — из проема небес, Из пролома западных бурных небес Ливень со снегом начал хлестать, Ветер завыл, засвистел; Свет застилая, Смерч снеговой поднимая, Стоголосый вихрь закружил, загудел… Словно черные волосы, вставшие дыбом, Прах земной в высоту взвился. Вопли, крики, неведомо чьи, Раздавались в сумятице вихревой… Будто разорванные в клочки Косматые шкуры огромных зверей, Клокастые тучи неслись, Мчались, как черный поток… Под седой, вихревой каймой Северных ущербных небес — Там, где девять мысов вдались В холодный морской простор, Бездонный раскрылся провал… Бедное каменное дитя, Рожденное на небесах, Задыхаясь, плача, крича, Покатилось в темный пролом — По крутому склону его, По каменным уступам его; Цепляясь ручонками кое-как, Ковыляя на четвереньках, ползком, Удержаться пытаясь на крутизне, Обрывалось, падало вниз головой, Скатывалось кувырком Все дальше и дальше вниз… Цепенеющее от страха дитя, Кубарем пролетев По горловине подземных глубин, Попало в схватывающий пищевод, В заглатывающее жерло Перевала Хаан Дьалыстыма… Кровь у подножья его Черная — запеклась. Там — на огненном лоне абаасы, На островершинной скале, Что бешено круж ится всегда, Подпрыгивая на вертлюге своем, Три ели железных растут, Словно три остроги торчат. На их могучих кривых корнях, Торчащих из-под земли Наподобье когтистых лап, Три железные колыбели судьбы, Как железные рыбы подземных морей, Нанизанные на рожон, Бьются, подпрыгивая и дребезжа. И вот докатилось дитя И упало в одну из трех Колыбелей, гибельно роковых. И поднялся злобный дух Чёркёчёх, Злорадно захохотал… Отвратительная обличьем своим Подземная ворожея, В косматых растрепанных волосах, — Голова, как сарай Из ветвистых жердей, — Сырая от кровавой росы, Крюкастые когти, Дымный хвост, С тройным горбом на спине — Старуха лихая Бёгёлюкээн Вприскочку подошла, Покачивать колыбель начала; Мотая косматою головой, Дурманя ворожбой, Песенку завела.

СТИХ 7

ПЕСНЯ ГОРБАТОЙ БЁГЁЛЮКЭЭН

Исиллигим-тасыллыгим! Башка худа — совсем беда! Бай-бай, сынок, засыпай! Бай-бай, богатырем вырастай! Отращивай побыстрей Железные крючья когтей! С восходом солнца вставай, Кровожадная сила, Грозная мощь! Бросающих тень от себя, Мелькающих убивай! Ой, горе мое, Ой, хворь моя! Исиллигим-тасыллыгим… Да будут неломкими кости твои, Неразрубаемым — тело твое, Непроливающейся вовек Да будет кровь твоя! Бессмертную мощь обретя, Без жалости, играя, шутя, Губи, круши, Дави, души, Всех живых — И добрых, и злых Людей улуса айыы С жалостливым сердцем в груди, С поводьями за спиной! Убивай, Ломай им хребты, Все их племя прахом развей! Ох, качанье мое, Сгибанье мое… Ноет спина… Совсем я больна, Лютым голодом голодна. Неугомонно лихих, Резвых и молодых, Подпоясывающих свой стан Людей улуса айыы Подстерегай, убивай, Кости им сокруши, Света жизни лиши, Очаги потуши! Ох, качанье мое, Сгибанье мое! Изворотлив будь, Оборотлив будь… На гнездо адьараев Ногой наступи, Как лохань, его опрокинь, Вырывай у них из клеток грудных Сердца и легкие их, Выломай челюсти им, Вырви длинные их языки, Больше их подбрасывай мне — Бедной, старенькой няньке твоей, Чтобы не о чем было мне горевать, Чтобы весело было мне пировать! Ох, нежданный мой, Негаданный мой… Ой и плохо мне, Суматоха мне! В преисподней мире, В подземной тьме Адьараев искорени, Дочиста их перебей! Жирные их спинные мозги, Многожильные их сердца, Клубящиеся их языки Подавай мне за то, Что качала тебя, Хоть с голоду подыхала сама, А не покидала тебя! Култыхаюсь я, Задыхаюсь я… Где вы, жуки, козявки мои? Вы кишели кишмя, Торчали торчмя — И вывелись, извелись… Эй, лягушки мои, Растопырки мои… Тяжко мне, Душно мне… Баю-бай моей пятерне… — Только песню эту Пропела она, Мира Верхнего главари Услыхали, встревожились, Заговорили Матёрые богатыри: — Наконец, видать, Народился он — С беспредельной силою исполин! Не к добру рожденье его! Взбудоражит он Верхний мир, Выворотит затворы его, Собьет засовы с наших ворот! Разорит он подземный мир, Истребит он срединный мир, Он — дерзкий — вывернет три кольца, Что держат три мира в одной руке. Непоправимая будет беда, Вселенная распадется тогда, Светопреставленье пойдет! Уродился, как видно, Задорный и злой Удалец, озорник, игрун — Кулут Туйгун Боотур, Угрожающий небесам и земле — Хаан Сабыдал Бухатыыр, Могущий разрушить мир, Эсэх Харбыыр, Эркен Баатыр, Чье подножье — гибель и смерть… Что будет он рожден, сотворен — Древнее предсказанье есть. Неужто этот ребенок рожден? Не может иначе быть! Немедля должны мы решить, Как его нрав укротить. — Долго думали мудрецы И надумали, наконец!.. На железной, высокой, крутой, Содрогающейся мятежной горе, Не прикрепленной ничем К краю слоисто белых небес, Не опирающейся ничем На светло-белесый мир земной, — Лишь клубится мгла у подножья ее, — Вот на этой железной горе, Кружащейся, как вихрь, Держащейся кружением своим, Чародейной силой своей, На восьмигранном столбе Блистает дом золотой, Белеет обширный двор Охранительницы небес — Удаганки Айыы Умсуур, Нюргун Боотура старшей сестры. Вот на этот двор, Под ее надзор, В каменную несокрушимую клеть Младенца перенесли, Чародейным арканом его окрутив О тридцати девяти узлах. Каменной клети железную дверь Поставлен был сторожить Без умолку говорящий Идол, красною медью блестящий, С конскую голову величиной. Чарами удаганки небес Погруженное в непробудный сон, Покоилось в темной клети дитя, Не зная детских игр и забав, Вырастая в чудесном сне, Сил набираясь во сне… Боялись владыки айыы: Если с Верхнего мира Ветер дохнет — Проснется младенец, Бед натворит. Из подземного мира Потянет сквозняк — Тоже добра не жди. Если Среднего мира Воздух густой Ветром его обдаст — Не оберешься хлопот. И еще к нему приставили трех Исполинов-богатырей. Верхнюю сторону должен один От сквозняка затыкать, Нижнюю сторону должен другой От сквозняка затыкать, Третий должен был с боковой стороны Ветру путь преграждать. Если в Верхнем мире Родится беда, Если в Нижнем мире Вспыхнет вражда, Если в Среднем мире земном Кровопролитье пойдет — То, коль скажет Чынгыс Хаан, Прикажет Дьылга Тойон, Одун Биис повелит, — Нюргун Боотура освободят, Чтобы злую силу он укротил, Чтобы Средний мир Сохранил, защитил…

СТИХ 8

ПЕСНЯ ГОРБАТОЙ БЁГЁЛЮКЭЭН

Стали думать старейшины рода айыы, Кого избрать, поселить, Кого высокой судьбой одарить В Среднем мире земном С восходящим солнцем, С густою травой, С зеленеющею листвой. Кто достоин корнем стать на земле Рода людей Уранхай-саха? Чтоб людей породить на земле, Из улуса солнца, Из рода айыы Был избран Саха Саарын Тойон, А подругой ему дана Сабыйа Баай Хотун. Боги их поселили там, Где, ниже высоких гор На восток опускается край Пешеходно-слоистых небес, Где, как одежды ровдужной край, Полосами пестрыми окаймлен, До земли спускается небосклон; Там, где влажно-росистый угол земли Загибается вверх, как концы Свилевато широких лыж. В светозарной той стороне Осьмикрайняя, на восьми ободах, Белая равнина блестит. Там неувядающая никогда, Не знающая изморози ледяной, Зелень буйная шелестит. Там высокое солнце горит светло, Никогда не падает снег, Никогда не бывает зимы. Лето благодатное там Вечное изливает тепло. Опереньем ярким блестя, Турухтаны порхают там, Молодые утки с озер Табунами взлетают там, Голуби не умолкают там. Неиссякаемая благодать Изобильем вздымается там, Вечный пир кумысный кипит, бурлит. Девять длинных веревок волосяных Между коновязей натянуты там И поставлен кругами зеленый чэчир Вокруг цветущих полян, Словно густоветвистый лес. Как глубокое озеро, выставлен там Заповедный кумысный чан. Там в низинах — творожная топь, До вертлюгов неукрощенным коням, Из молочной гущи солончаки До колен ездовым коням. Синим маревом кур ится даль, Жаворонками звенит. Красуется, светом напоена, Привольная эта страна. Посреди земли Становье-жилье; Где броды п одну широких рек Как натянутая тетива, Где на пастбищах в олнами ходит трава, В средоточии той страны, На печени золотой Осьмикрайней, на восьми ободах, Гладко широкой, Ясно высокой Средней земли матер ой, На медном возвышенном месте ее, На серебряной середине ее, Над которою никогда Не веяла никакая беда, На блистающем пупе земли, Где ласков полуденный зной, На высокой хребтине ее, На вздымающейся груди земляной, На вздувающемся загривке ее, На широком затылке ее Силою исполинов-творцов Сотворенно построен был Тринадцатистенный дом Из цельного серебра, Полный всяческого добра; Сверкая кровлею золотой, На девяносто сажен в длину Раскинулся этот дом, На расстояньи дневного пути Видимый отовсюду кругом; Чтобы вольно вливался в него поток Девяноста лучами дарящего свет Белого солнца дня, Девяносто окон больших Прорублено в доме том, Равного которому нет. Избранная волей богов, Предназначенная стать на земле Корнем племен уранхай-саха, Прекрасная молодая чета, Чарами матери Айыысыт Чадородья жаждой полна, Страстью созидания Одухотворена, Вошла в уготованный ей Просторный нарядный дом. Распахнули дверь в высокий покой — Мехом белым покрытое ложе там, Собольих мехов одеяло на нем, Соболья подушка на нем. Им желанье покоя не даст, От него не укрыться им. Из глубины своих недр Вожделением загорелись они. Верхние одежды Пальцами рук Сбросили мигом с себя. Исподние одеянья свои Тыльными сторонами рук Разметнули, скинули прочь. Развязались Нагрудные украшения их, Распались Набедренные украшения их, Бряцая бисером и серебром. Развязались Украшенные шитьем Натазники в бахроме. Позарившиеся друг на друга бедняжки, Не помня себя, обнялись, Пали на ложе из белых мехов, На ложе из полосатых мехов. Пламя богини Айыысыт Их нестерпимо палит. Шумно, с посвистом, задыхаясь, Обнюхивали друг друга они. Пока не иссякла в них сила-мощь, Ласкали друг друга они. У бедной женщины молодой, Встрепенувшейся от любовных утех, В святилище утробы ее, Где, как завязь плода в цветке, Возникая, растет человек, Мальчик и девочка — близнецы, Две жизни и две души, Величиной с головку ковша, Словно влитые, На сокровенном дне Глухой утробы ее Забились, Стали расти. Сабыйа Баай Хотун, Прародительница племен, Забрюхатев, Стала степенно ходить, Неторопливо стала ходить, Горделиво стала ходить. Быстро бремя ее росло, Быстро время ее пошло — За первые сутки Первый месяц, За вторые сутки Второй месяц, За третьи сутки Третий месяц, За четвертые сутки Четвертый месяц. На пятые сутки, Как на пятый месяц, Округлился ее живот, На шестые сутки она Двигалась тяжело, На седьмые сутки Поблекла лицом, На восьмые сутки она Стала недомогать, На девятые сутки с трудом Стала бремя свое подымать. На десятые сутки ей Сделалось невмоготу тяжело, Поясницу будто огнем обожгло, Принялась она охать, стонать, Первые схватки у ней начались, Предродовые потуги пошли. Содрогалась она, Металась она… Наступило время на помощь звать Айыысыт — великую мать. Плакала, причитала она… Наступило время молить Защитницу Иэйэхсит.

СТИХ 9

САБЫЙА БААЙ ХОТУН

Аай-аайбын! Ыый-ыыйбын! Облегчите боль хоть на час один! Нестерпима ужасная боль моя… Не выживу я… Не выдержу я… Черноусый мой муж-тойон, Муженек-дружок! Здесь — в просторном доме своем Со священным пылающим очагом, Народив потомство тебе, Надеялась, думала я На благодатной этой земле, На изобильных угодьях ее Счастливой хозяйкой стать, Без числа на широких лугах Откармливать тучных коров, Огораживать загоны для них — Думала я, надеялась я Долгую жизнь прожить, Довольство, счастье вкусить… Да напрасно, видно, надеялась я! Погасло белое солнце мое, Серебряный оторвался кружок С высокой шапки моей. Ты останешься — я уйду… О, какая боль внизу живота… О, нестерпимая боль В потных моих пахах, В нижних ребрах моих! Чем я эту боль отведу? Все же предуказано нам, Божественной силой приказано нам Обосноваться навек В восьмиободном мире земном… Нам исчезнуть не суждено, Нам — высоким, с немеркнущею судьбой, Еще будет счастье дано… Выйди из дому поскорей, Дорогой мой супруг-тойон, Прямиком иди на восток. Там, среди равнины, стоят Три молочно белых холма; На одном из них Березка растет С трепещущею листвой, С развилкою двойной. Вырви с корнем березку И мне принеси. Нагадала я, Увидала во сне: Приметы есть у меня — Придет к нам счастье! Придет! Как принесешь березку сюда, Сучья, ветки у ней обруби, Вытеши двухразвилистый кол И выставь передо мной. В землю вбей двухразвилистый кол, Сделай зыбку просторную с желобком, На развилья зыбку повесь. — Проворно Саха Саарын Тойон Исполнил просьбу жены: Вырвал с корнем березку, Домой принес, Споро за работу взялся. Опору для зыбки вытесал он, Надежно в землю забил, Стал потом колыбель мастерить, Корпеть, мудрить, Тесать, долбить. Прародительница племен, Только боль отпустила ее, Воссела, раскрыла постель Из полосатых шкур… В восемь чоронов больших, Украшенных узорной резьбой, Из которых пьют кумыс на пирах, Желтого масла она налила И с поклоном поставила их У изголовий восьми Оронов вдоль стен жилья, Чтобы защитница Айыысыт, Радуясь, что ожидают ее, Что радушно встречают ее, Благожелательности полна, Мольбам горячим вняла, На землю низошла. Потом прародительница племен Сабыйа Баай Хотун Вынесла из кладовой Свою волочащуюся по земле Долгополую рысью доху С оторочкою дорогой, В которой — пуд серебра. Нашейные украшения свои, Драгоценные ожерелья свои, Подвески, пластинки и филигрань Бережно разложила она, Чтобы на солнце сверкали они, Чтобы радужно заиграли они, Чтоб улыбались они. Поклонившись трижды потом на ходу, Поставила перед собой Высокую шапку из меха бобра, Где ость горит Холодным огнем. На высокой шапке солнцем блестит Бляха чеканного серебра; Радугой переливаясь, на ней Красуется шитый Красный узор, Еще девушкой, в этой шапке она, Надев ее слегка набекрень, Ходила — легка, стройна, Красивую голову свою Горделиво откинув назад… Предназначенная в будущем стать Прародительницей племен, Стройными десятью Пальцами белых рук, — Будто десять горностаев, они Свисают головками вниз, — Серебристыми ладонями рук Поглаживая себя по щекам, Поглядывая большими глазами На черные косы свои В восемь маховых саженей, Распуская пышные их концы, Ровными зубами блестя, Выговаривать слова начала, Тихо про себя напевать.

СТИХ 10

САБЫЙА БААЙ ХОТУН

Дьээ-бо! Дьээ-бо! Дух обступающего меня Доброго жилья моего, Под столбом опорным его Вольно возросший Дьэдэ Бахсыланы, Во имя мое, на счастье мое Плечом толкни, Широко распахни Плотно захлопнутую дверь, Тяжелую дверь свою!.. Осьмиободной, осьмиокружной, Гладко широкой, Щедро высокой Матери изначальной — Земли Хозяйка с начала времен С посохом золотым, Изливающая желтую благодать Аан Алахчын Манган Манхалыын, Заступница дорогая моя, Бабушка седая моя, Поспеши придти, Меня защити! Прясло тяжелое разбери, Тугой заплот отвори!.. Если мне суждено Человеком стать, Женщиной уранхайской быть, В радости жить, Счастье узнать, То открой передо мной Крутой перевал, Где жертвою за меня Чернеет хвост вороного коня, Виднеется грива коня! Обитающая в блаженной стране, Где блистает невечереющий день, Где яркое солнце весны, Как широкого меча полоса, Где белое солнце зимы, Как секира-саабылаан Взлетает, восходя, Где тихое лето всегда, Где тучная зелень всегда, Где растет густой пырей и острец, Где в неблекнущей высокой траве Потеряется трехлеток телец, Где злак луговой Высотой до бедра Четырехлетка коня, Где лужи из крепкого кумыса — Из перебродившего кумыса Вскипают, плещут, шипя Через холку осеннего жеребка — Бурого стригунка; Обитающая в высокой стране Мать Иэйэхсит, Призываемая женщинами молодыми, Прославляемая пожилыми, Защитница Айыысыт, Помоги! Настала пора Расстаться мне с костью моей, Настала моя пора — Дитя на свет породить! Ты до рассвета дня Скотный мой варок огляди, Ты до восхода солнца дня Конный мой загон огляди! Двухлетнею обернись Кобылицей небесных полей, Кобылицей сивенькой обернись С округлыми мышцами на груди, Играющими на бегу, С крепкими бедрами налитыми, Со стрелками на оплечьях крутых, С яблоками на широких боках, С полоской узорчатой на спине, С отметиной божества На крепких ребрах твоих, С крапинами на крыльях ноздрей, С белой звездой на лбу! Кобылицей резвою обернись И ко мне сойди, прибеги С высокого перевала небес! Явись, Покажись наяву! В виде своем Войди в мой дом, Погляди на мою раздольную жизнь, На обильную благодать!.. Дарующей добро Дланью меня погладь, Жизнь принеси, Защити, спаси! Склонись надо мной, Рокочи, заклинай, Благословляй, Силу мне дай! На мягкие колени свои, На шерстистые колени свои Положи меня, укачай, Счастье наворожи! Сына, горячего нравом, Грозного богатыря Дай мне родить! Дочку-красавицу Дай мне родить! В тяжкую пору мою — Ласково со мной Человеческой речью заговори! На ложе моем травяном В ногах моих посиди, Угощением не побрезгуй моим, Благосклонно отведай его! О, как нестерпимо опять Схватывает жестокая боль! Как затрепетала во мне Крепкая, черная печень моя… Как сильно забилось в груди Многожильное сердце мое… — Так пела, взывала она К благодатной Айыысыт. Так причитала, стонала она, Призывая Иэйэхсит. Теплый воздух Повеял с небес, Закружились клубящиеся облака, Опустились до самой земли. И вот, почитаемая везде, Небесная жизнедарящая мать — Ньэлэгэлдин Иэйэхсит, Ньэлбэн Айыысыт, Белой, как молоко, Кобылицей оборотясь, С облака сошла, Прискакала к урочищу первых людей, Прянула на дыбы, Глянула в их золотое жилье, В их серебряное гнездо. И поемным лугом она понеслась, П осолонь кр угом она понеслась, Трижды стойбище обежала кругом, Трижды фыркнула потом — Пал на землю стодневный Палящий зной… А как трижды звонко Проржала она — Выпала н атри года окрест Молочно-белая влага с небес… Трижды шумно встряхнулась она — И маревом синим подернулась даль… На обширном лугу-тюсюльгэ, Где хозяин готовил пир, Где молочный омут кипел, Кобылица небесная, встав на дыбы, По-журавлиному встав На задних копытцах своих, Полморды сунула в полный турсук, В бурлящий кумысный мех И большими глотками пить начала, Булькая и журча. Потом, глубоко вздохнув, Подбежала к просторному дому их, Голову просунув свою В распахнутое окно. Трижды фыркнула — И широкий чан, Поставленный посреди жилья, Кумысной влагою Сам собой Наполнился до краев. О протянутую веревку — сэлэ, К которой привязывают жеребят, Как будто споткнулась она… И вдруг — обернулась она Прекрасной женщиной-госпожой, Статной нарядной хотун, В дом горделиво вошла; Душу мальчика В виде пернатой стрелы Скрывая в правой руке, Душу девочки В виде ножниц двойных Скрывая в левой руке, Поступью неслышной вошла, По воздуху проплыла В серебряное людское гнездо, В просторное золотое гнездо. Вея миром, Дыша добром, К изголовью женщины молодой Приблизилась она, Благословение произнесла, Ворковать, колдовать начала. Помощь айыы Призывала она, Все громче пела, вещала она… С благословеньем раскрыв Оборчатые полы одежд На бедрах Сабыйа Баай Хотун — Прародительницы племен, Миротворная Айыысыт Проворно стянула с нее Наколенники из рысьих мехов, Из отборных рысьих мехов, Раздвинула колени у ней; Благотворной дланью своей Стала оглаживать ей живот… И, кивая в лад головой, Уранхайской речью людской Заклинанья петь начала, Слово тайное произнесла.

СТИХ 11

БЛАГОСЛОВЕНИЕ АЙЫЫСЫТ

Уруй-айхал! Уруй-мичил! Ну, так и быть — Тебе не тужить!.. Счастье сулит вокруг Сочный зеленый луг… Эй — это я, Иэйэхсит, Защитница твоя — Крепких детей тебе подарю, Крепкую радость тебе принесу… Нарын-наскыл! Кюэгел-нусхал! Что ж — так и быть — В счастьи вам жить! Это я сама — Айыысыт Услыхала тебя, Пришла, Удачу тебе принесла. Погляди вокруг — Зелен сочный луг… Вам, дюжим детям моим, Нарождающимся на свет, Счастье сулю, Удачу дарю, «Уруй-айхал» говорю! Чтоб тебе на будущие времена Сильное потомство родить, Бесчисленно расплодить, Чтоб на девять веков ты могла Крепкую к оновязь установить, Чтобы десять грядущих веков Сыновья твоих сыновей Вспоминали тебя, Прославляли тебя, — Я утробу раскрою твою, Я колени твои Снежно-белые распахну, Плоду твоему Стезю укажу. Уух! Дитя мое, Долгая жизнь тебе! Уух! Дитя мое! Уруй-айхал! — Только молвила эти слова Добрая Айыысыт, Бедняжка Сабыйа Баай Хотун, Вскрикнув, словно степной кулик, Напряглась из последних сил — И вдруг из утробы ее, Из трехслойной матки ее Выскользнуло дитя, Дон ельзя красивый сын, С восьмилетнего величиной, С девятилетнего величиной Выкормыша богатырской семьи, С упрямой большой головой В кудрявых серебряных волосах, Падающих на лопатки его. Выскользнул сердитый крикун Из материнских недр, Порывисто биться стал, Руками-ногами сучить, Кричать, реветь, голосить. Как большая рыба, зимой Вытащенная из полыньи, Прыгает, бьется об лед Плесом и головой, Так новорожденное диво-дитя, Неуемно кувыркаясь и вертясь, Грохнулось об пол жилья. Каменные восьмислойные балки Вздымающегося высоко Громадного дома их Содрогнулись, Треснули по углам; Восемьдесят опорных столбов Пошутнулись И сотряслись; Толстый серебряный потолок Подпрыгнул на три вершка, Пол, на диво сплоченный В семь слоев, С гулом осел На восемь вершков. А ребенок проворно на ноги встал, Прямиком к дверям побежал. Тут Саха Саарын Тойон — Сотворивший сына такого отец, Смирно сидевший в углу, В смятении с места вскочил; Будто поднятый из берлоги своей Свирепый лесной медведь, На дитя навалился он. Проворно на руку намотав Волосы вьющиеся его, Будто бьющегося жеребенка — Лягающегося жеребенка За гриву крепко схватив, Сына к себе притянул; В цельную шкуру коня Отбивающегося завернул, Длинным арканом волосяным Крепко его скрутил. — Так и надо! Неужто я Не могу схватить его, Удержать? Да неужто дам убежать Бедному дитятку моем у — Так Саха Саарын Тойон В возбуждении радостном говорил, Глазами вокруг себя Поводя, как пугливый конь, Удивляясь, что стал отцом, Радуясь детищу своему. Поглядел потом на жену И увидел диво еще: Девочка невиданной красоты, С неуемным нравом крутым, Подпрыгивая на спине, Лежит у жены в ногах, Пронзительно крича, Дескать — я появилась на свет! Жить хочу, Расти, цвести!.. Прародительница племен — Сабыйа Баай Хотун, В полуобмороке, посинев, От мук остолбенев, Дух облегченно перевела… Просветлело у ней в глазах; В цепкие ладони свои, В крепкие ладони свои Девочку она приняла, Схватила, приподняла. Счастье дарящая Иэйэхсит — Миротворящая Айыысыт, Величаво голову подымая, Радостными очами блистая, К ложу матери подошла, Стройными десятью Пальцами белых рук Со лба Сабыйа Баай Хотун Отерла, смахнула пот, Выступивший у корней волос, И благословенье свое На прощанье произнесла.

СТИХ 12

БЛАГОСЛОВЕНИЕ АЙЫЫСЫТ

Ну, так и быть! Так и быть! Яркая зелень вокруг! На девять веков Да будет тебе Радость и торжество — Уруй-мичил! На восемь веков Текущей рекой Счастливый удел Да будет тебе. Айхал-мичил! Нескудеющая, На семь веков — Слава Да будет тебе! Ну — так и быть — Жить — не тужить! Счастье я обещаю вам, Добро нагадаю вам: Будьте крепким корнем Большой семьи! Заселите потомством своим Весь простор срединной земли! Пусть во веки веков Ваш огонь горит! Пусть незыблемое у вас Вечное довольство царит! Пусть могучий Одун Хаан Вам судьбы невалкие определит! Если ветер холодный на вас дохнет С верхней северной стороны, Богатыри айыы Заступятся за вас. Если с нижней погибельной стороны Леденящий ветер дохнет, Светлые исполины айыы Вас оградят, защитят… Вашему сыну-богатырю Я такое имя дарю: Владеющий Серо-стальным конем Кюн Дьирибинэ Бухатыыр — Пусть отныне зовется он. Имя вашей дочери Я дарю: С блистающе ясным лицом Прекрасная Туйаарыма Куо — Пусть отныне зовется она! Пусть не встретит ваша нога Никаких задержек в пути! Пусть не встретит ваша рука Никаких помех впереди! Словно яйца в гнезде золотом, Покойтесь в доме своем! Прощайте, дети мои, Да не забывайте меня! — А потом небесная Айыысыт Стремительно подошла К громоздкой двери жилья. Тяжелую, грузную дверь, Которую семьдесят семь человек, Налегая плечами семь суток подряд, Не смогли бы и приоткрыть, Настежь распахнула она, Откинула, как лепесток. Через громадный толстый порог, Схожей с четырехтравным быком, Развалившимся на боку, Перешагнув легко, Вновь обернулась она Кобылицею молодой, Масти белой, как молоко; И, мгновение постояв, Порывисто фыркая, горячась, Поскакала — и прянула на бегу На белое облако, Невдали Распластавшееся по земле, И на облаке этом, Похожем на шкуру Чалого стригунка С сизой дымкою на груди, С белой дымкою на животе, В Верхний мир Величаво взмыла она.