Ямата-но Орочи
Шрифт:
— Расцветай!
Слово пронеслось по округе и впилось в перемешанную и слитую воедино чакру нескольких существ. Это было гендзюцу, еще одна иллюзия, проникающая в чужую кейракукей и направляющая чакру. Я не мог направить ток энергии так, чтобы в итоге Кагуя смогла взять ее под свой контроль. Но я мог помочь пробудиться ее сознанию. Тишину снова нарушил хор, в ночи разнеслись слова песни.
Цветок ли я в твоем саду? Бабочка иль, может, демон я? Должна ли я тревожиться о себе иль мире сём? Красные цветы в руке обратятся в лезвие – Достойна ль я твоей хвалы? Хвали меня, хвали меня, хвали меня!
Этими словами встречали
Я так рада расцвести, лепестки мои остры, Но цветы обречены все однажды отцвести. Сломанное лезвие не оборвет ребенка жизнь, Если он порежется – мне дорога только в ад. Хвали меня, хвали меня, хвали меня!
Буйство чакры начало успокаиваться. Слова продолжали течь в ночи. Лишь иллюзия, но она была наполнена смыслом и проникала в спящее сознание Кагуи, пробуждая ее и помогая совладать с вырывающейся из-под контроля чакрой. Потому что эта песня была ее, Кагуи, песней. Она была о ней. О той, кто должна была слиться с Джуби и обратиться Шинджу, расцвести на нем алым цветком. О той, кто предал клан, убил Исшики и принял этот мир своим. О матери, ставшей демоном и дважды поднявшей руку на своих детей, обреченной быть запечатанной ими в своем личном аду.
Плоть и чакра наконец начали обретать форму. Густая сеть черных сосудов оплела плотным коконом белое вздувшееся тело джинчурики Десятихвостого и полностью поглотила его, превратив в почти ровный черный шар, сверху которого копной белели длинные волосы.
Я увяла, как цветок, из бутона демона, Но не могу я прекратить окрашиваться в алый. Мне не нужны ни тот ребенок, ни красный цветок, Просто позволь мне вновь бутоном стать... Чтобы ты хвалил меня, хвалил меня, хвалил меня!
Это была песня той, кто помнила о своей любви и просто хотела вернуть ее. И сейчас слова песни помогли вернуться той, с уст которой они впервые сорвались. Черный шар сжался, обретая человеческую форму. В беспорядке разбросанные белые волосы легли мягким плащом на плечи, сквозь них проступили похожие на кроличьи уши рога. На все еще черном фоне над белыми пятнами круглых бровей вспыхнул алым Ринне Шаринган, его тяжелый взгляд упал на меня, его можно было ощутить кожей. На мгновение все затихло. Пока ударная волна не сотрясла воздух. Она прокатилась по земле, в очередной раз терзая ее и выворачивая камни. Подхваченное ей облако пыли накатило на меня, но я лишь укрылся от него покровом Чакры Стихии Ветра, неотрывно наблюдая за тем, как пропадает черная пленка чакры, и в ночи, словно собственным светом, начинает сиять белоснежная кожа девушки.
Большие раскосые глаза... Несмотря на Бьякуган в них, я мог точно сказать, куда устремлен их взгляд. И причина рассерженно поджатых алых губ мне тоже понятна. Богиня вернулась в этот мир явно не в добром расположении духа. Ооцуцуки Кагуя... Наконец мы с тобой встретились. Она и в самом деле словно сестра-близнец Курамы в его человеческом теле. Как так вышло, интересно?
И есть ли у меня сейчас время размышлять
Наши взгляды встретились. Кагуя нахмурила округлые белые брови, вокруг ее жемчужных глаз на коже проступила сеть вздувшихся вен, бусины томое на концентрических кругах Ринне Шарингана словно задрожали, готовясь сделать оборот. Мои глаза обожгло прилившей к ним чакрой. Вспышка осознания грядущих мгновений ослепила. Когда волосы Кагуи резко бросились в мою сторону, им навстречу из моей спины вырвались десятки змей. Белые локоны переплелись с белыми гибкими телами, нити волос до скрежета впились в чешую, переплетаясь в плотный клубок. Меня потянуло в него, так же как и Кагую. Секунда — и мы с ней уже парили в воздухе лицом к лицу. Шелковые нити обрывков волос медленно падали между нами, словно хлопья невесомого снега. Капли лазурной крови из разорванных змеиных тел тянулись к земле дождем.
На миг они зависли в воздухе, пока волосы и кровь по нашей воле не превратились в острейшие иглы и не обрушились вниз смертельным градом. Резкое движение рукой, я успел подхватить воздух и увести в сторону снаряды Кагуи. Она тоже смогла защититься, ударив перед собой по воздуху и разорвав кровавые сенбоны.
Мгновение все три мои глаза были менее чем в полуметре от трех глаз Кагуи. Можно было рассмотреть дрожащие веки, длинные ресницы, словно покрытые белым инеем, и жемчужные переливы на белой радужке Бьякугана. Потоки чакры прекрасно читались моими глазами. И когда гендзюцу Кагуи было готово ворваться в мой разум, моя иллюзия тоже была близка к завершению. Резкая боль в глазах отдалась головокружением. Две техники столкнулись и переплелись. Чакра в гендзюцу и природная энергия взорвались, просочились в ткань реальности. Исказившееся пространство между мной и Кагуей отбросило нас в стороны. Дрожащее марево разорвало остатки белых локонов и змей. Из него медленно показалась алая дрожащая трава и торчащие из нее изломанные деревья из пепельных костей, на ветвях которых небесной лазурью дрожали капли росы.
Я оперся телом на сгустившийся воздух и погасил инерцию полета, чтобы мягко приземлиться на холодные камни. Напротив меня то же сделала Кагуя. Между нами вырос странный сад из пепельных костей и кровавой травы — две смешавшиеся иллюзии, ставшие реальностью. Первый контакт с возрожденной богиней, а уже свершилось чудо. Вот только сам контакт вышел далеко не мирным.
Несколько томительных секунд тишины, пока я боролся с накатывающими на разум образами и рокотом грядущего. Первой молчание нарушила Кагуя. Строго поджатые алые губы шевельнулись, в воздухе раздался глубокий и холодный женский голос:
— Сын Хагоромо? Нет, у него должны были родиться близнецы, Индра и Асура. Ты... не можешь быть им, — на лице Кагуи почти невозможно было увидеть эмоций. — Откуда у тебя Шинган? Этот глаз должен был исчезнуть.
Шинган? Она про мой третий глаз, я так понимаю. Что могло бы означать «шин» в данном случае? Может, конечно, Божественный Глаз, но, скорее — Глаз Читающий Знамения, Глаз Пророка. Теперь хотя бы знаю название этого додзюцу. Только это вряд ли поможет мне взять его под полный контроль.
— Я родился и вырос в этом мире, — почти не соврал я. — И все, что имею, приобрел здесь. Думаю, Зецу способен подтвердить мои слова.
Черная тень в одном из рукавов Кагуи зашевелилась, в ней распахнулась пара желтых глаз и белая полоска рта.
— Его глаз раскрылся после того, как он поглотил меч Кусанаги, мама, — донесся до меня шепот Черного Зецу. — Будь осторожна. Он готовился к твоему возвращению и ждал его. Он разбудил тебя, когда чакра двух Десятихвостых смешалась и начала подавлять твое сознание.