Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Музыкальный аккорд.
1931, июнь.
Дума о Британке
трагедия в четрёх действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Лавро
Устин — его отец.
Гапка — его мать.
Мамаиха — бабушка Лавра.
Егор Иванович (товарищ Егор) — уполномоченный Ревкома, пятидесяти лет.
Гнат Середенко.
Варка — его жена.
Клеопатра — атаманша.
Петро Несвятипасха.
Ганна Иванцева.
Роман — её сын, одиннадцати лет.
Матвей Степанович — учитель.
Гриць Коваль — рабочий.
Пасечник.
Пасечничиха — его жена.
Грицько
Рыжий, Дед, Замухрышка — музыканты
Череваш
Дед Гречка.
Одноглазый крестьянин.
Повстанец.
Атаман.
Прапорщик.
Адъютант.
Крестьяне, повстанцы, махновцы, петлюровцы, деникинцы.
Село Британка на Украине, осень 1919 года.
Сожженная хата на краю степного села, возле нее — кузница, обгоревшие деревья. Высокое небо. Устин с простреленной рукой. Гапка.
Устин. Я тебе, баба, говорю — носит тебя где-то нечистая сила, а нам треба тут сидеть! Это тебе, баба, штаб или что?!
Гапка. А ежели из пушки бьют… Хата на краю села, пули прямо во двор летят. С самого утра топчусь, обед варила, за нитками набегалась…
Устин. Ну так сядь же, баба, посиди, чтоб все у нас добре садилось: куры, гуси, утки, рои да сваты.
Гапка (садится, шьет). Ну как же, сядут они на голую землю: ни тебе хаты, ни тебе чего, из пушки бьют, люди — будто осы. А перебитую руку твою кто пожалеет? Глянь, вон как бьются…
Устин. Дак уже и обвыкнуть пора — на войну полсела ездило: то на царскую, то на керенскую, то гайдамаков, то греков в Херсоне били, немцев из Николаева гнали, молодежь с красными ушла… Ох и бьются же ловко!
Гапка. А наш и к войне непривыкший, уж я его уговаривала: ты, говорю, Лавро, обожди, нешто на тебе одном свет сошелся? Пускай уж, говорю, сынок, какая ни на есть сила на денику ударит, а тогда и пособишь, у них ведь одни офицеры, а ты кто? Чует мое сердце — каши с этим Середенком не сваришь…
Устин (выглянув). Должно быть, возле кумы Ганны снаряд упал, того и гляди, хату подпалит. Горят мужицкие хаты!.. (Кричит кому-то.) Погоняй! Погоняй! Вон туда, через леваду! Патроны не растеряй!
Гапка. Я, говорит, мама, за политику девять годов и семь месяцев на
Устин. Вот я порой и прикидываю: в кого это он такой удался? Народ бунтовал, панов палил. А как забирали на каторгу, так он вот эдак улыбнулся мне и говорит; вы, говорит, тату, за моей Варкой приглядите, я небеспременно вернусь…
Гапка. Водь как же они кохались-миловались! Усядутся, бывало, в садочке, яблони цветут, пчелы гудут, а они себе потихоньку поют… (И запела.)
Ой, у полі вітер віє, А жита половіють, А козак дівчину та вірненько любить, А займати не сміє…Устин. Тсс-с, баба, воешь, как на пожарище!
Гапка. Эх, возвернулся, а Варка за Середенком уже пять годов…
Устин. А сколько ждала? Проходу не было — каторжникова да каторжникова. А как пришло известие, что Лавро помер, так и вовсе растерялась, спасибо, хоть Середенко взял…
Гапка. За это-то спасибо они и жили — ни детей, ни согласия, — все будто Лавро стоит посреди ихней хаты. И сколько она глумления приняла!
Устин. Небеспременно, говорит, возвернусь. А вчера, как вошел во двор, словно с того света, и опять вот так усмехается — разве я вам не говорил? Хата, наша стоит — опаленная, лист на деревах обгорел, рука у меня перебита, знал, говорю, сынок, что придешь. Тут деники тебя добре искали, в печенках ты у них, на нашу голову…
Две женщины ведут через двор дряхлого деда.
Дед. Как тут в лазарет-то пройти?
Женщина. Деда поранило, видали вы!
Вторая женщина. Жито в клуне молотили цепом, а пуля как свистнет!
Устин. Ведите на перевязку.
Дед. Генерал меня на турецкой войне учил… Возьми, говорит, пороху солдатского, возьми земли святой, слюной замеси да на рану клади… (Уходит с женщинами.)
Гапка. Еще бы, из пушек бьют, а у Лавра ни одной, голыми руками отбиваются… И лазарета нема, только клуня…
Устин. В барском дворце лазарет устроим — лежите себе, как паны! Дай только войну одолеть…
Гапка. Голыми ж руками отбиваются… Пули свистят, скотина ревет…
Устин. А мы в штабе сидим, в самом центре, — пошли наши в гору, баба…
Гапка. По двое на одну веревку!
Устин. Небеспременно, говорит, возвернусь. Это тебе не я и не ты, Гапко, это старой Мамаихи корень… Как огонь пылает…