Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Рыжий. Ишь как помчалась. (Чистит шашку о землю.) Говорит, шашка у тебя нечищеная. А мы вот в главные люди попали… Важные преступники! Слыхал? Это тебе не польки!
Замухрышка. Пять патронов достал…
Входят двое чубатых.
Первый. День добрый.
Рыжий. Не подходи, мы на посту…
Второй. Кого это вы стережете?
Замухрышка. Важных преступников… А кого — не знаем.
Первый.
Все закуривают, и в это время чубатые обезоруживают часовых, кладут лицом на землю, выпускают Середенка и Клеопатру — молниеносно, молча. Все убегают. Часовые долго лежат, потом молча встают и тоже убегают.
Варка (входит, видит раскрытую дверь). Убежали! Это я виновата… Проклятые! Что делать?.. Куда бежать?.. Лавро передал, чтобы в селе их ловили. Что я наделала!
Роман входит, молча садится на свое место у повети.
Варка. Ох страшно, Роман… Будто падаю… В пропасть лечу.
Роман. Там в клуне мой тато лежит. Поцеловал меня и лежит.
Варка. Да ты не бойся, он поправится, немного полежит и встанет.
Роман. Не встанет — он уже мертвый…
"Бам-бам-бам" — с новой силой загудел колокол, заглушая все. "Бам-бам-бам"! Хлопец сидит, склонив голову на руки. Вдруг звон обрывается и наступает тишина, будто все вокруг умерло.
Варка. Куда ты идешь, Роман?
Роман. Пойду — немного поплачу… Я ведь теперь — сирота.
Уходит. Варка за ним.
Сцена опустела. Тишина. Медленно входит Мамаиха.
Мамаиха. Так тихо да хорошо, хоть мак сей… (Садится.) И Ганна перестала звонить… Пока звонила, и овдовела. На веку — как на току: натопчешься, намаешься, начихаешься и натанцуешься… Будто целый день за плугом ходила… Мрут люди, не удержишь. А мой старик говорил, бывало: пускай мрут — дорогу ведут, и мы сухарей наберем да следом пойдем… Ох, как устала я на Лавровом хозяйстве…
Гапка (входит). Нам бы, мама, надо кутьи наварить поминальщикам, пирогов напечь да свечей насучить покойникам… И кому это я знамя вышиваю? В клуне мрут, в поле мрут — и что это на божьем свете деется… (Уходит.)
Мамаиха. Как они смерти не любят… А без нее не победишь…
Входит Ганна.
Ганна (задохнулась, не может слова выговорить). Насилу добежала. Бегу по селу, а оно как вымерло. Словно и конца ему нет, бегу, бегу… И звонить бросила, скорей сюда бежать.
Мамаиха. Бежать?
Ганна. Бежать, бабушка… Слезы от радости текут, а я бегу… хочется поскорее вам
Мамаиха. Радость, говоришь?
Ганна. Такая радость, что и не высказать… Звоню я, а сама в степь гляжу. Далеко видно. Вся война перед глазами.
Мамаиха. Почему зазвонила поздно?
Ганна. Снарядом колокольню разбило. А я побежала к Покрову. Влезла — вся война перед глазами… Думаю — ведь и мой там… А сама звоню. Аж оглохла от этого звона… Пули в кирпич бьют… Я выглянула наружу, вижу — бегут враги… А мне даже петь хочется. Бросила звонить — и сюда. Радость какая!
Мамаиха. Кому радость, а тебе горе. Ганна.
Ганна (ошеломлена, бросилась к ней). Бабушка, не говорите! Отведите, отгоните! До смерти буду вам служить… Бабушка!.. Не надо горя!
Мамаиха. Не моя воля, делала, что умела. Иди в клуню.
Ганна схватилась за сердце, пошла, еле переставляя ноги.
Вот он, мужицкий двор. Прогнулся даже. Сто годов на нем живут Мамай… Сколько свадеб оттанцевали, сколько слез тут пролито. Сто годов на нем топтались и просвета не видали. А теперь увидят.
Слышно, как вскрикнула Ганна.
Всего было на этом дворе. А как же — кричи… И я кричала в свое время. (Задумалась.) Сколько душ из людей ушло за день… Лавро прилетит, как сокол… Эх, узнаю в нем свою кровь, милые вы мои…
Ганна (лицо мокрое от слез, ведет хлопца). Пойдем, Роман, в нашу опустевшую хату, встретим отца… Его и немцы били и деники истязали, в дальний путь-дорогу послали. И приедет отец на разукрашенном возу в кленовом гробу… Ой, простлалась дороженька, вся слезами залитая…
Мамаиха. Иди, Ганна, домой, ты уже отвоевалась…
Роман. Да хата у нас сгорела, одна поветь осталась… Нет дома.
Ганна. Нет у меня дома без мужа моего… Перед белыми встану, в глаза им плюну, я тоже республика, я тоже коммунистка, и сын мой коммунист, будьте вы прокляты, стреляйте в нас!
Роман. Мама! Разве маленьких принимают в коммунисты?
Женщина пробегает через двор, заломив руки, слышны голоса: "Контузило! Контузило!"
Мамаиха. Кончилось уже? Кончилось?
Со всех сторон хлынули во двор повстанцы, медленно входят во двор Егор Иванович, Коваль, Варка, Грицько, неся на растянутом рядне неподвижного Мамая. Рядно опускают посреди двора.
(Наклоняется к Мамаю, властно призывая его к жизни.) Ты живой, Лавро?!
Мамай (понемногу приходя в себя, покачал головой, поднял руку, наконец сел, уперся руками в землю, взглядом обвел всех, улыбнулся). Первый день республики!