Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Несвятипасха. Дак положение такое, Матвей Степанович.
Учитель. Положение… Географию, наверное, и до сих пор не знаешь… Ишь, обвешался… (Закашлялся.)
Несвятипасха прикрывает оружие.
Чего стоишь? Садись…
Несвятипасха садится.
Зачем меня позвали?
Мамай. Доля наша пришла к нам, республику основали, стоит посреди степей, Матвей
Учитель (закашлялся). Повесят вас, вот что скажу. За шею да на перекладину… Таких героев всегда вешают… (Кашляет.) Простудился. Жена от снарядов в погреб затащила. Ну, здравствуйте, республиканцы! (Пожимает руки Мамаю и Несвятипасхе.) Завещание написать?
Несвятипасха. Завет — на тот свет, а нам — выше марку… давай добрую чарку! Ха-ха-ха!
Мамай. Просим декрет написать. Так, мол, и так… Ради детей, внуков, потомков… Основываем республику бедняцкую, Советскую. В степях, в деникинском тылу… Зовем села — за нами, зовем города…
Несвятипасха. Смерть, напишите, в поводу водим, как конягу!..
Мамай. Бьемся и будем биться, а писать вас просим… Декрет, что у нас народная советская власть… Что землю панскую делим. А кто за республику убит — детям того земли вдвое…
Учитель. Кто же у вас… (закашлялся) министрами сидит?
Несвятипасха(становится в позу). Чем плох министр, Матвей Степанович?
Мамай. Народные комиссары у нас, Матвей Степанович…
Учитель. Егора Ивановича (кашляет) не вижу…
Мамай. Егор Иванович с отцом моим за помощью поехали.
Несвятипасха. Какой Егор Иванович?
Мамай. Уполномоченный ревкома.
Несвятипасха. Ага!
Учитель. Перекинулся словом с Егором Ивановичем… Рабочий, пролетарий… Показал ему сад… Сам, говорю, прививал и выращивал… Снарядом грушу "викторию" разбило. Не жалко? — спрашивает… Такой комик.
Мамай. Егор Иванович шесть раз с каторги бегал, в камере смертников сидел. Егор Иванович Ленина видал!
Учитель. А вы его за собой… (кашляет) на виселицу тянете.
Мамай. Напишите декрет, Матвей Степанович. За что мы боремся… За что жизнь отдаем… Пускай народ, как на праздник, идет.
Учитель. Заодно с вами на веревке висеть? (Закашлялся.)
Несвятипасха. Вы только напишите, Матвей Степанович, никто и не узнает, что это вы…
Учитель. Что? Не узнает? (Закашлялся.) Не перебивайте. (Кашляет.) Народный учитель пойдет с народом… Пускай все знают. Пускай история знает! (Кашляет.) Я пойду писать… (Берет свечку.) А
Несвятипасха(после паузы). Есть у меня пушка — для себя держал… На хуторе в соломе стоит. Коли такое дело — даю пушку! (Достает из-под стола бутылку, наливает.)
Мамай (нюхает стакан). Молоко сам делал?
Несвятипасха. А что, крепок? Это только дух такой страшный, а на градус терпимо. Первачок! До тридцати лет греет жена, после тридцати — чарочка, а потом уже и печь не согреет.
Мамай. Не шуми, разве при таком крике напишешь декрет? Вот я корня у человека доискиваюсь. Какая у него мечта? Долетают ли до нее слова, как голуби, или камнем падут, и не найдешь… Какая у тебя мечта, Петро?
Несвятипасха(задумчиво). Ишь ведь — я двенадцать годов тебя, Лавро, не видал и двенадцать годов никому не признавался… Есть у меня мечта. Днем и ночью о ней думаю. Кадеты в хате застукали, бездымный порох глаза ест, гранаты рвутся, смертью запахло, как гречкой в поле… А мне жалко не жизнь, а мою мечту…
И такая это мечта ты не смейся, не военная и не хлеборобская… Мечтаю я в театре петь. (И отошел к окну, застыдившись.) Вот так — встать и петь. А людей тысячи, и мой голос всем до сердца доходит, и что я захочу, то с ними и делаю… Ученые ли они или вовсе простые одинаково мои, и только… Вот какая мечта!.. У панского пастуха, а теперь красного партизана Несвятипасхи. Все кричат — Несвятипасха! (Взглянул в окно и вдруг иным тоном.) Ты гляди, какую тучу гонит! Полные окопы нальет!
Мамай. Я и отсюда вижу.
Несвятипасха. Боишься с престола встать? Ха-ха-ха!..
Мамай. Вот и думаю, какую теперь мечту революция просит? Республику сердцем отстоять! Понимаешь это слово — республика!
Несвятипасха. А деники издалека встанут и снарядами сожгут и окопы и колючую проволоку… Вся империя — дымом…
Мамай молча смотрит.
Значит, нечего сидеть! Соберем кавалерию да тачанки — и в степь… А деникинцы в село. А мы железную дорогу перережем, эшелоны разобьем, кадетов — в хвост, в хвост!
Ганна (входит). Может, вы бы, Лавро, вышли, посмотрели, хозяйский глаз нужен, накопали этих окопов, аж страшно. Вон и карты на землю у помещика в сундуке нашли, пора уже и делить. (Кладет карты на стол.)
Мамай (берет карту). Ишь ты, и карты нашлись. Я о них на каторге тысячу раз думал. Вот она какая, значит, наша земля… Слезами политая, потом и кровью окропленная. Навеки поделим…
Ганна (Несвятипасхе). И тебя уже тут уродило? Живой?