Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)
Шрифт:
– А куда пойдем?
– Под гору, - уверенно заявила Танфия.
– Не знаю, где была моя голова. Всего и дел - все время идти под гору.
Потрясенные увиденным, они шли, держась за руки. Но теперь, когда наваждение рассеялось, деревья словно бы расступились, и вскоре под ногами зазмеилась утоптанная черная лента тропы.
– Ты в порядке?
– поинтересовалась по дороге Танфия.
– Само собой.
– Имми вздохнула.
– Ты, наверное, меня считаешь дурочкой. Но мой сон, и потом то, что наболтал Руфрид... не выношу, когда он меня пугает, так унизительно. А отвечать ему, как ты, я не умею.
– Н-ненавижу его!
– убежденно
– Не знаю, откуда он такой поганец родился. Если тебя это утешит, то ты, кажется, испугала Линдена больше, чем Руфрид - тебя.
Имми дернулась.
– Не надо. Сон был такой яркий - просто вспоминать не хочется. Никто не понимает, почему я робкая, когда ты такая храбрая. Им легко говорить "А, она своей же тени боится". Они моих теней не видели.
Они вышли на опушку. Вослед двум своим товаркам вышла на небо серебряная монетка Лилейной луны. Перед девушками раскинулся поросший мерцающими в сумерках синими цветами луг, а дальше теснились к реке излучинские крыши. У Танфии засосало под ложечкой. Сейчас ей очень не хватало еды, вина и доброй компании.
– Но тебе нечего бояться. Сколько раз я тебе это твердила?
– Я знаю, но снам-то это не втолкуешь. А мне только Руфрида с его глупыми подначками не хватало!
Танфия приобняла сестру.
– По-моему, Руфрид тебя просто ревнует к Линдену.
– Глупость какая, - буркнула Имми, но, к радости Танфии, улыбнулась.
– Ну, и давно вы с Линденом любитесь по лужайкам?
– Танфия!
– Возмущение Изомиры быстро сменилось смехом.
– С летнего солнцеворота, если тебе так интересно. Ты даже не представляешь, чего лишена.
– Ну и не надо, все равно мне никто в округе не пара. Наверное, скоро обручитесь?
– А почему скоро? Нам всего по семнадцать, времени впереди много. А вообще - да. Мы друг друга знаем чуть не с рождения. Нам никто другой не станет нужен.
– Хорошо, наверное, получить то, о чем мечтаешь, - вздохнула Танфия. Даже завидно. Замуж выйдешь, будешь жить в Излучинке. А заниматься чем будете?
– Чем и раньше, само собой, - удивленно ответила Имми.
– Линден - за скотиной присматривать. Хочет на коня скопить. А я бы так и резала дальше камень, да в этом ремесле большой нужды нет. Так что и прясть буду, и ткать, и шить...
– И будешь счастлива?
– Да.
– Мне бы так легко успокоиться...
– Но ты же не уедешь, Танфия, правда? Не всерьез?
Танфия не ответила. Впереди на лугу мелькало что-то беленькое хвостик бегущего зайца. Девушки, остановившись, наблюдали, как зверек проносится мимо, прижав уши и из всех силенок работая задними ножищами. Заяц был посвящен Богине; нехорошо было бы видеть, как его убивают, но никакого хищника они не заметили.
– Богиня спасается, - негромко заметила Изомира.
– От кого?
У дверей родительского дома Танфия спросила:
– Расскажем им, что видели?
– Зайца?
– Нет, про другое.
– Признаться, что мы видели элира?
– Имми тихонько хихикнула.
– Не-ет, Тан. Нам уж точно никто не поверит.
– М-да, - признала Танфия, отворяя двери к свету и вкусным ароматам. Ты права.
Навстречу им выскочил отцов серый волкодав, Зырка, тыкался мохнатой башкой в грудь и пытался облизать лицо. Танфия так и стиснула пса в объятиях. С чужаками Зырка себя вел, как злобная скотина, но все члены семьи, начиная с отца девушки, его любили безмерно. Изомира каталась на нем верхом в детстве, а Ферин - и по сей день, когда думал, что мать не видит. Эйния говорила, что мальчик растет слишком быстро, а Зырка слишком стар для подобных игр.
– Кто со мной поедет на базар в Хаверейн на той неделе?
– спросил за ужином дядя Эвайн. Старший брат Эовейна жил с ними от начала времен. Танфия его обожала. Дядюшка был настолько же шумен и общителен, насколько ее родной отец - нелюдим. А еще он ничуть не стеснялся прожить жизнь бобылем.
– Я!
– воскликнула Танфия, подтирая хлебной коркой остатки подливы. Проголодалась она за день страшно. Ноги ее покоились на спине лежащего под столом Зырка. Время от времени Изомира, не такая голодная, в ответ на умоляющие собачьи взоры подсовывала псу кусочек.
– Хотя в Хаверейне скука страшенная, хуже, чем в Излучинке.
– Без этого скучного городишки нам негде было бы сбывать наш товар, строго указала ей мать.
– Имми, прекрати кормить псину!
Мужчины убрали со стола, и Эйния внесла блюдо с дымящимся яблочным пирогом.
– Поедем все. Ферин уже достаточно взрослый, да?
Малыш старательно закивал.
– Поищем тканей на зимнюю одежду.
Танфия вздохнула.
– Мама, Имми в десять раз лучше наткет. Там совершенно нечего делать, кроме как наливаться элем в таверне и болтать о ценах на капусту. На улицах полно свиного навоза. Театра нет. Книгу там не узнают, даже если она им на голову упадет. В Хаверейне я еще не видела ни одной книги, которой не припирали бы дверь. Ткани? Там нет ничего роскошней мешковины, и не чудо: все равно, стоит выйти из дому, одежду заляпает грязью, так что разумнее всего сразу ткать такое, что мазать не жалко. И краска у них тоже только одна - навозно бурая!
Отец расхохотался.
– Не так там и страшно. Ради Богини, милая, им надо на что-то жить. Как и нам. А чего ты ожидала?
– Чего-то более культурного. Ради разнообразия.
– У нас. наверное, единственная деревня во всем Сеферете, где каждый солнцеворот ставят пьесы Сафаендера, - заметил Эодвит.
– Это ли не культура?
– И я одна это понимаю, - мрачно заявила Танфия.
– Это нечестно, - укорил ее отец.
– Мы все тебе благодарны, тебе и Имми. Кстати, что мы увидим на Поврот?
Повротом называли праздник конца сбора урожая, и начала осени. Хельвин, мать Эодвита и деревенская жрица, возглавит чествование богини и бога, Брейиды и Антара, в благодарность за урожай и в ознаменование поворота круга жизни к зиме и перерождению. А потом вторая танфина бабушка, Фрейна, подаст эль, сидр и пироги, и все будут праздновать до глубокой ночи.
По всей Авентурии, как знала Танфия, народ почитал трехликую богиню Земли, и ее супруга, смеющегося Владыку Зерна, Лесов и Зверей, каждую зиму отдававшего жизнь земле, и восстававшего по весне. Хотя имена и лики разнились, боги всех земель были, в сущности, едины. Излучинцы по большей части воспринимали Брейиду как отдельную силу - добросердечную, всепитающую богиню-мать. Порой они призывали ее весеннюю ипостась, деву Нефению, в помощь в делах любовных или ради вдохновения; иной раз обращаться приходилось к Махе, жестокой и мудрой старухе, проводившей землю через зиму, а человеческую душу - через порог смерти. Своей богине деревенские верили бесконечно. Танфия - тоже, но она знала и более глубокие тайны, открытые ей книгами и подтвержденные Хельвин. Все богини были очеловеченными ликами Великой богини Нут, а боги - смягченными обличьями ее супруга, первородного Анута.