Янтарная Цитадель

Уоррингтон Фреда

– Ты правда веришь, что его можно переубедить?

– Не знаю. Но не попытаться я не имею права. Теперь мне известно нечто, ранее от меня скрытое. Увы, новость эта ужасна – чудовищна немыслимо! Но, будучи открытой, эта тайна изменит положение дел.

– Ну? – поторопил ее Элдарет. – Ты мнешься над своей тайной с тех поря, как мы вернулись. Неужто она так ужасна?

Гелананфия глотнула вина.

– Архитектор Лафеом, – проговорила она вполголоса, – вовсе не посредник. Я опасаюсь, что он – бхадрадомен.

– О

боги, нет! – простонал Элдарет, хватаясь за голову. – Из всех ужасов мира… только не это! – Странник в гневе ударил кулаком по столу. – Как могло это случиться?!

Наступило молчание.

– Не то странно, – криво усмехнулась Гелананфия, – что ты в ужасе, Элдарет. А то странно, что товарищи твои спокойны. – Взгляд ее последовательно коснулся Танфии, Руфрида, Линдена.

– Я… в ужасе, – призналась Танфия. – Просто после всех наших злоключений меня это не особенно удивляет.

– Меня тоже, – поддержал ее Линден. – Я давно знал об этом, ваша светлость.

– Никаких титулов, – возразила Гелананфия. – Я ведь уже не раз просил. Откуда ты мог знать об этом?

– Не знаю. – Свет лампады осветил его каштановые кудри золотом. Склонив голову, юноша ровным голосом поведал о странных встречах на пути излучинцев. К концу рассказа его начала бить крупная дрожь; и руку утешения протянул к нему, как ни странно, Сафаендер.

– Думаю, мы знали это с самого начала, – заключил юноша. – Просто не могли поверить.

Гелананфия внимательно оглядела его, будто осознавая – как подумалось Танфии – что эти землепашцы важней, чем кажется на первый взгляд.

– Со времен битвы на Серебряных равнинах бхадрадомен были слишком слабы, чтобы выйти с нами на честный бой. Они не осмелятся и сейчас. Однако эта тварь воспользовалась царским слабоволием и самомнением, и ныне правит им; или же, воистину, может лишь покорно подчиняться государевой воле, однако исход этим не меняется. Единственный способ освободить царя – силой прорваться в Янтарную цитадель, схватить Лафеома и заставить моего деда понять, что случилось. Если даже он не пожелает говорить со мною, на это есть Рафроем. Древний обычай не дозволяет царю отказать во встрече посреднику. Когда он увидит настоящего посредника, он поймет.

– А с чего вы взяли, – поинтересовалась Танфия, – что он не понимает?

– О чем ты?

– Почему вы так уверены, что царь не по собственной доброй воле творит все эти непотребства, что архитектор ведет его, а не наоборот?

Гелананфию бросило в краску.

– Потому что мой дед в глубине души добр.

– И мудр, и силен? – поинтересовалась Танфия. – Так нас всегда учили, и нам словно нож острый видеть, что это неправда! Если он был обманут – он не мог быть непогрешим. Так что царь или добр, но слаб рассудком, или хитер, но злобен.

Воцарилось потрясенное молчание. Даже Руфриду с Сафаендером было определенно неловко. Гелананфия пронзила

девушку взглядом, но та выдержала ее гнев смело.

– Что ж, – проговорила, наконец, царевна, – над этим стоит поразмыслить. Я, как ты заметишь, не хочу в это верить.

– Вполне понимаю.

– Истину мы выясним, когда я встречусь с ним лицом к лицу.

– Подам еще тему для раздумий, – бросил Руфрид. – К нам прибилось столько народу, что царские соглядатаи непременно пронюхают. А костров мы палим столько, что завидеть нетрудно.

– Тут ты не бойся, – успокоил его Элдарет. – Пришла пора, когда мы хотим, чтобы нас нашли.

Царь Гарнелис бродил по подземным баракам под Башней, точно призрак, проходя сырыми переходами и пещерами, вмещавшими его работников. Стены вздрагивали от душераздирающего кашля, глухого бормотания, редкой ругани стражника. Порой в изможденной толпе попадались свежие лица, еще не огрубевшие от непосильного труда и не измученные болезнью. Гарнелис вглядывался, но вместо узнавания и трепета видел на них лишь слепой ужас. За ним струился шепоток: «Старый скелет, старый скелет…».

Что за мука – выбирать. Но это его долг. Этого требовали Лафеом, и заурома, и собственный его черный глад.

Гарнелис не видел никого, кто мог бы сравниться с Изомирой. Кто, как она, вмещал бы в себе, подобно лампаде, свет всей Авентурии. Но Изомира на свете только одна.

Рекруты были спокойны. Хорошо. Но в этом царь желал убедиться собственнолично.

Этим же днем, поутру, он в Солнечном чертоге часами выслушивал мрачные отчеты разведчиков и воевод. За плечом царя маячил владыка Поэль со своим помощником Дерионом.

– Государь, положение весьма печально, – отчитывался воевода Граннен. Щекастое его лицо побагровело от расстройства – ему самолично приходилось доставлять царю дурные вести – но приукрашивать он ничего не стал. – Некоторые ваши подданные перешли к открытому бунту. Получив донос, что Сафаендер и иные предатели скрываются в городке Нахиллея, мы провели там обыск. Местные же жители дерзко осмелились сопротивляться. Их быстро усмирили, однако многие успели скрыться.

– Сафаендера, как я догадываюсь, так и не поймали. – Гарнелис перекинулся мрачным взглядом с владыкой Поэлем.

– Боюсь, что нет, государь. Сафаендер мог послужить зачинщиком, однако ж дело переросло скромный масштаб его персоны. Беда куда значительней, Как вам ведомо, в Нафенете случился бунт – сейчас мы заняты восстановлением порядка. Однако наши разведчики доносят, что беглецы из Нафенета и Нахиллеи собирают из мятежников войско в Лузанийском лесу…

– Войско? – перебил его Гарнелис. В царском сердце расплавленным свинцом вскипал гнев. – Уж извините великодушно за мою мелочность, воевода, но собирать войско позволено только мне и моим удельным князьям.