Янтарная комната
Шрифт:
— Ничего… только то, что он мёртв.
— И ты не хочешь меня об этом спросить?
— Я хочу, как и вы, остаться в живых, ваше величество. — Он вынул из кармана свиток и протянул его царю. — Это мне дали князь Меншиков и канцлер Шафиров. Нужна только ваша подпись.
— Меншиков, Шафиров! Они были здесь?
— Да, я не пустил их к вам. Я знал, что ваше величество хочет побыть в одиночестве.
— Ты правильно сделал. Я тебя отблагодарю.
Царь развернул свиток и начал читать красиво написанный текст. Следы приступа
— Ты умный человек, я это знаю, — сказал царь. — Слушай, что я хочу сообщить миру:
«При вынесении приговора нашему сыну, мы, его отец, колебались между естественным состраданием с одной стороны и заботой об обеспечении мира в империи с другой. Мы не могли принять решение в таком мучительном и серьёзном деле. Но всемогущий Бог в своей доброте захотел освободить нас от сомнений и защитить наш дом и нашу страну от опасности и позора. Вчера, 26 июня, он прервал жизненную нить цесаревича Алексея, который стал приступа, случившегося с ним во время оглашения смертного приговора и перечня его преступлений против нас и государства.
Болезнь началась с апоплексического удара. Потом сознание снова вернулось к нему, он исповедался, принял последнее причастие и попросил нас, забыв его преступления, действовать от имени наших министров и сенаторов. Он откровенно признался во всех преступлениях против нас, много плакал и получил прощение, которое мы, его отец и государь, должны были ему дать. 26 июня около шести часов вечера он умер, как христианин».
— Хорошо написано, Фёдор Фёдорович?
— Умно составлено, ваше величество… но никто этому не поверит.
Царь вскинул голову, в его глазах загорелся опасный огонь.
— Почему? Это же правда!
— Даже если это правда, никто не захочет в неё верить. Звучит слишком просто.
— Но я же написал: «он прервал жизненную нить…». Я написал: «… с апоплексического удара…». И я был рядом с ним до одиннадцати часов. Что здесь неправда?!
— Вы всё свалили на всемогущего Бога. Он всё урегулировал и освободил вас от решения. Ваше величество, это звучит так, как будто вы прикрылись Богом.
Царь пристально посмотрел на Вахтера, словно тот его ударил. В первый раз в жизни с ним так разговаривали. Никто не осмеливался обвинять его во лжи. Если кто-нибудь до этого говорил о царе что-нибудь плохое,его били плетьми, вешали, рубили голову или колесовали. Царь всегда прав — всё, что он делает, угодно Богу.
— В народе тоже так думают? — спросил он.
— Боюсь, что да, ваше величество.
— И ты говоришь мне это прямо в лицо?! Вахтеровский, ты разве не боишься, что тебя могут посадить на кол?
— Я полностью в вашей власти, ваше величество. Судите меня… я обещал вам всегда говорить правду.
Царь отложил документ и посмотрел на игру света от на янтарных стенах. Его губы задрожали, но новый приступ не начался. Тихим, сдавленным голосом он произнёс:
— Скажи, будут ли меня сравнивать с Иваном IV? С Иваном, которого назвали Грозным? Он и правда убил своего сына, цесаревича Ивана, ударил его железным посохом. Это произошло в 1582 году… Станут ли теперь говорить, что в 1718 году царь Пётр стал Грозным?
— Вас всегда будут называть Петром Великим.
— Даже если я действительно убил своего сына?! — воскликнул царь.
— Вы всё равно останетесь Великим. Вы привели старую Россию в современную эпоху и сделаете её ещё сильнее. Кто вспомнит после этого об Алексее Петровиче? Дорога к свету всегда орошена кровью. Смерть цесаревича, ваше величество, вы будете всегда помнить. Будете переживать в одиночестве. Только Богу известно, что у вас на душе.
— А ты философ, философ из народа. Какое счастье, что ты у меня есть! Всё, что ты сейчас сказал, стоит сотню смертей. Фёдор Фёдорович… я могу тебя сделать графом.
— Вот всё, что у меня есть, ваше величество. — Вахтер поднял обе руки ладонями вверх. — Окажите мне и честь, позволив остаться при Янтарной комнате и заботиться о ней. Что мне от графского титула без Янтарной комнаты? В России много бояр, графов и князей, а Янтарная комната только одна.
— Даю тебе тысячу рублей… и моё доверие.
— Благодарю, ваше величество. — Вахтер опустил руки и поклонился. — Это больше, чем быть князем или митрополитом.
— Тогда за работу! — Царь поднялся, огромный и здоровый как бык. — Сегодня у нас праздник в честь победы под Полтавой. С пушечной канонадой, звоном колоколов, богослужением, парадом кораблей, музыкой и танцами. И с огромным фейерверком, чтобы видел весь мир!
— Нам одеться в траур?
— Нет! Почему? — Царь строго посмотрел на Вахтера. — Цесаревич умер по своей вине.
Оставив Вахтера, царь широкими шагами прошёл мимо и вскоре стало слышно, как он ругает лакеев на лестнице и прогоняет ожидающих.
Праздник прошёл так, как приказал Пётр. Все сидели за роскошными столами в крытом зале Летнего сада, присутствовали все члены дипломатического корпуса. Царица сидела за столом задумчиво и молчаливо, а Пётр пребывал в хорошем настроении и много шутил. Князь Меншиков, записал в своём дневнике: «После кушаний все спустились в сад его величества, где вели светские беседы».
В безоблачном ночном небе Петербурга взрывались ракеты, крутились колёса фейерверка, падал звёздный дождь и снопы света. Огненные каскады озаряли небо, со всех сторон гремел гром, всё вокруг сверкало. Это был самый большой фейерверк, устроенный Петром, а в это время в Трубецком бастионе тело цесаревича омыли, одели и уложили в обитый чёрным бархатом гроб.
За этими действиями наблюдал священник и молился об отпущении грехов, в то время как в небе трещали ракеты и весь Петербург смеялся и танцевал.