Янтарное имя
Шрифт:
– Итак, Хено Игнас, согласен ли ты подвергнуться стандартному экзорцизму в доказательство того, что твоя вторая аура не принадлежит демонической силе? – наконец вопросил торжественно Растар.
Вот тут-то по его спине и пробежал холодок – он осознал, что надвигается нечто, чего не умолить и не отвратить. Слишком давно никто не вспоминал о его одержимости – ведь за эти годы он сумел стать почти прежним….
– Не только согласен, но и пойду на это с превеликой охотой, – ответил он. Ибо любой другой ответ означал прямой оговор себя.
Разочарованное лицо Эллери послужило ему слабым утешением.
В
Ему приснилась темноволосая женщина под вуалью, которая положила ему руки на плечи, заглянула в глаза и тихо сказала: «Не надо бояться! Я сказала, что в ночь тебя заставе не догнать – значит, так и будет!»
«Это ты, Дина?» – спросил он ее. «Как ты нашла меня здесь?» В ответ женщина откинула вуаль, и он увидел смутно знакомое, но ни в коем случае не Динино лицо – светлая кожа, бледно-зеленые глаза…. Он попытался вспомнить, где и когда мог видеть эту женщину – и проснулся.
Пока менестрель отсыпался в келье, господа инквизиторы окончательно переругались. Сказать по правде, душевное состояние Растара сейчас менее всего подходило для свершения столь благого и праведного деяния, как экзорцизм – так он разозлился, видя, как Эллери выполняет его прямые обязанности, словно сам он, Растар, не в состоянии этого сделать!
Тем более, что в данном случае классический канон изгнания беса был явно неприменим. Охотное согласие Хено сбило с толку не только Эллери, но и Растара. Впрочем, законник Эллери быстро нашел прецедент, вспомнив, как святой Гервасий изгонял из монахини Миндоры «доброго дьявола», то есть, судя по описанию в житии, одного из духов стихий.
– «Добрый дьявол, католик, легкий, один из демонов воздуха», – процитировал Эллери строку жития, откровенно гордясь своими богословскими познаниями.
– Цвет ауры скорей уж указывает на воду, – не согласился Растар.
– Все равно легкая стихия, – гнул свое Эллери. – А значит, уместно будет использовать канон «Сильфорум».
Тут же выяснилось, что целиком этого канона не помнят ни Растар, ни сам Эллери. Еще через некоторое время выяснилось, что в библиотеке олайского приюта Ордена святого Квентина данного канона тоже не имеется. Далее последовал обмен обвинениями в некомпетентности и другими нелицеприятными высказываниями…. Назначение экзорцизма на сегодняшний полдень все сильнее начинало казаться скоропалительным.
Наконец, Эллери, кажется, осознал, что еще немного, и он уподобится Растару, скатившись в откровенное богохульство.
После чего покаялся в преступной переоценке собственной мудрости и взялся за полтора часа, оставшиеся до обряда, создать некий синтез «Сильфорума» и классического канона, пригодный для данной ситуации. «Но вы же понимаете, брат Растар, что в таком случае я просто не имею права перелагать на вас ответственность за употребление неканонического заклинания!
Так что руководить экзорцизмом буду я, вы же поддерживайте меня силой своей веры и своих молитв….»
Растар, впрочем, не остался внакладе, ибо отец Эллери, не предусмотрев столь редкого случая, не захватил с собою белого облачения. Инквизитор Олайи уступил ему одно из своих. И потом долго со злорадным удовольствием смотрел, как столичный инспектор пытается подвязать поясом длинное одеяние, чтоб не путалось в ногах – Растар был почти на голову выше Эллери.
В общем, к полудню все кое-как утряслось. В гербарии приюта нашлись освященные вереск и лист кувшинки, на полу общей молельни мелом был начерчен большой круг. В молельню согнали всех монахов-квентинцев, дабы могли они лицезреть сей достославный обряд и в случае чего свидетельствовать, что все было, как должно.
Ровно в полдень Хено ввели в молельню. Растар обратил внимание, что менестрель спокоен, но при этом сильно погружен в себя, словно предстоящее действо совсем его не касается и не интересует.
Повинуясь слову Эллери, Хено лег в круг лицом вниз, головой к алтарю, и раскинул руки крестом. Эллери опустился на колени у него в головах, громко читая Pater Noster. Потом зажег кадильницу от свечи с алтаря, в другую руку взял освященные травы и пошел вокруг лежащего по меловой черте.
– Изыди, блуждающий дух, не ведающий покоя…. Изыди, тень бестелесная, плотью сей завладевшая не по праву…. Изыди, творение Господне, что Творца своего не ведает…. Изыди, голос, что смущает малых сих…. Изыди, смерти лишенный, к жизни непричастный…. Изыди, огнь ночной, что манит в трясину….
Изыди, тот, что по ту сторону добра и зла…. Изыди, наваждением повелевающий…. Изыди….
Сначала просто ничего не было. Менестрель лежал спокойно, хотя экзорцизм всегда заставляет дергаться того, кто ему подвергается. Не обязательно, конечно, биться в корчах, как при изгнании злого демона, но ведь и не лежать же, как…. как, прости Господи, на плоской крыше под жарким солнцем!
– Властью, данной мне от Господа, размыкаю кольцо и разрываю узы, силой, что дарует мне вера моя, сковываю силу неземную и власть нелюдскую. Да останется живое с живым, дух же бесплотный да уйдет туда, откуда явился! – Последние слова Эллери проговорил, сам уже глубоко сомневаясь в их действенности. – Amen!
Едва уловимый стон слетел с губ лежащего (или это только показалось Растару?) – и ало-золотое свечение возникло вокруг распростертого на полу тела, быстро разрастаясь и делаясь ярче.
Из рядов квентинцев раздались возгласы ужаса. Эллери выронил кадильницу и забормотал молитву. Растар рад был бы сделать то же самое, но язык его будто примерз к гортани. А сияние тем временем уже заполонило весь круг, совершенно скрыв тело, огненной полусферой отделив его от взглядов собравшихся в молельне….
И снова ушей Растара коснулся то ли стон, то ли вскрик. С трудом подняв руку, он сотворил крестное знамение. Словно повинуясь этому знаку, сияние начало меркнуть, постепенно стекаясь к голове лежащего. Вот едва уловимо проступили очертания тела…. и новые вскрики ужаса огласили молельню. Ибо чем менее ярким делалось сияние, тем яснее было, что лежащий в кругу – вовсе не менестрель Хено, и даже одежда на нем совсем другая.
Сияние еще не погасло окончательно, а тело в кругу уже зашевелилось, меняя позу. Растар машинально отметил, что первым движением рука распростертого в кругу словно подгребла что-то у лица и спрятала на грудь, под одежду…. Затем он потянулся, перевернулся на бок и, наконец, уселся на пол в центре круга, окидывая молельню полубезумным взглядом.