Январские ночи
Шрифт:
— От кого?
— Из магазина.
Боже мой, да это же Коля… Коля Андреев! Отличный паренек. Рабочий, сирота. Его отец работал на Путиловском заводе, а теперь он кормит мать. Он еще не состоит в партии, но это только дело времени. Выполняет он множество партийных поручений. Тщательно и осторожно. Его давно уже можно принять, но сам он застенчив, а те, кто его знает, не торопятся с оформлением.
Придется разобраться, что это за цветы.
— Зайдите ко мне…
Она пропускает посыльного к себе в комнату, кладет
— Что это за цветы, Коля?
Она уже не чувствует недомогания, появление Коли означает какую-то опасность, и внутренне она сразу мобилизовалась.
— Что-нибудь случилось?
— Не знаю. — Коля пожал плечами — он и в самом деле ничего не знает. — Послали меня. Из комитета. Человек приехал. У него к вам поручение.
— А цветы при чем?
— Сказали — иди, да так, чтобы комар носа не подточил. Я посоветовался — под каким предлогом? Кто-то сказал: будто посыльный, купи цветов и дуй.
— А деньги откуда?
Коля даже обиделся:
— Я же зарабатываю!
Землячка улыбнулась цветам.
— Ну спасибо. Так кому я нужна?
— Приехал из Швейцарии и говорит, что у него к вам поручение.
Упоминание Швейцарии взволновало Землячку.
— Что за поручение?
— Говорит, скажет вам лично.
Из расспросов выяснилось, что человек этот социал-демократ, рижанин, в комитет явился, соблюдая все правила конспирации, пароль ему известен, лишних вопросов не задает; он назначил Землячке свидание завтра, в двенадцать.
— Где?
— У Казанского собора. Будет ждать у ограды.
— Не хватает только пойти в собор!
— А он так и сказал — в соборе всего безопаснее.
— А он что, знает меня?
— Должно быть, нет, велел сказать, что будет на нем картуз из серого каракуля, а через плечо бинокль.
— А как же он меня узнает?
— Вы подойдете к нему и спросите: «Это вы привезли мне духи из Парижа?», он ответит: «А какие духи вы ждете?», а вы скажете… — Коля запнулся. — Извините, названия не запомнил. — Он извлек из кармана клочок бумаги. — Я тут записал. «Виолет де парм», — четко прочел он. — Извините, не мог наизусть.
Удивительное дело: чувствовала она себя совсем больной, да не то что чувствовала, она действительно больна, но вот возникла необходимость встретиться с кем-то, и сразу она взяла себя в руки.
Она пришла на условленное место за полчаса — никогда она не пренебрегала мерами предосторожности. Прошлась, осмотрелась…
Господин в каракулевом картузе с биноклем появился ровно в двенадцать.
Землячка еще раз посмотрела во все стороны — как будто нигде никаких лишних глаз.
Подошла.
— Вы привезли мне духи из Парижа?
— А какие духи вы ждете?
— "Violette de Parme".
Он протягивает ей руку.
— Товарищ Землячка?
О том, что она Землячка, он не должен бы
— Я вас слушаю, — уклончиво отвечает она.
— Биркманис, — представляется он и еще раз настойчиво спрашивает: — Товарищ Землячка?
— Допустим…
— Я бы хотел в этом убедиться.
А как убедить? Паспорт у нее на другое имя.
— Я затрудняюсь…
— Вам должны быть известны имена латвийских социал-демократов.
— Да, — соглашается она. — Егер. Берзиньш…
— Этого достаточно. — На губах Биркманиса вежливая улыбка. — Пройдемтесь.
Они медленно идут вдоль великолепной ограды, созданной знаменитым архитектором Воронихиным.
Биркманис сворачивает к собору, поднимается по ступенькам, снимает картуз, входит в храм.
Землячка вынуждена следовать за ним.
Пока все, что он сказал, вполне убедительно.
— Извините, что я вас задерживаю, — вежливо произносит Биркманис, — но подарок, который мне поручено вам передать, очень дорог…
И он подает Землячке… Да, духи, те самые духи, о которых она его только что спрашивала, — блещущий лаком футляр лиловой кожи, внутри на лиловом атласе лежит флакон дорогих парижских духов.
— Это очень хорошие духи, — говорит Биркманис. — Когда вы будете приходить домой, я вам советую немножко поднимать подкладку, там вы будете находить еще один сюрприз. А теперь я пойду, я сегодня же возвращаюсь в Ригу. Желаю успеха.
Он слегка кланяется и не спеша удаляется, будто они совсем незнакомы.
Землячка смотрит ему вслед.
Вроде бы никто не видел, как он передал ей этот парижский подарок.
И тоже не спеша — так надо, так полагается — возвращается к себе домой.
— Куда это вы ходили, Надежда Яковлевна, ведь вы больны? — с упреком спрашивает ее в передней Леночка.
— К врачу.
Она запирается у себя в комнате, кладет на стол коробочку, отставляет в сторону флакон, осматривает футляр. Атлас нигде не поврежден, все в полном порядке.
Однако у нее опыт по этой части. С помощью небольших ножничек для ногтей отдирает обтянутый атласом картон. А если содрать шелк с картона? И вот он — листок! Тот единственный листок, который — и настроение, и выздоровление, и вдохновение…
"Получил Ваше сердитое письмо и спешу ответить. Напрасно Вы обиделись. Если я ругался, то, ей-богу, любя и притом с оговоркой: если верны сведения Лядова. Вашу громадную работу по завоеванию 15 комитетов и организации трех конференций мы ценим чрезвычайно, как Вы видели из предыдущего письма по поводу северной конференции. Без Вас мы не делали и не делаем ни шагу. Поехавшая в Питер девица обещала использовать ее личные связи для добычи денег, а Н.И. мы писали для Вас, а вовсе не помимо Вас (надпись: «личное» делалась исключительно против врагов). Недоразумение насчет писем к Н.И. разъясним ей тотчас же. Н.И., конечно, к черту.