Янычары
Шрифт:
– Один из догматов нашего учения – это совершенная искренность чувств (ихлас) и честность (сидк) во всех поступках, – с достоинством заметил Камал уд-Дин. – К этому призывал еще Хамдун ал-Кассар. Как же мы будем учить своих мюридов лицемерию?
Хайр уд-Дин поморщился. При чем тут лицемерие?
– Хамдун ал-Кассар принадлежал к школе маламатийа, – иронически заметил ибн Ариф, – к «людям порицания», которые должны были скрывать свой образ жизни и свои взгляды, и потому в совершенстве владели искусством халват дар анджуман («быть в одиночестве, находясь в обществе»)...
– Но почему они скрывали? – тут же набросился на него
– Да, отказаться, – с той же иронией уколол его ибн Ариф, – и от «святости», и от гордости, вплоть до великолепного аз зухд фи з эухд («воздержание в воздержании»), когда дервиш воздерживается уже от самого воздержания, изживает само желание воздерживаться... Недаром Ал-Худжвири не считал маламатийя суфийской школой. И великий Джами не относил к суфиям ни маламатийа, ни каландарийа...
– Но Омар ас-Сухраварди считал, что маламатийя – суфии, и суфии наиболее честные и искренние в отношении к Аллаху... Да и Ал-Худжвири признавал сходство с суфийскими ряда их положений...
Хайр уд-Дина забавляла эта перепалка, но он решил положить ей конец.
– Внимание и повиновение! – отдал он воинскую команду, и оба шейха выпрямились, словно заслышав звук боевой трубы. – Вы спорите о том, что давно решено. Принцип такыйя – «благоразумное сокрытие веры» – остается в силе. Мои воины должны знать его и владеть им! Но вы правильно поняли свои задачи, и я вас благодарю! И жду от вас в ближайшие дни конкретных предложений. Кроме того, прошу заметить себе вот что...
Он помолчал, подыскивая нужные слова.
– Этим воинам так или иначе придется столкнуться с разрушительными философскими идеями зиндиков , рядящихся в суфийские одежды. Они широко расползлись по миру, их можно слышать от торговца кебабом в чайхане, от погонщика верблюдов на базаре, от огнепоклонника из харабата ... И мои воины должны быть готовы к этой встрече; так горцы Кавказа колют своих красавиц-дочерей щепками, смоченными в гное оспенного больного, чтобы тех миновала оспа, лицо осталось бы чистым и им удалось бы попасть в гаремы владык мира, как о том пишет мудрейший Абу Али Ибн Сина в «Китаб аль-Канун фи-т-Тиб» . И оспа, – поразительно! – обходит стороной девушек, уколотых гнойной щепкой.
Поэтому, хоть и есть риск, что кто-то из наставляемых в истине таким способом проникнется разрушительными идеями и примет их за истину, но этот риск следует принять, надеясь на мастерство наставников. По слову знающего:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими, – из рук же дурака не принимай бальзама ......Когда, отдав должное дастархану, собеседники расходились, Хайр уд-Дин осторожно придержал за рукав Камал уд-Дина:
– Твои каландары ходят по всем дорогам, бывают во всех городах. Твои каландары исповедуются шейхам. И то и другое правильно и хорошо. Я хочу иметь систему надежного контроля за ренегатами и изменниками. Их нужно доставать со дна моря, из любых закоулков и щелей и в странах ислама, и за их рубежами... Если ее еще нет – о ней надо подумать. И желательно, чтобы молодые люди как можно раньше узнали, что такая система существует...
Он притянул к себе Камал уд-Дина так близко, что тот, близорукий, увидел его желтые зубы и услышал их запах:
– Я не знаю, ты не знаешь, и, думаю, никто не знает, являются ли бекташи той семьдесят третьей общиной ахл ас-сунна ва-л-джамаа («люди обычая и согласия»), которая спасется . Я лишь надеюсь на это. Но есть еще семьдесят два толка в исламе; есть, например, ассасины, отрасль исмаилитов, которых заслуженно именуют ал-малахида ; они никуда не делись. И я хочу, чтобы ни один мой янычар, если уж он бекташи, не был исмаилитом. А если станет – я хочу сразу же узнать об этом.
И, выпустив его рукав, уже спокойнее сказал:
– Я буду знать об этом не только от тебя. Поэтому в твоих интересах, если что-то такое случится, чтобы я узнал об этом от тебя первого.
.g.D:\TEXT\FOENIX\JANUCH\2.BMP;3.0»;3.0»;BMP
ДЕВШИРМЕ
Я признаю, что нет Бога, кроме Аллаха единого, и нет у него сотоварища, и что Мухаммед – его посланник, и что ислам – моя вера, в которой я живу, и умру, и воскресну!
Вера
Выбирая Бога, мы выбираем судьбу.
– Клянусь Аллахом, вы будете воинами – или вы будете трупами!
Аджеми-огланы , к которым Чандарлы Кара Халил Хайр уд-Дин паша обратился с этими словами, выглядели разношерстным сбродом – и были им. Этих близких к возмужалости мальчиков из кяфиров, давно или недавно взятых в заложники, до сих пор никто не выкупил, и хозяева не знали, что с ними делать. Орхан купил их по бросовым ценам, и теперь они – государственные рабы, которым предстоит стать профессиональными военными в создаваемом «новом войске», за которым так и осталось название «йени чери», янычары. Этот первый девширме будет распределен между турецкими ремесленниками, входящими в братство Ахи, шейхом которого был Хайр уд-Дин. Там их научат турецкому, а может быть, и арабскому языкам, познакомят с футуввой , научат абсолютному повиновению и презрению к богатству. Ведь, поистине, нет греха хуже гордыни, того, из-за которого пал с неба Иблис!
Мастерам ученики не было в тягость: они были привычны работать с ними, да и мюрид в годы ученичества за одни харчи выполнял всю подсобную работу не только по мастерской, но и по дому.
Хайр уд-Дин не решил еще, последуют ли за этим обучением шадд и ахд в том виде, как это понимают мастера, – ученики клялись «служить семи добродетелям, отвергая семь пороков: открывать семь дверей и закрывать семь дверей». Ведь настоящее обучение – обучение воинским искусствам – для них тогда только начнется. Но одно было несомненно: каждый из мальчиков должен стать правоверным. И он хотел сейчас побеседовать с этими христианскими детьми, понять, какие здесь могут быть сложности, откуда ждать бед...