Япония: язык и общество
Шрифт:
В отношении гоноратива правила несколько иные, что видно в разговоре об отсутствующих. По мнению Идэ Сатико, здесь социальное положение и возраст важнее, чем исполняемые функции [Ide, 1982, с. 369]. Вежливо-субъектные и вежливо-объектные формы не приняты, когда речь идет о низших «чужих» и даже равных «чужих». Весьма обычна ситуация, когда с собеседником говорят, используя — мас– , но о его действиях говорят, не употребляя вежливо-почтительных форм. Например, именно такое обращение в ситуации разговора с незнакомым человеком одного возраста предпочли почти все информанты-мужчины и больше половины информантов-женщин в упоминавшемся массовом обследовании кварталов Нисиката и Нэцу в Токио [Огино, 1983, с. 51–61]. Обратная ситуация — применение вежливо-субъектных форм при отсутствии — мас– в речи о собеседнике — невозможна; так можно сказать лишь в речи о третьем лице, где формы разных степеней вежливости относятся к разным лицам, например в ситуации, когда мать говорит дочери об отце.
На вежливо-субъектные формы в отношении действий третьего лица и вежливо-объектные формы в отношении своих действий для
Итак, в применении форм вежливости довольно строго отражается иерархия, имеющая несколько параметров. На нее накладываются и другие отношения: возрастные, влияние которых усиливается из-за неизжитых традиционных конфуцианских представлений о почтении к старшим [Ide, 1982, с. 368], групповые, профессиональные. Последние заметны, например, в отражении в речи привычного уважения к профессии врача (в японском фильме, где действие происходит во время антарктической экспедиции, ее начальник говорит фамильярно со всеми подчиненными, кроме врача) или же в традиции сохранять почтительное обращение к своему бывшему учителю независимо от собственного ранга [Suzuki, 1978, с. 141].
Конечно, в описанных социальных правилах отражается характер современного японского общества при пережиточном сохранении того, что было сформировано в предшествующие эпохи (см. ниже об императорских формах вежливости). Однако многое определяется и национальной спецификой Японии. Как отмечала Идэ Сатико в докладе на I конференции по формам вежливости в университете Гакусюин в Токио (1985 г.), для японского языка по сравнению с английским характерна не только сложность системы форм вежливости, но и более строгая ее связь с языковым поведением: при разговоре сразу с несколькими собеседниками американец склонен ко всем обращаться одинаково, японец же будет дифференцировать свою речь. Для японского языкового поведения в отличие от американского характерна, по мнению специалистов, тенденция к закреплению социальных функций человека с двух точек зрения — иерархии и принадлежности к группе. Люди при этом оцениваются не как индивидуальность, а лишь с точки зрения их общественного положения [Mizutani, 1981, с. 106]. Принадлежность к фирме при обращении важнее, чем профессия и даже имя и фамилия: японцев часто именуют по должности или степени родства, но редко по имени; японец часто может не знать, как звали его бабушку или дядю [Mizutani, 1981, с 106–107]. Таким образом, само существование социальных рангов и групповых различий стабилизируется и осознается через языковое поведение, особенно через употребление форм вежливости.
На эту систему оказывают влияние два дополнительных фактора — ситуация общения и индивидуальные отклонения. Употребление форм вежливости при тех же говорящем и собеседнике может не совпадать в зависимости от ситуации общения: чем официальнее (формальнее) ситуация, тем при прочих равных условиях вежливее речь. Признак официальности ситуации связан с упоминавшимся признаком «свой — чужой»: с «чужими» редко общаются в неофициальных ситуациях. Однако полного совпадения здесь нет. Возьмем способы общения на научной конференции, где участники хорошо знают друг друга: в докладах обычно строго выдерживается вежливое отношение к слушателям, уже в ответах на вопросы оно часто снижается, а в последующей неофициальной беседе на профессиональные темы может исчезнуть совсем.
В ряде ситуаций их официальность требует употреблять вежливые формы по отношению к собеседникам, а также вежливо-субъектные и вежливо-объектные формы в связи с ними же: таковы публичные выступления, лекции, проповеди, похоронные речи и т. д. [Ide, 1982, с. 374]; есть, впрочем, исключения: традиционно с XIX в. не принято использовать в большом количестве формы вежливости в парламентских дебатах. В ситуациях такого рода, с одной стороны, множество неопределенных собеседников и даже точный количественный состав их зачастую неизвестен, с другой стороны, это множество заданы некоторые параметры (единомышленники, специалисты в данной области, родные и друзья покойного и т. д.). Они занимают как бы промежуточное положение между ситуациями, где круг собеседников точно определен (разговор, переписка), и ситуациями, где вообще ничего нельзя сказать о собеседнике; в последних, характерных, как правило, для письменной речи, как уже говорилось, почти не используются вежливые формы (исключая речь об императорской семье и о Боге). Случаи рассматриваемого здесь типа мы назовем ситуациями с полуопределенным собеседником.
В данный класс включаются и ситуации, представленные в телевизионных новостях и выступлениях комментаторов, рекламе, плакатах и в воззваниях политических партий, письмах неизвестным адресатам (например, жильцам какого-то района), некоторых рубриках газет и журналов (статьи для женщин, садоводов, рыболовов и т. д.). Здесь собеседники еще менее ясны, говорящий их не видит и не слышит. Но и тогда задаются некоторые параметры (политические единомышленники, соседи, собратья по увлечению, любители того или иного товара), для большей эффективности к каждому слушателю или читателю обращаются так, будто он — реальный и единственный собеседник, иногда, особенно в рекламе, проявляются и отношения, характерные для сферы обслуживания. В таких ситуациях активно употребляются вежливые, а иногда и «сверхвежливые» слова и грамматические формы. Приведем в виде примера часть письма Строительной компании жильцам соседних со стройкой домов: Го-кинрин-но минасамагата-э. Майнити со: он-дэ го-кинрин-но минасамагата-э ва тадайна го-мэйваку-о о-какэ си, тайхэн мо: сивакэнаку омоттэ оримасу… Кёкурёку, со: он-ни ва хайре-итасимасу нодэ, го-кё: реку-о о-нэгаи итасимасу 'Всем уважаемым соседям. [Мы] будем каждый день своим шумом создавать значительные помехи всем уважаемым соседям, [мы] не находим слов для извинений. [Мы] очень обеспокоены [причинением вам беспокойства из-за] шума, поэтому просим [вашего] содействия' Здесь мы видим самые разные вежливые формы: суффикс — мас– при всех глаголах, вежливо-объектные формы со вспомогательными глаголами суру, итасу, ору, приставку о-/го– , присоединяемую ко многим именам, почтительный показатель множественности — гата, специальные вежливые слова минасама 'все', мо: сивакэнаку 'нет слов для извинений', «изысканные» канго типа кинрин 'соседи', со: он 'шум', тадайна 'большой', 'значительный'. Такие примеры часто нельзя перевести на русский язык с эквивалентной передачей всех форм вежливости, даже приблизительной, как, например, переводить разные местоимения 1-го лица? Показателен такой факт в отличие от других японских газет орган КПЯ газета «Акахата» использует вежливые формы глагола с — мас– во всех статьях в целях установления более тесного контакта с читателем.
Различие устных и письменных видов коммуникации также может влиять на употребление форм вежливости. С одной стороны, употребление простых глагольных форм без — мас– не выглядит невежливым лишь на письме, в устной же речи ситуация полной неопределенности собеседника почти исключена (кроме «мыслей вслух»). Поэтому, например, при прочтении на научной конференции опубликованной статьи нельзя просто произнести вслух то, что напечатано, необходимо заменить все простые формы глагола-сказуемого [30] на вежливые. С другой стороны, при прочих равных условиях письменное общение кажется официальнее устного, поэтому даже хорошие знакомые могут использовать вежливые формы в переписке, а иногда и по телефону, не употребляя их при встрече. Интересно также распределение упомянутого суффикса — сан– и более вежливого его эквивалента — сама первый обычен в вежливой устной речи, но на письме не всегда считается подходящим, второй обычен в переписке, а в устной речи имеет «сверхвежливый» оттенок и применяется обычно лишь в сфере обслуживания
30
Употребление форм с — мас– в вежливой речи строго выдерживается лишь для глагола-сказуемого, включение — мас– в состав деепричастий и пр. ощущается как признак «сверхвежливости»
Наконец, в определенных рамках возможны и индивидуальные особенности употребления форм вежливости. Ряд ситуаций допускает вариативность форм (тем более что есть формы, не имеющие уже особых различий по вежливости, см. ниже). Отмечается, например, стремление некоторых людей употреблять вежливые формы и там, где можно без них обойтись, подчеркивая таким образом свою воспитанность [Ide, 1982, с. 367]. Различия вежливых и невежливых форм довольно жестко связаны с социальной ситуацией, в меньшей степени это можно сказать о различии вежливых и «сверхвежливых» форм, последние часто определяются индивидуальными склонностями. Например, в токийском метро при объявлении станции можно слышать примерно с одинаковой частотой Касумигасэки дэсу ('Касумигасэки' — название станции метро) — проявление обычной вежливости к собеседнику и Касумигасэки дэ годзаимасу — то же, но с подчеркнутой вежливостью. В лекциях и докладах одни выступающие используют вежливые, другие — «сверхвежливые» формы, неодинаково и употребление личных местоимений, что, впрочем, может быть связано и с возрастными различиями (см. ниже).
Таковы основные правила употребления форм вежливости в японском языке. Есть отдельные случаи, регламентируемые специальными нормами, например при упоминании о членах императорской семьи.
Веками в массовом сознании японцев поддерживалась идея о божественном происхождении императорской династии. В соответствии с ней члены императорской семьи воспринимались как особые люди, отличные от остального человечества. По отношению к ним, естественно, использовались особые слова и грамматические формы исключительной степени вежливости. Такая традиция, установленная в средние века, дожила до поражения Японии во Второй мировой войны. В 1944 г. был составлен словарь императорской лексики, включавший 372 слова, значительная часть которых к тому времени, впрочем, употреблялась лишь внутри самой императорской семьи и при дворе. Особенно много среди императорской лексики было слов, обозначающих пищу (чтобы как-то возвысить процесс приема пищи членами императорской семьи), существовал также специфический набор приветствий, местоимений, менялись многие глаголы, ср. годзэн 'вареный рис' вместо обычного гохан, о-ситонэ 'подушка для сидения' вместо дзабутон, о-сурусуру 'благополучно' вместо будзини, о-сумару 'ложиться спать' (об императоре), о-сидзумару 'ложиться спать' (о других членах императорской семьи) вместо нэру и т. д., большинство слов такого рода содержало вежливую приставку о-/го– [Sakurai, 1984].