Ярче солнца
Шрифт:
Будь я старше, сумел бы найти выход. Было бы больше вариантов. Да и сам я был бы умнее. Хитрее. Как Дорожный Бегун.
Ко мне снова подходит Селеста:
– Такое ощущение, что мы совратили ребенка.
Я опускаю голову и смотрю на Селесту исподлобья.
– Ты пока ничего не сделала. Хотя и хуже уже не будет, верно?
Достаю наконец из кармана руку и сморю на часы. Время еще есть. Цепляюсь пальцем за петлю для ремня на ее штанах и тяну к себе. Селеста послушно прижимается, кладет мне на плечо подбородок, и я шепчу ей на ухо:
– Покажи мне, что ты умеешь.
От
Знакомое наваждение накрывает Селесту с головой почти сразу. Большие серые глаза стекленеют, прикрываются отяжелевшими веками. Ее уже отравило похотью. Дыхание смешивается с моим и, перед тем как поцеловать, она проводит языком по моим губам. Язык у нее горячий. Она сама горячая. Пальцы скользят вниз по ребрам, одна рука ложится мне на ширинку и гладит по всей длине.
Внутри Селесты нарастает жар. Разливается у нее в животе и спускается по ногам. Она подается ближе, чтобы наконец получить свой поцелуй, но долю секунды спустя ее от меня отрывают. Селеста падает на землю, а я мигом превращаюсь в статую. Вокруг меня пятеро старшеклассников, поэтому нужно действовать осторожно.
– Какого хрена ты творишь? – орет один из них на Селесту.
Подруги помогают ей подняться на ноги. Она все еще… не в себе.
За спиной у одного из парней стоит Ким с широко распахнутыми глазами. На троих спортивные куртки с нашивками в виде шершней на груди. Двое других одеты так, чтобы сходу производить впечатление: дорогие кроссовки, низко сидящие джинсы, ремни с металлическими нашлепками, толстые цепи, идущие от ремней к боковым карманам. У всех пятерых такой вид, будто они только что вышли из тюрьмы. Мало того, я замечаю, что у каждого к ремню пристегнут нож.
Тот, который орал, поворачивается ко мне, кивает в знак приветствия и ухмыляется:
– Ну привет, уродец. – Подходит ближе. – Не с теми девушками ты связался. – Еще ближе. – И не в том парке. – У него на лице густая щетина. – Эти уже заняты.
Кошусь на Ким, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Потом смотрю на парня.
– Они об этом не говорили.
– Оставь его в покое, Габриэль. – Одна из блондинок тянет его за рукав.
Он не обращает на нее ни малейшего внимания.
– А разве могли они что-то сказать, когда ты лизал им гланды?
– Вообще-то, гланды лизали мне.
На красивом лице Селесты отражается страх. Глаза становятся огромными. Она боится за меня. С одной стороны, я ей благодарен. А с другой, мне стыдно. Но глубоко-глубоко в душе мне жаль, что все произойдет у нее на глазах. Я пришел сюда, чтобы кое-кого убить, и, похоже, нарисовался первый кандидат.
Пацан срывает с моей шеи цепочку и бросает на землю. Видимо, предупреждает, что связываться с ним нехорошо.
Подходит Селеста:
– Габриэль, ему всего тринадцать.
Он громко смеется. Все смеются.
– Чушь собачья.
– Это правда. Если ты его тронешь, я вызову копов.
Габриэль поворачивается
– Если ты целуешься с тринадцатилетним, то, может, это мне, на хрен, надо копов вызывать?
Селеста бледнеет и пытается вырваться, но Габриэль не отпускает и злобно смотрит, пока она не вжимает голову в шею. Из-под ресниц Селеста косится на меня. В ее взгляде сплошные извинения. Я смотрю на пацана, который выглядит младше остальных. Не могу понять, входит ли он в эту банду. За происходящим внимательно наблюдает, но ничего не делает.
Внезапно он отворачивается и непринужденно сплевывает на землю. Но я чувствую, как от напряжения на его мышцах туго натягивается кожа. Чего он точно не испытывает, так это непринужденности. Куртка валяется на земле, как будто он только что ее снял. Как будто знает, что сейчас начнутся неприятности.
– Тогда, может, просто налупим ему красное брюхо? – предлагает Габриэль. – Будет знать, как играть в нашей песочнице.
Не успеваю и бровью повести, как трое хватают меня и валят на землю. Если бы из меня уже не выбили все дерьмо, я бы, наверное, поборолся. Ну или хотя бы устроил шоу получше. В общем, пока трое прижимают меня к земле, Габриэль садится сверху.
Поначалу я почти не сопротивляюсь. Красное брюхо – ничто по сравнению с тем, что мне уже приходилось терпеть. Но, когда Габриэль усаживается сверху, что-то внутри меня ломается. Я устал от побоев. Устал от того, что меня вынуждают терпеть вещи, которые я не хочу терпеть. И охренеть как устал, что сверху всегда мужики, которые старше и больше.
Эрл знает, на что я способен. Поэтому сначала связывает меня и накачивает наркотой. Но эти парни ни о чем не подозревают.
Как только я собираюсь действовать, до меня доходит, что никто ничего не делает. Ничего не происходит. Футболка на мне разорвана, и все смотрят на мой голый живот. Даже девочки. У них открыты рты. В глазах застыл ужас.
Внутри бомбой взрывается стыд. Ко мне пытается прорваться Ким, но ее держит пацан в спортивной куртке. Он не похож на остальных. Я понял это, как только увидел всех пятерых.
– Какого хрена? – бормочет Габриэль и вскакивает на ноги.
Я стягиваю разорванные края футболки и поднимаюсь. Тот, что держит Ким, в одно мгновение переключается с чувственной заинтересованности на обжигающее желание. Он хочет меня спасти. Забрать с собой и целовать раны у меня на животе. Обнимать, пока я не стану как новенький. Можно подумать, кому-то такое по силам.
От девушек ощущаю похожую реакцию. Только у них за три секунды похоть сменяется сочувствием. Изо всех сил я стараюсь подавить разгорающийся гнев.
Пацан, чья куртка валяется на земле, встает за спиной у Ким. Он не пялится, как все остальные. Я замечаю у него в руке нож. Кому он собрался помогать? Мне? Или Ким?
Оказывается, от потасовки открылись самые свежие и глубокие раны. На футболке видны два длинных и тонких кровавых пятна. Взгляды по-прежнему прикованы ко мне.
Наконец Ким отпускают. Она бросается мне шею, а пацан, который ее держал, поднимает мою толстовку и протягивает мне. Ему тоже хочется меня обнять. Причем так сильно, что порыв отдается во мне болью.