Яркая Искра забытой любви
Шрифт:
— Жасмина Кирилловна, как вы себя чувствуете? — Тихий вопрос от врача. Странно, косится на маму, не разбудила ли.
— Вроде живая, — сверившись с ощущениями, отвечаю осторожно. — Давно я здесь?
— Нет, суток еще не прошло. Посмотрите на меня, — просит врач и приподнимает мне лицо, заглядывает в глаза, оттягивает мне веки, всматривается в зрачки. — Голова не болит, не кружится?
— Нет, — я качаю головой, желая поскорее отделаться от женщины, потому и вру, про отсутствие дискомфорта. Но приходится слушаться, и по указанию врача поворачиваю голову из стороны в сторону, слежу за ее пальцами, касаюсь кончика носа своим пальцем, а меня навязчиво уже подташнивает от слишком сладкого цветочного аромата.
Отвлекаюсь от врача, чтобы найти источник этого запаха и натыкаюсь взглядом у самой кровати на тумбочке на корзину, оплетенную жасмином. Откуда такая цветущая прелесть в декабре, это вопрос десятый, потому, что для демонов нет преград, при желании можно достать хоть пыль с луны. Но кто мог прислать мне такой странный подарок? Казалось бы, чего такого, милый жест — жасмин среди снежного беспредела. Но есть одно веское «но», эти цветы источники бензилацетата, вызывающего головную боль, тошноту и вообще все признаки интоксикации. Плавали, знаем, эта красота ядовита и родители прекрасно об этом знают — еще в детстве папа мне подарил целый компактный палисадник на окно с цветущим, плетущимся растением, усыпанным нежными цветками, и источающими очаровательный аромат. Хотя я не аллергик в принципе, но траванулась тогда знатно. Слишком большая концентрация запаха была для замкнутого пространства.
А теперь, внимание, вопрос, — этот ядовитый подарок, принесен кем-то по незнанию, в попытке романтизировать моё имя? Или с умыслом отравить?
Оглянулась в поисках других цветов, но ничего не нашла.
— Откуда эти цветы? — Сглотнув ком в горле, спрашиваю врача, — кто принес?
— Что? — Отвлекается она от изучения моего состояния, — честно говоря, не знаю. Но наверняка кто-то из родных. У дверей охрана никого не пускает постороннего.
— Посмотрите, есть ли там записка? — прошу я. А спустя пару секунд мне в руки тыкается сложенная книжечкой маленькая белоснежная карточка. Открываю дрожащими руками и вчитываюсь в слова неизвестного «доброжелателя»
«Ты слишком лишняя»
В панике перевожу взгляд на спящую мать. Почему она позволила оставить тут эти цветы? Почему она до сих пор спит? Неужели не слышит нашего пусть и тихого, но слишком близкого разговора?
— Вам не хорошо? — замечает мое состояние врач.
— ДА, — почти выкрикиваю, сжимая в кулаке злосчастную записку, — мне не хорошо! Меня тошнит! Унесите эти цветы — они ядовиты!
Смотрю на маму, она тревожно поморщилась, но не проснулась.
— Мам, — зову я, — мама, проснись.
— Не стоит ее будить, — просит врач, — бедная и так не отходила от вас всё время. Час только, как уснула. Пусть отдохнёт. С ночи кукует вокруг вашей кровати, всё шепчет что-то, молилась, наверное. Вот, возьмите, — берет со столика стакан воды и какой-то пузырек, капает пару капель. — Залпом, станет легче.
Я с сомнением принюхалась, но вода пахла только водой.
— Что это?
— Лекарство, Жасмина Кирилловна, — раздраженно прищуриваются зеленые глаза врача. — Пейте залпом. Снимет и тошноту и головокружение.
Проследив за тем, чтоб я приняла лекарство, врач заправила за ухо выбившуюся из строгой прически рыжую прядь и, забрав цветы, покинула палату. Уже на выходе, я попросила ее позвать кого-то из охранников и откинулась на подушки.
— Жасмина Кирилловна, — через пару минут услышала я мужской голос над собой. Открыла глаза, тошнота и головокружение только усилились.
— Кто принес мне цветы? — коротко спросила я, борясь с резко поплывшей картинкой перед глазами.
— Посыльный, курьер. В палату я сам их занёс. Чужого не впускал.
— Разбуди маму, — прошу я, чувствуя не ладное. Меня всё мучила какая-то потерянная мысль, и я никак не могла уловить, какая. — Кто еще приходил, пока я была в отключке?
— Никого, — отвечает охранник, отправляясь к креслу, где посапывала мама. И тут меня прошиб озноб. Никого. И цветов никаких других. Алекс не приходил ко мне. Почему? Уронила голову на подушку и зажмурилась вспоминая. И чем больше я ныряла в дебри своих воспоминаний, тем больше хотелось выть от безысходности. Он погиб. Там, на развалинах, он истощил себя, вытаскивая мою душу из недр смертельных силков. Живот прошила острая боль, а на лице выступила испарина. Я застонала, скрючиваясь клубочком.
— Черт! — Услышала совсем рядом встревоженный голос охранника и его резкий крик, — ВРАЧА!
— ВРАЧА! — Заорал второй бас из-за двери, видимо напарника.
Но мне не нужно было врача, чтобы понять — меня отравили. И рыжая доктор была совсем без медицинской лицензии. Я рваными движениями попыталась дотянуться до стакана с водой, забыв, что опустошила его. Руки почти не слушались, поэтому ёмкость я сбила со столика. Услышала звон стекла, запрыгавшего по кафелю.
— Мама, — просипела я, сквозь слезящиеся глаза, видя, что даже крики мужчин не привели ее в чувства. Значит и она тоже…
— Звони Прайдону, — очередной выкрик секьюрити и меня хватают сильные руки, пытаясь удержать, когда мое тело уже бьёт крупная дрожь, а внутренности прошивают болезненные спазмы. Чувствую, как изо рта течет слюна. Слышу рядом истерический писк тревожной кнопки, должной призвать срочную помощь.
— Демоны! Врача сюда! — Орет надо мной мужчина, разжимая мне зубы пальцами и доставая язык. Мозг мой еще работает. Всё подмечает. А тело умирает. Даже голос отказал мне. Дыхание всё труднее, словно легкие перестали слушаться.
— Отпустите, — вбегают врачи и прогоняют охранника. Я ничего не вижу. Но на слух информацию воспринимаю. Правда уже смутно, боль и судороги, накатывающие с каждой минутой всё сильнее, начинают туманить разум. Я молила о том, чтоб потерять сознание и не чувствовать всех этих издевательств над своим телом, но мозг был безжалостен и продолжал посылать сигналы по всему телу и принимать их, заставляя меня чувствовать страшные муки. На фоне болезненных симптомов я вообще не чувствовала, что со мной делали врачи. Порой, не различая даже, очередная ли судорога скрутила мне внутренности или это ввели зонд в желудок или еще какую хрень. И когда я слышу властные голоса отца и Алекса понимаю, что настала очередь галлюцинаций — вполне нормальный симптом при отравление.