Шрифт:
Письмо
д
ля Усопшей
«Воспоминания. Эти осколки давно сгинувшего прошлого. Как же сильно я их ненавижу. Столь же сильно, как и дорожу ими. Рваными кусочками своей жизни. Вырванными из контекста фразами, выдернутыми из пространства моментами, с каждым годом все более лживыми, все сильнее напоминающими сон, не имеющий ничего общего с реальностью. Лучше и проще было бы забыть их. Но я не забуду. Приложу все усилия, чтобы не забыть. Я безумно хочу помнить все связанно с тобой. И я помню, помню очень многое но, конечно же, не все. И чем больше событий стирается из памяти, тем бережнее и яростнее я храню все то что в ней осталось. Наши разговоры и наши молчания, наши ссоры, наши споры, наши жаркие ночи и наши клятвы, вверенные вечности. Я вспоминаю их и острая
1. Странный Зверь
Я сложил листок вдвое, потом еще раз, и положил его на могилу своей умершей жены. Моей Тессы. Я написал на нем все то, чем мне хотелось бы с ней поделиться, выразил на бумаге всю свою боль и скорбь по ней. Но глядя теперь на это письмо, уютно устроившееся среди голубых цветов, распустившихся на могиле этой весной, я вдруг почувствовал себя обманутым, наивным дураком. Как же это глупо, чем-то делиться с мертвыми. Они больше не с нами, и нет никакого смысла тешить себя этими пустыми надеждами на то, что они по-прежнему рядом. Все обман!
Я положил этот листок ей на могилу с такой бережностью, а теперь мне вдруг захотелось схватить его и разорвать в клочья.
«Нет смысла! Нет никакого смысла!» – звучали слова в голове, и волна безысходности захлестнула меня. Приступ тупой боли сдавил мою грудь, заставив сжать кулаки и стиснуть зубы. Такое случалось не впервые, и я знал, что нужно было просто переждать, когда она отступит и снова позволит вздохнуть. Раньше, в самом начале, в такие моменты мне не удавалось сдержать слез. Но с некоторых пор они, словно закончились, перестали наполнять мои глаза, и от этого, кажется, стало еще тяжелее.
Сидя на холодной земле, возле могилы единственного дорого для меня человека, я бесцельно шарил взглядом по надгробному камню.
Тесса Марбэт
26.5.672 – 54.3.698
Это то, что написали другие. Имя и две даты – вот кто ты теперь для них всех. Тесса Марбэт, рожденная в разгар восходящей зимы, предпоследнего месяца года, и умершая в самом конце нисходящего лета, третьего месяца года согласно календарю Адверса. Вот и все что узнает о тебе проходящий мимо случайный незнакомец, остановив свой блуждающий взгляд на этой надписи, выбитой в сером граните, и может быть подумает только: «Ей было всего двадцать шесть. Как молода». Действительно, как ты была молода, и как прекрасна, как лучезарна, какое чистое и искреннее тепло дарила всем вокруг и не просила ничего взамен. Но разве скажет что-нибудь об этом холодная могильная плита? Конечно, нет. Только имя и две даты.
Надпись ниже гласила:
«Солнце перестанет восходить над этим миром, когда поймет, что тебя в нем больше нет».
Эти слова написал я. И они тоже были ложью. Солнце продолжало восходить каждое утро. Планета продолжала вращаться, и люди продолжали жить на ней. Ничего не изменилось в этом мире. Ни для кого кроме меня ничего не изменилось.
Взгляд скользнул вниз по надгробному камню, и снова остановился на белом листке бумаги – моем маленьком послании Тессе. Я достаточно часто посещал кладбище за те три года, что прошли с ее смерти. Даже слишком часто. И я видел, как люди говорили с могилами своих умерших родственников, друзей и любимых. Они приходили и делились с ними всем тем, что накипело у них на душе, рассказывали о том, как теперь живут, что нового случилось в их жизнях и что изменилось в мире. Как будто мертвым есть до этого дело. Однако я и сам постоянно ловил себя на том, что разговариваю с Тессой. Только мысленно. Я никогда не любил особо молоть языком. И все же мне, безусловно, было, что сказать супруге. А в какой-то момент стало казаться, что если я не выскажусь, то просто сойду с ума, все эти мысли разорвут мою голову изнутри. И тогда я решил объясниться в самой привычной для себя форме. Письменно. Ведь я же писатель, и выплескивать свои чувства на бумагу мне было куда проще, чем проговаривать их вслух. Тесса знала и понимала это. Сама, правда, она избрала совершенно иной путь – она пела, и люди восторгались ее чудному голосу. Но однажды этот голос замолчал навсегда. Его заменила гнетущая, тяжелая тишина, которая и гнала меня сюда снова и снова, с очередным письмом в руках. И когда я приходил, предыдущих уже не было. Возможно, их уносил ветер, или вместе с пожухлыми цветами и венками забирал кладбищенский сторож, приняв за мусор, ведь в климате Мистрейда ничем не защищенная бумага быстро теряет свои вид. Я был совсем не против, считал что так даже лучше, ведь можно было попытаться обмануть себя, и поверить, что письма действительно доходят до адресата.
Так я и сидел, глядя на белый листок бумаги, лежащий среди цветов, и думал о Тессе. А затем раздался этот звук. Какой-то вибрирующий гул, или рокот, словно отголосок маленького взрыва. Очень неясный и слишком тихий, этот звук, однако, сразу привлек мое внимание. Он резко выбивался из общего спокойствия и безмолвия. Я поднял голову и стал оглядываться в поисках источника странного звука, хотя сам он к этому моменту уже затих. Не резко оборвался, но довольно быстро сошел на нет. Однако, сколько я не озирался по сторонам, взгляду моему открывалась лишь привычная картина ровных рядов могил, отгороженных друг от друга невысокими металлическими оградками. Безрадостный пейзаж дополняли низко висящие над головой, серые тучи, затянувшие небо от края до края, преградив путь лучам солнца, от чего создавалось впечатление, будто все цвета в то утро поблекли и даже самые яркие краски приобрели пепельно-серый оттенок.
В такую рань, похоже, кроме меня на этом старом кладбище никого больше не было. А если и присутствовал кто-то, кого я не заметил, то уж точно не в такой близости, чтобы слышать заинтересовавший меня звук.
Гул раздался снова. Он был где-то совсем близко. Я поднялся на ноги, чтобы увеличить обзор. И все равно ничего не обнаружил. Источник звука оставался скрыт от меня.
«Боооммм… эээммм…. оооммм» – послышалось снова. Глубокий раскатистый звук переливался, меняя тональность, и в какой-то момент стал очень похож на приглушенный удар колокола. Да, именно такое сравнение показалось мне самым верным, и как только эта ассоциация пришла в голову, уже сложно было сменить ее на что-то другое. Воображение нарисовало передо мной маленькую колокольню, высотой не больше метра, и фигурку трудяги-звонаря на ней. Я всегда отличался богатым воображением, иначе бы не смог стать романистом, и часто давал фантазии волю преображать окружающую меня действительность, но сейчас я пресек ее, желая отыскать реальную причину странного гула.
Мне вдруг показалось, что я уловил легких запах горелой древесины. Или не показалось. Я действительно почувствовал запах гари, какой исходит от только занимающегося костерка. Была ли связь между ним и этим странным гулом? Я был практически уверен, что да.
«Боооммм… мммээээооо…» – снова пробил невидимый маленький колокол.
«Да что же это такое?»
Я был действительно заинтересован, заинтригован как мальчишка. Тесса всегда говорила, что я так и не вырос, остался ребенком навсегда, и ей это нравилось. Мне тоже.
Я напряг все свои чувства, пытаясь обнаружить, откуда же идет этот удивительный звук, и возможно, уловить что-то еще, что поможет мне все понять.
Конечно, скорее всего, разгадка странного звука будет очень проста, вполне обыденна и неинтересна. Многие люди так и подумали бы. Ну что тут может быть? Что может издавать этот звук? Да что угодно, пожалуй. Какое им дело? Однако мое природное любопытство требовало найти решение даже самой глупой задачки. И в итоге я был вознагражден за это.
Краем глаза я заметил слабое движение в ветвях высокого старого дуба, растущего между могилами, всего в каких-то пяти метрах от меня. Там шевельнулась какая-то тень. Может птица. Или белка. Или…
Гул раздался снова, и я увидел как меж ветвей дерева, всего пару секунд что-то слабо мерцало, заблестело как зеркальце, уловившее яркий солнечный луч, и пропало. Но теперь мне стало очевидно, что источник звука находится именно там.
Не отрывая взгляда от места, где заметил мерцание, я провел пальцами по холодному, гладкому надгробию, как бы говоря своей любимой, что я сейчас вернусь к ней, после чего направился в сторону дуба.