Ярко-серый
Шрифт:
– Кто там шумит? Сейчас пойдёте вон отсю… – начал было ворчать "доктор", высунув из кабинета крючковатый жёлто-зелёный нос. Но тут-то истеричная персона и загробастала его своими облупленными руками.
– Мерзкий шарлатан! Криворукий алхимик! Посмотри, что наделали твои примочки!! – голосила она, стирая пудру с лица полуоторванным рукавом неприлично короткого платья. Мы с Киновером оказались к ней ближе всех, поэтому тут же разглядели уродливые бесформенные пятна, – красные на жёлтом лице, – и сочащиеся гноем длинные язвы.
– Ты… Ты убил меня! –
– Мы уходим, – бросил Киновер, – отворачиваясь прочь от умирающей девки, яростно брызгающего слюной аптекаря и его пропахшего химикатами кабинета и делая несколько решительных шагов к лестнице.
– Но постой! – взмолилась я, – ведь это его последний шанс на…
– На что, Каро?! На жизнь? Ты так говоришь о нём, как будто он смертельно болен!
– На нормальную жизнь! – простонала я.
– У нашего сына будет нормальная жизнь, если мы будем нормально к нему относиться, – твёрдо ответил Кин, – единственное, за что мне стыдно – что я позволил тебе уговорить меня притащить Внекаста в эту мерзкую клоаку.
Больше мы не делали попыток изменить цвет Внекаста. Но я не могла примириться с его обликом, как бы ни старалась.
Глава 2. Первый урок.
Он снова, снова кричал. Проклятый, пр'oклятый ребёнок! Я неохотно вылезла из постели, на цыпочках вышла из спальни и прошла в детскую.
– Что на этот раз? Опять голодный? – проворчала я, доставая четырёхмесячного Внекаста из кроватки. Наверное, я никогда в жизни не привыкну к его коже цвета золы. Крошечные тёмно-серые пальцы в полумраке казались совсем чёрными, отчего походили на пиявок, и всё елозили по моей коже, словно вот-вот вопьются. Чёрный провал беззубого серого рта влажно поблёскивал.
Я с отвращением оторвала от себя ребёнка и долго держала его на вытянутых руках. Он снова закричал. Какой же мерзкий! Невыносимо! Я почти швырнула его на кроватку и, не осознавая, что делаю, стала пытаться заткнуть рот простынёй. Когда крик Внекаста уже перешёл в придушенное сопение, а ручки перестали молотить воздух, я наконец поняла, что творю.
Я не могу жить в одном доме с этим ребёнком, но, Святые Радуги, он не заслуживает смерти! Кое-как успокоив Внекаста ("тише, тише, милый, прости, что я тебя ненавижу, больно больше не будет, сынок" – почти неосознанно шептала я, укачивая его), я положила его обратно в кроватку и принялась печатать на записном экране прощальную записку.
В ней я подробно и аргументировано объяснила, почему должна уйти (не забыв упомянуть и сегодняшний случай), обещала исправно платить алименты и несла ещё какой-то бред, а на глаза между тем наворачивались слёзы. И было из-за чего – какая-то чудовищная несправедливость! Пусть я и не такая красная, как Кин, зато я всю беременность следовала советам по определению цвета, и в роду у меня не было никого ниже жёлтого… Да-да, наверняка это у Киновера в предках была какая-нибудь зелёная профурсетка! Зелёный да красный – вот и вышел этот тошнотворный серый оттенок.
Проклятье, лучше бы он просто родился фиолетовым, и я бы с чистой совестью отказалась от него! Наверняка бедный Кин не найдёт себе новой жены, пока Внекаст не вырастет: кому охота жить под одной крышей с этаким уродцем, а тем более быть его приёмной матерью!
Лихорадочно собирая вещи, я уронила что-то в темноте, и мне показалось, что Киновер проснулся. Так или иначе, остановить меня он не попытался. С того дня моя судьба и судьба Внекаста разделились, как я надеялась, навсегда.
***
В это утро я причёсывался и завивал волосы куда тщательнее, чем обычно. Долго гляделся в зеркало, корча самому себе скептические гримасы: всё мне казалось, что белая рубашка подчёркивает мою серую кожу. Несколько месяцев назад мне исполнилось двенадцать лет, а сегодня пришло время поступать в Академию. Отец настоял на том, чтобы в Предакадемию я не ходил, потому что боялся, что меня будут там притеснять. У меня нет претензий к начальному образованию, которое он дал мне, но по моему мнению, лучше бы меня отдали в Предакадемию пять лет назад, хотя бы на пробу…
Чтобы я уже знал, с чем столкнусь.
Сказать по правде, я испытывал просто космическое волнение, хотя, разумеется, не показывал виду. Так как я "спорный случай" мне предстоит для начала встреча с директором Академии, которая и определит, в какой класс я попаду. Отец говорил, что примет любой результат, но для меня не секрет, что он прочит мне Тёплую Часть спектра. Хотите знать, что я сам об этом думаю?
Мне всё равно.
Кабинет директора оказался примерно таким, как я его представлял: высокий потолок, тёмные панели благородных пород дерева, всюду бархат цвета сладкофрукта, суперсовременный голопроектор, стилизованный под старину, и ни одного острого угла.
– Лорд Киновер, Внекаст, – поприветствовал нас директор.
– Милорд, – я почтительно прищёлкнул каблуками, как учил отец. Директор, лорд Пиропус, необычайно уродливый, не смотря на свою несомненную красноту, благосклонно улыбнулся одними глазами.
– Лорд Киновер, с одной стороны, ваш сын показал безукоризненные результаты на вступительном испытании, – он выдержал почти торжественную паузу, – с другой, я не имею права бросать тень на репутацию Академии. Считаясь с вашим общественным положением и достижениями в науке, мы его принимаем. Скажите, положа руку на сердце, на какой класс вы претендуете?
Веко отца дрогнуло в нервном тике.
– Вы знаете, я всегда рассуждаю логически. Поскольку мы не можем определить цвет Внекаста, справедливо отнести его в середину спектра. Раз мы имеем шесть цветов, значит получается где-то между жёлтым и… Зелёным. Принимая во внимание результаты экзаменов, я склоняюсь к Тёплой Части Спектра. Но… Если вы так рассудите… Можно и к зелёным, с возможностью последующего перехода.
– Что ж, я предполагал подобное. А ты сам, Внекаст, в какой класс бы хотел?