Ярко-серый
Шрифт:
– Да брось ты, эти крохи уже не покроют даже расходы на топливо, – махнул рукой зелёный и попытался отобрать киберкоммуникатор у жёлтого, который уже прямо-таки пеной брызгал, лаясь с моими родителями.
– И кто же в этом виноват, Грюнтер, а?! Что нам теперь сделать с этой мелкой…
– Можем продать её Ханни.
– Так ей же лет восемь, сам говорил.
– Побудет полотёршей, пока не найдётся любитель, – махнул рукой Грюнтер. Я с тревогой прислушалась. Что ещё ха Ханни? И любитель чего должен найтись?
– Всё равно, зачем ей такая уродина?
– Что как маленький, у них знаешь, как гримируют! Я однажды видел, как они своими
Я поняла, наконец, своим наивным детским мозгом, что возвращать домой меня эти люди не собираются. И бочком стала приближаться к выходу из корабля. Пока милая чета припиралась, я успешно преодолела кессон, нажала на кнопку, открывающую наружную дверь, вылезла, стараясь не касаться ещё не остывшей обшивки… И оказалась посреди джунглей Леталики. Весьма логично, ведь бандиты не могли себе позволить посадить краденый корабль без номеров в каком-нибудь городе.
– А ну стой, мерзкая маленькая метиска! – донёсся из кессона рык Шафранта. Я нажала на кнопку закрытия люка и, обжигая ноги об расколённую почву, выжженную посадочными двигателями, бросилась бежать. За мной последовал Грюнтер – жёлтый всегда посылал его выполнять пыльную работёнку.
Стоило мне углубиться в лес на несколько десятков шагов, как среди стрекотания бесчисленной живности я различила ритмично кричащие голоса и барабанный бой. Зелёный перестал преследовать меня, подчинившись Шафранту, голосящему:
– Стой, стой, придурок, там летойцы! Они тебе кишки выпустят и съесть заставят! Быстрей на корабль, кретин!!
Затаившись в зарослях, я видела, как закрылся люк корабля, слышала усталый гул стартовых двигателей. Через несколько минут я, восьмилетняя девочка, осталась одна в гуще первобытных джунглей Леталики. Точнее, наедине с толпой агрессивно настроенных аборигенов, которые, к счастью, пока меня не обнаружили.
Как я узнала, выглянув из своего укрытия (густых зарослей кустарника, обрамлявшего просторную поляну), дикари были слишком заняты, чтобы заметить меня: они проводили странный, пугающий ритуал. Группа из трёх-четырёх десятков человек выстроилась в нестройные ряды по периметру поляны, кричала что-то, похожее на ритмичные речёвки спортивных фанатов, и приплясывала. В центре утоптанного пространства возвышался толстый столб, изукрашенный резьбой и пёстрыми узорами. К нему двое дюжих одетых в пончо парней (синий и оранжевый – вот странно!) привязывали отчаянно сопротивлявшегося подростка, голого по пояс и… Я даже сначала не поняла, чем меня смущает его тёмно-фиолетовый оттенок, и только через несколько секунд осознала, что он не фиолетовый, а чёрный!
Мальчишка рычал, как дикий зверь, и пытался даже укусить своих мучителей, но его движения были хоть и сильны, но до странности неловки. Я с ужасом ожидала, что они будут мучить его или сразу убьют, но соплеменники, убедившись в крепости верёвок, завершили свой обрядовый танец и убрались восвояси.
Оставшись один, подросток тихо заплакал, вяло дёргаясь в своих путах. Я мучительно колебалась между тем, чтобы броситься бежать, куда глаза глядят, и тем, чтобы выйти на истоптанную поляну и подойти к привязанному человеку. В конце концов я рассудила, что не зря всё племя привязало его там – может быть, он просто напросто заразный или сумасшедший, а если и не несёт опасности сам по себе – никто не обещал, что участь, грозящая юному дикарю, не перекинется на меня, если я к нему приближусь.
Эта мысль не оформилась в моём восьмилетнем мозгу, а существовала скорее в виде смутных ощущений, но, подчиняясь ей, я развернулась и сделала несколько торопливых шагов прочь, с трудом и брезгливостью раздвигая руками колючие липкие заросли. Мы никогда не узнаем, что случилось бы, уйди я от него тогда (думаю, с большой вероятностью, я бы просто погибла), но в этот момент откуда-то сверху перед моим носом опустилась гусеница. Не подумайте, в своём родном секторе на далёкой Виоленсии я вовсе не боялась насекомых. Но это чудовище было размером с мою руку от кисти до локтя, тело его покрывало множество длинных волосовидных шипов, и на нити толщиной со шнур зарядки оно подпрыгивало, словно марионетка.
Для моих и без того потрёпанных нервов это стало последней каплей. Рыдая, я выскочила на поляну, подбежала к ритуальному столбу и вцепилась в ногу угольнокожего дикаря. Тот вскрикнул в не меньшем ужасе, чем я, и завертел головой.
– Я здесь! Внизу! – сквозь слёзы прокричала я, – сейчас я тебе помогу!
Топчась на цыпочках, подпрыгивая, обламывая ногти, я провозилась добрых полчаса, прежде чем смогла освободить одну из его рук. Вторую руку и ноги незнакомец со сверхъестественным проворством освободил сам.
Спрыгнув на землю, он устало опустился на колени возле меня, но как-то вполоборота.
– Я… Меня зовут… Маджелика, – почти шёпотом представилась я.
– Не Ку Ро, – охрипшим, полным отчаяния голосом ответил летоец, тщательно разделяя слова.
– Некро? Это твоё имя?
– Не. Ку. Ро…
– Прости, я не поняла, – я снова начала нервничать. Тревога чуть не превратилась в панику, когда парень, продолжая смотреть в сторону, вдруг начал щупать моё лицо. Только поймав его отсутствующий взгляд, я наконец-то всё поняла: радужки глаз летойца были такими же чёрными, как и его кожа, но не блестящими, как у всех нормальных людей, а будто подёрнутыми пылью.
– Теперь поняла. Ты же совсем слепой, да?
Глава 5. Неприкрытая шутка.
Шёл мой второй год обучения в Академии. В конце первого класса я с лёгкостью сдал и фиолетовые и синие экзамены, и был без возражений зачислен в синий класс. Здесь было не так плохо: я имею в виду не только самих учеников, но и отношение к ним. Может быть, фиолетовые такие тупые и агрессивные не от природы, а потому, что их воспитывают, как животных? Еда в низшекастовой столовой – будто собранная на помойке, учебники вот-вот рассыплются в труху, учителя не видят ничего зазорного в том, чтобы кричать на них, публично унижать, настраивать друг против друга…
Хотя синие, кажется, действительно посмышлёнее. Например, они с малолетства знают… Где достать выпивку и наркотики. Во втором классе это, конечно, ещё не очень распространено, но я не раз видел, как тринадцатилетки вроде меня украдкой докуривают стреляные сигареты. Что ж, их лёгкие – не моё дело. По крайней мере, общаться с синими куда приятнее, а главное, есть о чём. Например, мне очень нравится их музыка, не то, что фиолетовое губошлёпство без мелодии и смысла.
Здесь не заставляют бриться почти на лысо, поэтому синие часто носят длинные волосы (но, к сожалению, редко моют голову и причёсываются, лишь иногда собирая свои патлы в хвост), ирокезы или ещё что-нибудь безумное. Кстати, что мне особенно нравится, они частенько красятся в разные цвета, иногда даже в красный.