Ярлинги поневоле
Шрифт:
– Вот, - протянул он парню извлечённый из кисета какой-то сушёный листик.
– Это курукуш. Он поможет твоему сознанию приблизиться к тонкому миру духов. Все, кто становятся на путь шаманства, для обучения пользуются только этой травкой.
– Ну, вообще зашибись! – захлопал глазами Ярик.
– Ты мне тут травку покурить предлагаешь?!
– Зачем курить? – удивился Генордалтрис.
– Её жевать надо.
– Еще не лучше, - вздохнул парень.
– Что-то темнишь ты, дядя. А эта твоя травка не вызывает, случайно, привыкания от частого употребления?
–
– Еще и сатэ какое-то ловить надо, - проворчал себе под нос Ярик.
– Надеюсь, это не то, о чём я думаю.
– Я не знаю, о чём ты думаешь, - гоблин продолжал протягивать мальчишке листик, - но сатэ – это состояние резонанса с тонким миром. И достигается оно расширением сознания с помощью курукуша. На, жуй давай.
– Только этот один листик? – парень недоверчиво взял сушёный курукуш.
– Да. Тебе достаточно будет.
– Значит, хватит одной таблэтки? – он понюхал лист и лизнул его, поморщившись.
– Фу, горький-то какой! Обязательно его, да, жевать?
– Да, - зелёный был непреклонен.
– Ууу, гадость какая, - разжевать лист труда не составило, куда труднее было все это проглотить.
– И чего я тебя только слушаюсь!?
– У тебя выбора нет потому что. Теперь сядь, как я – продолжил руководить кобл.
– Давай, давай, пересаживайся! Нечего валяться! Во-о-от, руки на колени положи, глаза закрой. Теперь нужно про себя повторять какую-нибудь песнь про природу. Только чтоб хорошо ее знал и не ошибался.
– Это-то еще зачем? – недовольно вздохнул мальчишка.
– Это чтоб твой организм и твой мозг работали в нужном направлении и привыкали к переходу в состояние сатэ под определённые слова. Будет потом, как ключ.
– Аааа! Типа мантры! – кивнул Ярик.
– Понял. Только я песен не знаю про природу. Стих из программы школьной помню. Ну, это как песня, только без музыки.
– Пойдёт, - благосклонно соизволил согласиться гоблин, - начинай повторять, только не ошибайся. И смотри вглубь себя.
– А это еще как? – глаза сами собой распахнулись от изумления.
– Молча, - отрезал зеленокожий.
– Смотри и стих свой повторяй. А я пока пойду поймаю кого на ужин.
Он поднялся и неспешно, вразвалочку направился к стене растений. А Ярик поёрзал немного, устраиваясь поудобнее, и, снова закрыв глаза, принялся повторять:
«Я узнал, что у меня Есть огромная родня: И тропинка, и лесок, В поле каждый колосок. Речка, небо надо мною – Это все моё, родное!»
И потом снова:
«Я узнал, что у меня …. »
Сколько раз он повторил этот стишок, вряд ли можно подсчитать или вспомнить. Мальчишка потерял счет времени. Оно словно остановилось. А то и вовсе перестало существовать. Да и вообще всё перестало существовать. Он больше не чувствовал ни согревающих спину лучей солнца, ни освежающий ветерок. Ни звука, ни шороха извне. Только монотонно звучащие в мозгу:
«…И тропинка, и лесок, В поле каждый колосок…»
И вдруг, спустя, наверное, вечность, лёгким шелестом и едва уловимой волной со всех сторон накатило что-то странное:
«Привет, друг… здравствуй, новый друг… мы рады тебе…»
Нет, это были не слова. Скорее, эмоции, хлынувшие отовсюду.
А потом он снова почувствовал ласкающее прикосновение ветра, взъерошившего волосы и ласково погладившего его по щеке.
«Я с тобой, друг! Поиграем? Смотри, как здесь здорово!»
Ярик не открывал глаза, он знал это наверняка, но понимал, что каким-то образом видит теперь всю поляну. Причем буквально всю, даже у себя за спиной. Он отчетливо различал каждое дерево и каждый куст вокруг. Да что там, каждую травинку и цветок на поляне. Он чувствовал птицу, застенчиво перепорхнувшую с ветки на ветку метрах в десяти от себя, там, куда обычный взгляд даже не проникнет. Он видел муравья, тащившего дохлого жучка у себя под ногами и чувствовал, как тому тяжело и страшно не успеть добраться засветло до муравейника. Он чувствовал благостное настроение Тайсона, радовавшегося вкусной сочной траве и тому, что его перестали тащить через этот нескончаемый лес, где можно только медленно брести и нельзя нестись во весь опор, разгоняя ветер…
Он видел и чувствовал всё! И это было… он не знал, как обозвать это чувство! Просто ЭТО БЫЛО!
Откуда-то справа к поляне приближался кобл. Ярик чувствовал и то, что он идет не с пустыми руками, и то, что ему не терпится приготовить ужин и утолить голод. А еще он почувствовал в мешке за спиной у зелёного что-то странное и непонятное. Нечто, вроде, и знакомое, и нет. притягивающее к себе и одновременно пугающее. Какой-то клубящийся необъяснимыми завораживающими эманациями чёрный-пречёрный сгусток то ли энергии, то ли эмоций, нервно пульсирующий и словно тянущийся к Ярику. Это было и жутко любопытно, и приятно, и невероятно страшно.
Гоблин приблизился еще немного, и этот странный, живой он что ли, сгусток мрака, словно наконец почуяв парня, взорвался вдруг целой бурей перемешавшихся в невероятный клубок эмоций, так напугав Ярика, что того мгновенно вытряхнуло из состояния сатэ и даже повалило на землю.
– Что там у тебя!? – крикнул он гоблину, через пару секунд вынырнувшему из плотных зарослей на поляну.
– Да вот, крола добыл. Смотри, какой жирный!
– Нет! – поднявшись на ноги, негодующе отмахнулся Ярик.
– Не это! В мешке что!?
– О-о-о! Почувствовал!? Смог!? Молодец! – зелёный бросил добычу на траву у ног парня, а затем, сняв с плеча свой дорожный мешок, развязал его горловину: - Ну, на, смотри.
Мальчишка во все глаза выставился на руку Генордалтриса, шерудящую в мешке. Сердце его при этом колотилось так, словно от того, что кобл сейчас выудит на свет, зависят и жизнь, и дальнейшая судьба парня.
– Во-о-от, держи, - гоблин наконец вытащил продолговатый предмет, завёрнутый в тряпицу и протянул Яромиру.