Ярмарка безумия
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, играет сумасшедшую? Кстати, ее близкая подруга сказала мне, что у нее было несомненное актерское дарование. Если так, то понятно, почему она в таком состоянии ни разу не поддалась на намеки следователя, который буквально бросал ей спасительный круг.
– А на что он ей намекал?
– решил встрять в разговор Артем.
– Он все время задавал ей вопросы об отношениях с мужем. Спрашивал, часто ли они конфликтовали, была ли у них в этот день ссора…
– А она?
Лену, судя по всему, эта история волновала по-настоящему.
– Она… Когда речь заходит о муже, просто замолкает, как будто не знает еще, что именно надо говорить о нем… Как будто еще не решила для себя, что говорить…
– А может быть, это доказательство не того, что она выбирает, как ей себя вести, а доказательство того, что она не убивала?
– задумчиво сказала Лена.
– Ей и в голову не приходит выворачиваться, искать оправдания, говорить плохо о муже… Потому что она просто не убивала?
– Тогда она должна быть святой, ходить по воде аки посуху, - сказал Ледников.
– А она аккуратно вытерла пистолет и выбросила его в окно. До святости там далеко…
– Когда они были у нас, она все время упрекала мужа в том, что он что-то делает не так, не слушает ее. А если бы слушал, давно бы уже был в Кремле. Она страстно хотела блистать, быть на виду. Роль скромной домохозяйки ее не то что не устраивала, а раздражала, выводила из себя. Как-то, будто в шутку, она пожаловалась, что муж не берет ее на свои политические мероприятия, а вот в Америке жены всегда рядом с политиками…
– Прямо наша родная Хиллари Клинтон!
– рассмеялся Артем.
«Но должен был быть толчок, - подумал Ледников, - заставивший Ампилогову резко отказаться от своих первоначальных показаний, от признания в убийстве. Толчок, который показал ей, что у нее есть шансы…»
А если толчком послужил совершенно неожиданный шум, поднятый вокруг ее ареста? Вдруг свалившаяся известность на всю страну, на весь мир? Ведь в те дни каждое ее слово становилось сенсацией. Появились толпы людей, которые поддерживали ее, были убеждены в ее невиновности. Знаменитые адвокаты убеждали ее, что доказательств против нее нет. А потом она, женщина чуткая, замечает, что в ней видят чуть ли не продолжательницу дела мужа, утверждают, что она боролась за то же, что и он… А она - актриса! Она нутром чует, чего от нее ждут, чего хотят, что встретят овацией. И она летит им навстречу! Сначала она говорит лишь о том, что ее муж был необыкновенным человеком и она любила его. Но с каждым днем ее речи становятся все возвышеннее, наливаются политическим соком. Она уже передает его завещание потомкам, она разъясняет его идеи, клеймит политических врагов, которые подняли руку на народного героя… Ее последние заявления и выступления - это уже речи человека, ощущающего свою значимость и необыкновенность. Потому что она чувствует - ее сторонники готовы поверить во что угодно. Вот почему она на ходу сочиняет какую-то фантастическую историю, что три года назад ее похитили люди в масках - опять в масках!
– отвезли в лес, изнасиловали, грозили убить, требовали, чтобы она остановила мужа. Но она даже не сказала ему об этом…
– Ну вы, Пинкертоны и фрейдисты, - прервал мысли Ледникова Артем.
– Я пошел на кухню за бараниной, пока она не сгорела, а вы тут освобождайте место.
Едва он скрылся на кухне, как загудел, задергался его мобильник, который он оставил на столе.
– Ледников, спроси, кто там? Я перезвоню!
– крикнул Артем из кухни.
Ледников взял телефон без всякого энтузиазма. Почему-то он был уверен, что это Светка, жена Артема, а расшаркиваться перед этой стервой у него не было никакого желания.
– Да, - тихо сказал он.
И услышал в ответ:
– Артем Николаевич, я хочу сказать вам, что очень разочарован тем, что вы мне сегодня подсунули. То ли вы решили обмануть меня, то ли вас опередили, и настоящие дневники теперь находятся у другого человека…
Голос был ровный, невыразительный. Человек будто читал по бумажке заранее заготовленный текст.
– Итак, Артем Николаевич, или вы приносите все записи вашего отца по делу Ампилоговых, или… все наши договоренности отменяются. Насколько я могу судить, основные бумаги находятся у одной вашей родственницы. Вы знаете, о ком я говорю. Неужели вы не способны их получить? Постарайтесь, добейтесь, чтобы она их вам вернула. Я знаю, что сейчас она в Петербурге, но уже завтра утром она будет в Москве. Время у вас еще есть. Итак, вам предоставляется последний шанс. Я позвоню вам завтра в обед. Очень хотелось бы услышать от вас позитивный ответ. В противном случае… Вы меня поняли?
– Да, - сказал Ледников.
– Я вас понял.
Но таинственный собеседник уже отключился. Видимо, не сомневался, что его слушали очень внимательно и смысл его речи уяснили прочно.
Ледников задумчиво повертел мобильник в руках.
Тут как раз в дверях возник Артем с блюдом дымящейся баранины с черносливом. Запах шел потрясающий. Артем просто сиял довольством. Что ему мог сказать Ледников?
– Ну, Ледников, не буду тебя мучить рассказами о том, чего мне стоило просветить твоего человечка, - многозначительно сказал Сережа Прядко.
– Каких сил и трудов.
– Сережа, родина тебя не забудет, - нетерпеливо успокоил его Ледников.
– Бог с ней, с родиной, главное - чтобы ты не забывал, - с намеком сказал Сережа.
– А то ведь знаешь, есть такие, которые пожрать любят больше, чем родину…
Они сидели в пивном ресторане «У Швейка» неподалеку от сталинской высотки на Садово-Кудринской и Московской юридической академии. Сережа Прядко уважал и ценил деловые встречи именно в таких заведениях, как этот популярный у его коллег ресторан, и потому можно было рассчитывать на его откровенность.
– Человечка ты, конечно, подкинул интересного, - интригующе сказал Сережа и впился в кружку холодного чешского пива. И лишь ополовинив ее, приступил к отчету о проделанной работе.
– Зовут его Станислав Рудольфович Негодин…
Как выяснилось, гражданин Негодин, окончив с красным дипломом юридический факультет, поступил в Высшую школу КГБ, а потом работал в аналитических подразделениях этой организации. Больших чинов не достиг, так как не умел строить отношений с начальством. Не то чтобы вел себя вызывающе или недисциплинированно, нет, всегда был корректен и аккуратен, но при этом ни для кого не было секретом, что сам он считает себя лучшим специалистом и уверен, что его недооценивают. По всем вопросам у него было свое мнение, и чаще всего оно с мнением начальства не совпадало. Негодин на это никак вроде бы не реагировал, но на лице его при этом ясно читалось: ну и козлы же вы все… Но приказы при этом исполнял неукоснительно, так что придраться было не к чему.
Когда же знаменитой организации, пугавшей весь мир, но толком не знавшей, что творится в собственной стране, пришел конец, майор Негодин не впал ни в отчаяние, ни в растерянность, ни в пьянство. Во время смуты и неразберихи он пунктуально ходил на работу, просиживая в кабинете долгие часы, в то время как другие слонялись по коридорам в ожидании приказа о сокращении. А потом майор Негодин подал рапорт об отставке и чуть ли не на следующий день оказался в Службе безопасности новонародившегося банка, где возглавил департамент аналитики и информации. Собственно, там он и трудится до сих пор. Выше не лезет, но авторитетом пользуется. Хотя и на начальство банка смотрит все с тем же выражением: что с вами, дураками, поделаешь, нет от вас спасения на этом свете!