Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
Шрифт:
– Разве в первый раз не соблюдают они соглашения? – с возмущением продолжал Войтиш. – Сегодня заключают, завтра нарушают. Как им выгодно, так и поступают. Даже брачные союзы для них ничего не значат. Видно, с ними следует воевать по-другому, чем с венграми и поляками. Порой мне кажется, не следует придерживаться вообще никаких правил войны. Они хитрят, а ты должен быть еще хитрее. Они идут на обман, так ты их трижды обмани!
– Верно, боярин, – неожиданно поддержал Войтиша Ратибор. – Они поставили нас в безвыходное положение своей бессовестностью, а мы о чести говорим!
– Значит, и ты, Ратибор, настаиваешь на нарушении договора? – удивился Мономах.
– Настаиваю, князь. Каков привет, таков
– И другие воеводы и бояре так думают?
Все дружно закивали головами.
Мономах устало опустился на кресло. Потом – тихо:
– А как же мой сын?
– Выкрадем! – тотчас ответил Войтиш. – Половцы ничего не подозревают, настроены безмятежно. Пошлем небольшой отряд и похитим Святослава. А потом на спящих навалимся и перережем!
– Складно говоришь…
– Другого выхода нет, – как отрубил Ратибор.
– Хорошо, – чуть подумав, согласился Мономах. – Давайте обсудим все подробно.
Следующим днем повезли люди Мономаха теплую шубу для Святослава, потому что наступили холода и в шатре княжич мог простудиться. Не заподозрили половцы никакого умысла в этом и провели русов прямо в шатер, где содержался сын Мономаха. Место его пребывания было установлено.
Ночью несколько воинов незаметно выскользнули из крепости и направились в половецкий лагерь. Среди них были русы и торки, хорошо говорившие по-половецки, все они были одеты в половецкое платье. В стане противника на них никто не обратил внимания. Они открыто подошли к шатру, где содержался княжич, и закололи беззаботно беседовавшую у костра охрану. Одна часть ворвалась в шатер, а другая стала пускать в ночное небо огненные стрелы.
Тут же открылись крепостные ворота и к половецкому лагерю понеслась конная дружина русов. Удар был столь неожиданным, что степняки ничего не смогли понять. Началась паника. Хан Китан с телохранителями был окружен, и все они были изрублены. Кочевники метались между шатрами и гибли под русскими мечами. Лишь немногие ушли в ночную степь. Войско Китана перестало существовать.
Ничего этого не знал хан Итларь. Вместе с дружиной он весь вечер пил и веселился на дворе Ратибора. Наутро они собрались в натопленной избе и принялись за завтрак. И в тот же миг воины Ратибора подскочили к дверям и заперли их.
Часть русов забралась на потолок, подняла заранее подрезанные потолочные доски и стала пускать в половцев стрелы. Ольбер, сын воеводы Ратибора, первой стрелой угодил прямо в сердце хана Итларя. Половцы заметались по избе, кинулись к окнам, но там их встретили мечами дружинники Мономаха. Вскоре было все кончено. «И так страшно окончил жизнь свою Итларь, в неделю сыропостную, в часу первом дня, месяца февраля в двадцать четвертый день», – писал летописец Нестор.
После такого разгрома двух половецких орд Владимир Мономах решил предпринять глубокий поход в степь. Он пригласил принять участие в нем Святополка и Олега. Олег отказался. Более того, имея давний союз с половцами, он принял у себя бежавшего из-под Переяславля Итларева сына.
Но великий князь привел свои полки под Переяславль, и объединенное киевско-переяславское войско впервые в истории вторглось в половецкие владения. Мономах с любопытством вглядывался в раскинувшийся в ковыльной степи кочевой стан из темно-фиолетовых громад шатров и кибиток, вокруг которых догорали ночные костры и дремали караульщики, в загонах стоял скот, побрехивали собаки. Половцы спокойно почивали, уверенные в своей безопасности, потому что никто и никогда не решался напасть на них на их же земле. Если для половцев это было место проживания, то для русов – рассадник набегов и разбоя, несчастий и клятвопреступлений, насилий и обманов, и ничего, кроме ненависти, не испытывал и Мономах, и все воины-русы к этому половецкому стану.
В предутренней темноте взвились
После разгрома нескольких станов Мономах заметил, что половцы стали оказывать все более ожесточенное сопротивление. Они были лишены той подвижности, которую обычно приписывают кочевникам. Для Причерноморских степей характерны обильные снегопады с большой толщиной снега. В таких условиях скот не может питаться подножным кормом. И в снежную зиму половцы вынуждены были держаться возле мест зимовок с заготовленным кормом для скота, а летом – сенокосов, поэтому с подходом русов они не убегали со своих стоянок, а быстро составляли свои телеги в несколько кругов, накидывали на них бычьи шкуры, чтобы русы не могли поджечь их, и, укрывшись внутри этих колец, отчаянно отбивались от неприятеля. Через проходы между телегами они порой вырывались конными отрядами на смелые вылазки. Однако подавляющее превосходство русов ломало всякое сопротивление, и вот уже десятки повозок с завоеванной добычей – коврами, сосудами, тканями, войлоком – двигались в сторону Переяславля, рядом с ними победители гнали отбитый скот и множество пленных.
Далеко за город выбежали жители встречать победителей. Ликованию не было предела. Впервые русы ходили в глубь степи, и этот поход завершился блестящим успехом! Казалось, наступил конец разбойничьим налётам степняков и теперь мир и покой установятся на Руси.
В честь славной победы в большой палате своего дворца Владимир Мономах устроил пир. Во главе пиршества восседал великий князь Святополк, рядом с ним – хозяин Переяславской земли, а далее, сохраняя старшинство, располагались воеводы и бояре, знатные гости и прославленные дружинники. Столы ломились от яств и питья. Пришли музыканты и скоморохи, началось большое веселье. Рядовые воины пировали прямо на улицах, для этого выкатили бочки вина и пива, зажарили туши телят и баранов. Переяславль праздновал победу.
XIII
Феофании Чернигов понравился больше, чем Тмутаракань, но она скучала по морю. С ним выросла в Константинополе, оно сопровождало ее всю жизнь, она даже не представляла, что может быть жизнь без него. И вдруг вокруг нее сомкнулись дремучие леса, непонятные и страшные. Она боялась ходить, избегала ездить по ним. Эта безмолвная зеленая масса без конца и края подавляла ее, пугала загадочной тишиной и безмолвием, ей порой казалось, что в них на каждом шагу подстерегают страшные звери и загадочные существа. Олег только подсмеивался. Он был уверен, что жена скоро привыкнет, и не придавал ее страхам особого значения. Впрочем, ей оставалось не так много времени на такие несущественные, пустяковые переживания: вслед за Всеволодом на свет появились Святослав и Игорь, и хлопот у матери был полон рот.
Олег же чувствовал себя в Чернигове, как в осажденной крепости. С трех сторон его подпирали владения Мономаха и Святополка, и в любое время могли двинуться на него многочисленные войска, чтобы вновь изгнать в далекую Тмутаракань. Только со стороны половецких степей чувствовал он себя в безопасности, ежегодно посылал подарки ханам и рассчитывал на их помощь. Именно поэтому не пошел он с дружиной в Переяславль, когда ханы Итларь и Китан осадили город; более того, он приветил у себя сына Итларя, бежавшего из-под Переяславля с немногими людьми. Писал Нестор в своей «Повести временных лет»: «И послали Святополк и Владимир к Олегу, говоря так: «Вот ты не пошел с нами на поганых, которые губили землю Русскую, а держишь у себя Итларевича – либо убей, либо дай его нам. Он враг нам и Русской земле». Олег же не послушался того, и была между ними вражда».