Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
Шрифт:
– Не хочу, чтоб их воспитали соперниками моему сыну. Пусть лучше при мне живут.
И снова Лазаря поразила мудрость молодого князя.
Позже Лазарь убедится, что не всегда Мстислав может быть так мудр, иногда и у него берет верх горячая кровь. Эта несдержанность еще выйдет боком тмутараканскому князю, но в нужную минуту и он еще не раз сможет проявить мудрость.
Тмутаракань встречала победителей восторженно. Впереди войска неслась молва о победе князя Мстислава над прославленным воином Редедей. С каждым пересказом касожский князь
Так думали воины, а их матери и жены радовались тому, что вся война была выиграна одним поединком князей без пролитой крови остальных! Такого и не помнили даже у деда Мстислава, знаменитого князя Святослава! Ай да Мстислав!
Тмутаракань по праву гордилась своим молодым князем. Гордился им и сын Евстафий.
Напряженно встретила его только Анастасия. Жена радовалась, что не погиб, не ранен, что вернулся с победой, да еще какой! Но сердце подтачивало беспокойство. Среди женщин тоже слухов ходило немало, мол, победителю достается жена побежденного, а эта касожка раскрасавица и молода… Это Мстислав не удосужился поинтересоваться, ее ли сыновей забирает себе, а Анастасия все разузнала. Сыновей родила совсем не эта красавица, той уж и на свете нет, была старше. А последняя женка Редеди – юная совсем и красотой славится.
Заметив, что Анастасия что-то скрывает, Мстислав нахмурился:
– Что случилось? С Татианой что-то?
– Нет, князь, дочь здорова. – И не выдержала Анастасия, дрогнуло бабье сердце, проговорилась о своих невеселых думах: – Ты касожку за себя возьмешь?
Мстислав вытаращил на жену глаза:
– Как я могу?! У меня ты есть!
Та глаза опустила, но снова поинтересовалась дрогнувшим голосом:
– А коли мог, так взял бы?..
Мстислав понял, о чем изболелось женино сердечко. Мало того, что за мужа боялась, чтоб в походе не сгинул, не оказался ранен, так после еще и за то, чтоб другую себе не взял. Усмехнулся, привлек к себе, погладил по темным, густым волосам, поцеловал в макушку:
– Что ты, ладо! К чему мне другая, если меня дома моя Настя ждет?
– Правда? – На Мстислава с надеждой глянули большие темные глаза.
Князь поцеловал эти глаза:
– Правда…
Немного позже, когда улеглась страсть, захватившая их после этого разговора, он откинулся на спину и, задумчиво глядя в потолок, тихо проговорил:
– Когда с Редедей боролся, едва не обессилел. Не чаял уже и выжить. Молитву вознес к Пречистой, обещал в ее честь храм построить…
Анастасия приподнялась на локте, внимательно вгляделась в полумраке в лицо мужа, с волнением произнесла:
– Построй, обязательно построй! Неужто Богоматерь помогла?
– Помогла. Словно откуда новые силы взялись, а Редедя подломился.
– Я слышала, что ты его наземь бросил и… горло перерезал.
– Да.
– А почему жизнь не сохранил? Боялся, что снова бороться начнет?
– Нет, у них побежденному жизни нет, не я, так он сам бы себя убил. А так в чести погиб, от рук противника. Знаешь, он меня даже поблагодарить
– За что?!
– За смерть честную. Сыновьям не стыдно, отец в бою погиб.
Анастасия заметно вздрогнула.
– Ты чего?
– Подумала о том, что было бы… – Она не договорила, но Мстислав понял и без слов.
– Тебя Редедя в жены взял бы…
– Не обо мне речь, о детях. Куда Евстафия с Татияной? Неужто в полон и рабство?
– Не думаю, касоги тоже честь ценят. Но лучше о том не гадать. Победил же.
– И правда! Прости уж меня, неразумную. А храм заложи, коли обещал, обязательно построй.
Мстислав действительно заложил в Тмутаракани большой храм, посвященный Богоматери. Но достраивали его уже без князя.
Не потому, что погиб или умер, просто Мстиславу на месте не сиделось.
Сыновей Редеди крестили, они получили имена Юрия и Романа. Касоги исправно платили дань, служили в дружине. Шли год за годом…
Князь все чаще приглядывался к Роману, сын поверженного им касожского князя нравился князю русскому. Пришла мысль выдать за него дочь Татияну. Не все сразу поняли задумку Мстислава, ну хорош парень, так что? Мало ли хороших? А Мстислав склонялся к этой мысли и убеждал в том жену. Анастасия твердила, что молода дочка, рано о замужестве думать.
– Я же не тороплю! Не завтра под венец! Да только нрав у Романа хороший, честь знает и женку не обидит…
Сами Роман и Татияна тоже все чаще поглядывали друг на дружку…
А еще Лазарь стал замечать, что слишком интересуется князь киевскими делами. С чего бы? Киев далеко, борьба за власть там вроде и закончилась, прочно сел Ярослав. К чему тогда речи вести о том, сколь законно его право на стольный град? Утерял Сфенг Киев, чего уж поминать-то. Своих земель много, печенеги тоже не дремлют, до Киева ли?
Но Мстиславу, видно, не сиделось спокойно. Лазарь качал головой: весь в деда! Князь Святослав вон тоже какими землями правил, а как пошел на хазар, так и не смог остановиться, пока голову не сложил.
Подумав так, Лазарь даже поплевал трижды через плечо, чтоб не сглазить своего князя. Этому тоже мало, все бы еще кого победить! Любит дружину свою без меры, готов последнюю рубаху с себя снять и дружине отдать, коли попросят. Больше любит разве только сына. Один Евстафий у Мстислава, он да Татияна. Почему Господь деток Мстиславу с Анастасией не дает? Вернее, дает, да тут же забирает. Может, если было бы больше деток, не тянуло бы князя в другие земли?
Хотя какие другие? Тянет его к Киеву, а это земли его прадедов. С одной стороны прадедов, а у его матери прадеды тутошние, тмутараканские. Выходит, в Киеве Мстислава тянуло бы к Сурожскому морю? К чему тогда и рваться на Днепр?
Наверное, у людей всегда так, особенно тех, чьи предки из разных мест. Если жить в земле отца, будет тянуть на материнскую родину, а у матери – на отцовскую. И вдруг Лазарь понял, что именно задумал Мстислав: свершить то, что не успел доделать его прославленный дед – объединить обе половинки Руси! Чтоб и Киев, и Сурожские земли были вместе! Теперь, когда у него касоги, эти половинки равны. Ай да князь!