Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
А тут еще и Ярослав подвернулся. Настырный мальчишка! Победами Святослава грезил. Рос смелым и отчаянным. Княжеский двор показался ему малым, на простор напросился.
Свенельду то на руку. Пусть княжич прокатится, да так, чтоб шею себе сломал. Не нужны варягам потомки Святослава. Им надобны покорные князья, из которых можно веревки вить. Что не удалось Рюрику, возможно удастся Свенельду. У него уже есть хитроумный план, как с помощью немцев и поляков поколебать могущество Владимира, а затем и скинуть его с киевского стола.
Жаль, что Ярослав расшиб лишь колено. Этот храбрый мальчонка ни о чем не догадался, а вот
Свенельд грохнул по бревну сруба, опущенного в глубокую яму, кулаком и резко вскинул ноги в кожаных портках. Мыши юркнули в солому, но не пройдет и двух минут, как они вновь полезут на узника. Они малы, но голодны, у них острые хищные зубы, которыми перегрызают даже дерево.
Свенельд как-то видел, как из поруба вытянули мертвеца с объеденным лицом.
В порубе не только холодно и сыро, но и пахнет человеческим зловонием. Свенельду приходится ходить по нужде в угол сруба. Проклятье! И такое унижение приходиться терпеть самому именитому конунгу! Ты будешь жестоко отомщен, Владимир. Если бог Вотан поможет выбраться из этой вонючей ямы, то он соберет свою тысячу викингов, нападет на дворец и изрубит Владимира в куски.
У Свенельда засосало под ложечкой: желудок взывал к пище. Пора спускать обед.
— Караульный!
Гробовая тишина.
— Караульный!
Но голосу из кромешной тьмы через дубовые стены и дубового потолка-настила наружу не пробиться. Да и караульного нет: узник никуда не денется; никто не посмеет вызволить его из поруба без приказа великого князя.
Стражник сидит в особой караульне, защищающей его от непогоды — дождя, метели, зимней стужи. Караульня срублена в «обло», [11] о десяти венцах. Внутри — глинобитная печь и единственное оконце, выходящее на темницу.
11
Обло, облый— круглый, закрученный. Рубить в обло— вырубать полукруглый паз в бревне для поперечного бревна.
Служба в караульне — одна из легких, и служит в ней отрок из молодшей дружины. Утром, в полдень и вечером к нему приходит «малый» из княжеской поварни и приносит снедь. Добрая снедь, сытная, кожаный ремень, опоясывающий чрево, не обвиснет.
Другое дело — кормление узника, но оно скудное. Отобедав, стражник не спеша ступает к порубу, острием копья втыкает в единственное отверстие деревянной задвижки древко и спускает по веревке жидкое варево в железной посудине, — то щи из капусты или из рыбьих голов, то похлебку на горохе. Но прежде летит в поруб ломоть ржаного хлеба. Тут — самая забава для стражника. Он не любит варягов, кои наглы и разбойны, то и дело буянят на улицах Киева.
Стражник старается запустить ломоть в тот угол, из коего исходит тяжелый дух, а узник изо всех сил пытается изловить хлеб руками. Он отчаянно ругается, сыплет на голову караульного проклятия, но того и в три дубины не проймешь, знай зубы скалит.
Вместо меда и пива — баклага квасу. Никакого второго «блюда» узнику не положено, как не положены ему завтрак и ужин.
В послеобеденный час задвижка в деревянном настиле закрывается, и вновь поруб погружается в темь.
Князь Владимир посадил Свенельда в ужасный поруб, кой назывался «холопьим». Однако были у Владимира и другие узилища — «тиунский» и «гридник». Если в первый он сажал смертников, то во второй — «годовиков», коему сидеть двенадцать месяцев. Из такого — каждый день убирали нечистоты, кормили три раза, в полудень поднимали крючьями потолочный настил, дабы узник подышал чистым воздухом, а чтобы он не замерз, в поруб кидали овчинную и медвежью шубы. Грызунов в тиунском порубе не было.
В таком узилище мог сидеть кто угодно — от холопа до боярина — лишь бы он не совершил проступок, кой бы привел в гнев князя Владимира. Здесь сидели за провинности, кои не угрожали ни семье великого князя, ни державе.
Гридник же — поруб для избранных, вернее, для членов княжеской семьи. В глубокую и широкую яму опускали сразу два сруба. Один был теплый, с глинобитной печью, с ложеницей и с висячим слюдяным фонарем, кой освещался восковой свечой, другой — холодный, в коем размещали для узника липовые кадушки с медом и солониной, берестяные туески с яблоками и грушами. По праздникам в поруб спускали даже вино. В таком порубе узник мог жить долгие годы.
Приказ Владимира для его бояр показался чересчур жестоким. На Свенельде, кажись, и повинной нет. Княжич Ярослав был предварен, что нельзя хлестать плеткой горячего скакуна, а он хлестнул, вот и понес его конь.
Но Владимир усмотрел в действиях Свенельда злой умысел: и спокойного коня заменил на строптивого, и ненужное слово подкинул княжичу преднамеренно. Кой же мальчонка не ощутит себя мужчиной, оказавшись на резвом, огневом скакуне? Несомненно, Свенельд должен ведать о последствиях, и он едва не лишил жизни сына великого князя. Аль не державная поруха?
Вот и пусть посидит Свенельд в «холопьем» порубе.
Две недели подле Ярослава находился княжеский лекарь Арсений. Натирал колено пользительными мазями, успокаивал:
— Слава Перуну, [12] что ногу от перелома уберег. Малость хромать будешь, но то не беда. На пирах в пляс пойдешь.
Часто к Ярославу заходил отец. Младший сын был его баловнем. Сейчас он один в его большом княжеском дворце. Старший сын сидел в Новгороде, второй сын — в Пскове. [13]
Владимир Святославич осматривал ногу, бранил за недосмотр Свенельда и также подбадривал Ярослава:
— Считай, сын, что ты принял первое боевое крещение. Раны, синяки и ушибы украшают мужчину. Я хочу тебя видеть славным полководцем.
12
Перун— главный бог славянских язычников; бог войны, грома и молнии.
13
Всего же у великого князя Владимира будет 12 сыновей.