Ярость Антитела
Шрифт:
Его чувство спасения жило в нем не больше десяти секунд. За спиной раздались металлические щелчки, перепутать которые с чем-то другим просто невозможно, команды остановиться, лечь и бросить оружие.
Москва — большой город, но он тесен для тех, кто решил его покорить. Поняв невозможность уйти от преследователей, мужчина принял единственно верное для себя решение. С разбегу рухнув за кусты акации, он перекатился и улегся так, чтобы оказаться лицом к преследователям. Его оружие те видели, а потому надеяться на то, что стрельбы в его сторону не будет, глупо. Значит,
И он выстрелил. Промазал, по всей видимости, так как никаких дополнительных эмоций в стане врага этот хлопок не вызвал. Он выстрелил во второй раз и, кажется, попал. Удача его окрылила, и он, совершенно позабыв, что магазин его оружия предназначен лишь для восьми патронов, стал частить со спусковым крючком.
И даже удивился, когда после громких выстрелов его пистолет затих. Затвор давно отскочил в крайнее заднее положение, ствол дымился, и в этом состоянии оружие было совершенно бесполезно.
«Это осечка, — в запале подумал мужчина. — Патроны не могли закончиться так быстро. Верни затвор в обычное положение и стреляй!..»
Спустив затвор, он перекатился из-за кустов за лавочку и прицелился. На мушке его пистолета замер молодой тридцатилетний парень в костюме. Свою смерть тот не видел и вертел головой в поисках преследуемого.
Щелк… Как жалок был этот звук. Тугой крючок глухо щелкнул и перечеркнул все надежды на дальнейшую точную стрельбу. Оставался быстрый бег.
Мужчина рывком поднял свое сильное тело из-за лавочки, вложил в него всю свою, подпитываемую адреналином, мощь и побежал в сторону арочной выемки на стене дома.
Пуля догнала его в десяти метрах от выхода на улицу. Разорвала рукав пальто и с глухим стуком отколола от стены кусок кирпича.
Бросившись за угол, мужчина скрылся.
Когда двое в штатском вернулись к магазину, один из них разговаривал с кем-то по телефону, а второй зажимал рукой пустячную рану на плече и пытался выяснить у сидящего на полу хозяина лавки предмет только что закончившегося разговора.
— Как имя его? Как имя?
— Гламур, — простонал старик. — Он сказал, что я умру…
— Такие, как ты, живут по сто лет! — успокоил его один из контрразведчиков. Отвернувшись от старика, он закурил. — Что он приносил, что предлагал? А?
Он повернулся. Старика не было.
Мужчина выплюнул сигарету и сделал шаг вперед, словно это могло помочь понять, как старик мог исчезнуть за сотую долю секунды.
— Где он? — спросил его второй, пряча телефон в карман.
Его напарник беспомощно развел руками.
Старика не было.
Его больше никто никогда не найдет. Все сойдутся на мнении, что он погорел, стуча на подпольных физиков. Но это было неправдой. Он просто исчез.
— А что же страшнее? Чума двадцать первого века? Там вирус?
— Я не знал, что вы любитель голливудских боевиков категории «Б». — Гламур усмехнулся.
— Ты просишь меня быть искренним. Но почему тебе не приходит в голову, что искренности без искренности не бывает? Меня можно запытать, ввести наркотик и все узнать. Почему
— Я бы давно это сделал, — сказал Гламур, — если бы был уверен, что в состоянии наркотического забытья вы будете логичны. Я могу таким образом узнать, сколько на авианосце людей. Но ни один наркотик не заставит вас быть рассудительным.
Макаров, пользуясь случаем взять паузу, глубоко затянулся. Что нужно Гламуру? Его рассудительность? Значит, он, Макаров, не знает, где тубус, но может предполагать. Вот так, и никак иначе…
— Гламур, мне нужны гарантии.
— Какие гарантии? — удивился тот.
— Гарантии того, что я и остальные уедут с Острова.
Гламур кашлянул. Он делал это уже в третий раз. Доктором Макаров не был, но и без этого было ясно, что Гламур недомогает. Видимо, сказались прохладные ночи на авианосце и ночной бриз на берегу.
— Вы что, хотите, чтобы я вам пообещал? Или поклялся — чем там клянутся? — хлебом, матерью? Или, быть может, чтобы вас растрогать — морем?
— Зачем такие сложности? Просто предоставьте возможность людям уехать. А потом убедите нас, что они в безопасности. Я думаю, что и Левша предложил бы то же самое.
— Левша? — Гламур задумался. — Левше сейчас не до этого… Кстати, как он там? Сейчас узнаем…
Макаров поднял голову, прислушиваясь.
— Как вы чувствуете себя, Левша? — донеслось до него. Слышимость была не из лучших. — Продолжай, Алтынбек… Макаров, вы меня слышите?
— Слышу.
— Левша упорствует и шутит. Значит, все идет как надо.
— Надо — кому? — усмехнулся Макаров. — Если Левша шутит, значит, он взбешен. Я бы на вашем месте отговорил этого Алтынбека от превентивных мер.
— Вы преувеличиваете возможности своего друга. Впрочем, я сейчас еще раз поинтересуюсь, как там дела… Алтынбек, груз сдвинулся с места?..
Левша сидел на стуле, не похожем на тот, что был предложен Макарову. Низкий, неудобный, он стоял посреди комнаты. Усадив его на стул, люди Гламура пять минут назад намертво прикрутили руки Левши скотчем к подлокотникам. А вокруг, рассекая воздух тонким стальным прутом, ходил, словно рисуя круг, невысокий мужчина с давно ушедшими в Лету моды бачками. Отпущенные до подбородка, они придавали его и без того несимпатичному лицу сатанинский вид. Левша смотрел на него, ожидая неприятностей и пытаясь угадать в восточном разрезе глаз ближайшее будущее. Человек Гламура был непривлекателен. Взъерошенная копна волос была похожа на воронье гнездо, тонкие губы плотно сжаты, словом, если бы Левшу день назад попросили описать внешность типичного злодея, он придумал бы куда более пасторальный портрет. Вот уже пять минут японец — Левша был уверен, что это японец, хотя с равным успехом тот мог быть и корейцем, и китайцем — ходил вокруг него и сек воздух. То и дело лица и шеи Левши достигали потоки воздуха от этих движений, и Левша, подумав, пришел к выводу, что чувствует это движение воздуха все лучше. Это значит, что японец постепенно сужает радиус своего движения.