Ярость Антитела
Шрифт:
— Что за мода — людей скотчем к стулу прикручивать? — посетовал Левша. — Макаров вот рассказывал, его тоже приматывали. Никакой фантазии. Напоили бы соком, уложили в кровать, подоткнули одеяло, сказку какую почитали…
Его монолог не произвел на раскосого никакого впечатления. Он продолжал ходить, словно упаковывал Левшу в кокон.
— Хер вам, а не Курильские острова, — сказал по-английски Левша. Он был не настолько хорош в английской речи, насколько хорошо владел французским, поэтому получилось,
На какое-то время японец остановился, а потом продолжил заниматься своим странным делом. И было непонятно, дошел ли до него смысл сказанного.
— А американцы — придурки.
Японец не реагировал.
— Потому что бомбы нужно было бросать не только на Хиросиму и Нагасаки, но и на Токио, и на Осаку.
Японец остановился, подумал и снова пошел.
— А мама императора — продажная девка.
Японец дважды внепланово стеганул воздух, но не остановился.
— Карате родом из Лаоса. Фудзияма ниже Пика Коммунизма. Самураи — трусы, а якудза платит дань вьетнамским хулиганам.
Японец обошел Левшу и остановился за его спиной.
«Будут пороть», — решил Левша и набрал побольше воздуха. Но вместо хлесткого удара вдруг почувствовал, как жесткие бачки японца коснулись его щеки. Уловив запах пота, Левша поморщился.
— Я из Бишкека, — прозвучало по-русски.
— Из Бишкека? — удивился Левша. — Это из Киргизии, что ли?!
— Йес, козел.
И в комнате раздался короткий резкий свист. Если бы не прикрученный к полу табурет, Левша повалился бы на пол. Ему хотелось извиваться, чтобы хоть как-то погасить жгущую лопатки боль, но он вытерпел и, стиснув зубы, фыркнул.
— Как вы чувствуете себя, Левша? — раздался в динамике голос Гламура.
— Хорошо, чувак, — выждав, когда отхлынет прилив тошноты, выдавил Левша. — Присоединяйся, здесь хорошая атмосфера…
— Продолжай, Алтынбек.
Раздался щелчок, наступила тишина. И на колени Левши со знакомым свистом опустился прут.
Чтобы не потерять сознание от боли, Левша стал думать, из какого материала сделан этот прут. Толщиной с мизинец, он легко гнулся и блестел, как расплавленный свинец. Когда киргиз взмахивал им, он превращался почти в обруч. А сила удара была такова, что, казалось Левше, могла повалить на колени быка.
Отойдя на два шага, палач резко приблизился и, как шашкой, резанул свою жертву по животу.
Левше показалось, что ему с ноги пробили под дых. Ощущая внизу живота горячую сырость — кровь выбежала из раны, он согнулся пополам и стал хватать ртом воздух.
Воспользовавшись этим, киргиз ударил сверху.
Схватив Левшу за волосы, палач резко задрал его голову вверх. Не найдя смысла в глазах пленника, он кулаком, в котором был зажат прут, ударил Левшу в лицо.
Где-то между забытьем и явью Левша услышал, как на стене снова ожил динамик.
— Алтынбек, груз сдвинулся с места?..
Это был голос Гламура.
— Скоро сдвинется, Хозяин.
— Мне нужен результат.
— Все будет сделано, Хозяин.
Если бы сейчас не прозвучало это — «Хозяин» и если бы в голосе маленького кривоногого садиста не прозвучала уверенность, Левша просто потерял бы сознание. Но последние слова киргиза привели его в чувство лучше, чем привела бы пропитанная аммиаком вата.
— Что ты хочешь? — спросил он, собираясь с силами и выпрямляясь.
— Хозяин хочет знать, где тубус.
— Если я спрошу: «Какой тубус?» — ты меня ударишь?
— Да, козел.
— Если я скажу, что не козел, ты меня снова ударишь?
— Да, козел.
— Ладно… Тогда принеси воды.
— Зачем?
Левша посмотрел на своего палача. На лице киргиза не было и тени иронии.
— Чтобы я смог напиться.
— Зачем?
Левша кашлянул и осторожно покрутил головой. Спина тут же напомнила о себе болью.
— Мне нужна вода, чтобы я мог напиться и продолжить разговор с тобой.
— Ты продолжишь его и без воды.
Левша почувствовал, как в нем зажужжал моторчик, отвечающий за неконтролируемый гнев. Он кашлянул еще раз, чтобы его отключить.
— Что будет, если ты не сдержишь данного хозяину обещания?
— Я его сдержу.
— Нет, а если представить чисто гипотетически. Вот ты раз — и не сдержал. Что будет?
Киргиз сыграл желваками и провел прутом по ладони, как если бы стирал с него кровь.
— Я сдержу, козел.
— Ладно… Тогда послушай, что я тебе скажу. Вряд ли твой хозяин будет доволен, если я, единственный человек, который знает, где тубус, буду забит тобой до смерти. Скорее всего он тебя прикончит. Так вот, сын осла… или ты сейчас принесешь мне воды, или на следующий вопрос хозяина: «Как дела, Алтынбек?» — ты ответишь: «Я его убил, Хозяин».
Человек резко двинулся к Левше, замахнулся, но, увидев его усмешку, остановился. И вдруг опустил прут.
— Ты прав. Если тебя убить, Хозяин будет недоволен. Я тебя больше бить не буду. Я тебя буду расковыривать.
Сказав это, он сунул прут под мышку и вышел.
Все произошло так быстро, что Левше понадобилось несколько секунд, чтобы оценить обстановку. Резко наклонившись, он вцепился зубами в намотанный слоями скотч. С третьего раза ему удалось зацепить сразу несколько слоев, и он, раня губу, рванул их на себя. Скотч разошелся до середины. Времени проверять, можно ли теперь выдернуть руку, у него не было. Он едва успел выпрямиться, когда распахнулась дверь. Вошел все тот же киргиз, только в руках он держал уже не прут, а клещи с длинными ручками.