Ярость и Разрушение
Шрифт:
Такая любовь не может умереть просто так, уж тем более за семь месяцев, и то, что я никак не хотела признавать — то, что я хранила в своём "архиве" — немного увяло в моей груди.
— У тебя всё в порядке? — спросил Зейн, положив пакет и свёрнутую бумагу на остров.
Запах, исходящий от коричневого пакета, напомнил мне жареное мясо.
Гадая, улавливает ли он что-нибудь через связь, я не отвела взгляда с бумажного пакета и кивнула.
— Да. Итак, эм, насчёт прошлой ночи.
— А что с ней?
— Прости за, ну ты знаешь, за то, что рыдала на тебе.
Жар
— Тебе не нужно извиняться, Трин. Ты через многое прошла...
— Ты тоже.
Я уставилась на свои пальцы и обломанные тупые ногти.
— Ты нуждалась во мне, и я должен был быть там, — Зейн произнёс это так просто, как будто это было обыденное дело.
— Ты сказал об этом прошлой ночью.
— Это всё ещё в силе.
Сжав губы вместе, я снова кивнула, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Я почувствовала тепло его руки раньше, чем его пальцы коснулись моего подбородка. В тот момент, когда его кожа коснулась моей, странный электрический разряд, разряд осознания пронёсся по мне, и я понятия не имела, было ли это из-за связи или это был просто он. Его неповторимый аромат, напоминающий мне о зимней мяте, дразнил мои чувства. Зейн приподнял мою голову, поднимая мой взгляд на него.
Он склонился над островом, вытянув руку над свёрнутой бумагой. Взгляд его бледных глаз скользнул по моему лицу, и один уголок его губ изогнулся.
— Ты носишь очки.
— Да.
Его полуулыбка стала шире.
— Ты не часто их носишь.
Не часто, но не из-за какого-то дурацкого тщеславия. Кроме чтения или сидения за ноутбуком они мне не очень-то и помогали, а только делали окружающие меня вещи несколько менее размытыми.
— Они мне нравятся. Особенно на тебе.
Мои очки были просто квадратными, с чёрной оправой, без какого-то прикольного цвета или рисунка, но я внезапно почувствовала, что должна носить их чаще.
А потом я перестала думать о своих очках, потому что пальцы на моём подбородке сместились, и я почувствовала, как его большой палец скользнул по коже прямо под моей губой. Мелкая дрожь пробежала по моей коже, сопровождаемая совершенно другим видом румянца, который был пьянящим и возбуждающим.
Ты хочешь, чтобы я снова поцеловал тебя, так ведь?
Я могла слышать, как он произносит эти слова, как будто произносит их вслух, как это было после того, как я помогла вытащить коготь импа из его груди. Тогда я без колебаний согласилась, хотя это была не совсем разумная идея.
Неразумные идеи всегда были забавными... очень забавными.
Его взгляд опустился, ресницы закрыли глаза, и я подумала, что он, возможно, смотрит на мой рот, и всё такое... Я слишком сильно этого хотела.
Я отстранилась.
Зейн опустил руку и прочистил горло.
— Как спалось?
— Хорошо, — я обрела дар речи, благо тепло спало, а пульс замедлился. — А тебе?
Взгляд, который он бросил на меня, подняв голову, ясно говорил, что Зейн не уверен, верит он мне или нет.
— Спал только потому, что был измотан, но могло быть и лучше.
— Диван не может быть таким уж удобным.
Он снова встретился со мной взглядом, и у меня перехватило дыхание. Я знала, что лучше не стоит предлагать ему кровать, но она была достаточно большой, чтобы разделить её, и мы оба были взрослыми людьми. Вроде как. Мы и раньше делили постель без всяких шалостей, но шалости весёлого и запретного рода определённо закончились в последний раз, когда мы спали вместе.
Зейн пожал плечами.
— Ты получила мою записку?
Почувствовав облегчение от смены темы, я покачала головой.
— Арахис видел, как ты её писал, и всё мне рассказал. Сказал, что ты пошёл к Николаю.
Он замер, пальцы застыли в процессе открытия пакета. Я сжала губы, чтобы сдержать улыбку, когда он оглянулся.
— А сейчас он здесь?
Я оглядела пустую квартиру.
— Насколько мне известно, нет. А что? Страшно, что он был рядом с тобой, а ты и понятия не имел? — поддразнила я его. — Испугался Арахиса?
— Я достаточно уверен в своей крутости, чтобы полностью признать, что от присутствия призрака, ошивающегося вокруг, у меня мандраж.
— Мандраж? — я рассмеялась. — Кто ты? Тебе двенадцать?
Он фыркнул, разворачивая пакет, и запах жареного мяса усилился.
— Прекрати, или я съем гамбургер, который принёс тебе, прямо на глазах, и буду наслаждаться этим.
Мой желудок заурчал, когда он вытащил белую коробку.
— Если ты это сделаешь, я размажу тебя по стене.
Зейн усмехнулся, положил коробку передо мной и вытащил другую.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — он повернулся к холодильнику. — Я думаю, там может быть кока-кола, если ты отказываешься пить воду.
— Вода — для людей, заботящихся о своём здоровье, а я не такая.
Снова покачав головой, он вытащил банку газировки и бутылкой воды. Первую он кинул мне.
— Знаешь ли ты, что употребление восьми стаканов воды по двести сорок миллилитров в день, примерно так же полезно, как для большинства здоровых людей фраза, что яблоко способно спасти от посещения докторов? — спросила я. — Что тебе действительно нужно пить воду только тогда, когда ты хочешь пить, потому что именно поэтому ты испытываешь жажду, и особенно потому, что ты получаешь воду из других напитков, таких как моя прекрасная калорийная содовая, и из еды? Что исследования, в ходе которых были получены все эти восемь стаканов воды, также показали, что ты можешь получить большую часть водного баланса из продуктов, которые ты ешь, но когда отчёты были обнародованы, они удобно умолчали об этом?
Зейн выгнул бровь, завинчивая крышку с водой.
— Проверь меня на деле. Нет никаких научных доказательств, подтверждающих правило восемь на восемь, и я не из тех, кому нужно пить воду, — я открыла свою содовую. — Итак, позволь мне жить своей жизнью.
Он осушил полбутылки одним внушительным глотком.
— Спасибо за урок здоровья.
— Пожалуйста, — я ухмыльнулась ему, открывая коробку.
Мой желудок радостно заплясал, стоило мне увидеть гамбургер на поджаренной булочке с кунжутом и гарниром из курчавой картошки фри.