Ярость небес. Том 10. Часть 1
Шрифт:
— Твою ж мать, — прохрипел я, пытаясь сесть. — Ну почему я не светлый эльф? Что за долбанный расизм?!
Моё негодование было понятным, поскольку «Даяна I» и её создатели распорядились так, что навык медленного свободного падения присутствовал только у одной расы — ушастых лесных ублюдков, которые расу «дроу» на дух не переносили. Это они, рухнув с любой высоты и в любом состоянии, опустятся на землю живыми и невредимыми. Словно невесомое пёрышко.
Нам же, имеются в виду «дроу», досталось только знаменитое «Ночное зрение»,
Зато был один жирный, но весьма сомнительный плюс: если когда-нибудь я буду падать ночью с огромной высоты, мне удастся все внимательно рассмотреть, прежде, чем моё виртуальное тело размажет по земле.
От размышлений о несправедливости бытия меня внезапно отвлёк раздавшийся звук, который я меньше всего сейчас хотел услышать.
«Какого демона? — внутренне взвыл я, холодея. — Тиамат же сказала, что у меня есть ещё день?».
Повернув голову, я увидел то, за чем сюда явился.
Кладку.
Целых три яйца. Голубоватые, в салатовое пятнышко, и высотой мне по грудь.
— Вы издеваетесь? И как мне это тащить? — возмутился я.
Только, как в старом анекдоте, был один незначительный нюанс. Яиц было три, но целых — всего два.
И этот нюанс, размерами достигающий уровня моих глаз, сейчас стоял, наклонив голову, и внимательно меня рассматривал, словно какую-то диковину.
'Птенец императорского кондора.
НР: 240000/ 240000.
МР: 36000/ 36000.
Ранг: легендарный.
Текущий статус: дикий'.
'Внимание!
Птенец императорского кондора не может быть приручён, поскольку вылупился в естественной среде'.
— Нет, — простонал я, понимая, что вот эта лохматая образина, которая пялилась на меня с явно гастрономическим интересом, успела вылупиться под присмотром своей мамаши, которую я только что угробил. — Ты не будешь этого делать! — выставив руку, словно это могло как-то отсрочить неминуемое, я пытался подняться на ноги.
Получалось это слабо. Набросанный валежник постоянно норовил провалиться под ногами.
Фактически я стоял по колено в небрежно сваленной куче дров перед птенцом императорского кондора, у которого размер бара маны был практически идентичен моему. Вот только эта тварь не падала с высоты и не теряла три его четверти, как я.
— Цыпа-цыпа-цыпа, — попытавшись выдернуть ногу из деревянного плена, я лишь добился того, что просел ещё больше. Видимо, резкий треск спровоцировал эту скользкую гадость на решительные действия. Иначе почему оно раскрыло клюв и угрожающе заклекотало?
— Э, — я не оставлял попыток освободиться. — Не будь как твоя мама, слышишь? Ты не должен этого делать! Фу!
Птенец снова наклонил голову и сделал шаг в мою сторону.
«Ну да, на таких „подкрадухах“ хорошо ходить, — подумал я, с паникой взглянув на трёхпалые когтистые лапы птенца. — Не каждая тварь в Пустоши может похвастать таким педикюром».
— Цыпа-цыпа-цыпа… Хороший мальчик, — я уже высвобождал вторую ногу. — Спокойно, мой хороший… Спокойно… Я капец какой невкусный! Изжога будет.
Сделав ещё шаг, птенец нетерпеливо топтался на месте, будто привыкая к телу. Я не был силён в орнитологии, но мне, почему-то казалось, что только что вылупившийся детёныш, на котором еще не высохла слизь, явно не должен спокойно расхаживать по гнезду, как у себя дома.
«Вова, что ты несёшь? Из вас двоих, не у себя дома только ты. Он, как раз, у себя!».
Всё испортила эта проклятая ветка, казавшаяся довольно прочной для того, чтобы на неё поставить ногу и, используя, как опору, спокойно высвободить из плена вторую конечность.
С противным хрустом, прозвучавший словно выстрел, ветка, оказавшаяся на поверну не такой крепкой, сломалась. Нелепо взмахнув руками, я попытался не завалиться на спину.
Зрачки птенца расширились, а в следующее мгновение он бросился на меня.
Успев призвать «Близнецов», я ткнул, стараясь если не ранить, то хотя бы причинить боль, которая отгонит это непредсказуемое существо от меня, но не учёл одной маленькой детали — прямого родства с его мамашей, от которой унаследовал некоторые, весьма хреновые в текущей ситуации, черты строения тела.
Не обзаведясь полноценными перьями, ввиду юного возраста, птенец императорского кондора был покрыт невесомым, сейчас слипшимся, пушком. Вот только по прочности, этот пушок не уступал стальной проволоке. Чрезвычайно тонкой, прочной и спутанной проволоке, о которую волнистое лезвие из чёрного мифрила лишь бессильно скользнуло, высекая сноп искр, но до плоти так и не достало.
Зато достало клювом мою голову.
— Вот тварь! — простонал я, перед тем, как левый глаз взорвался болью, понимая, что на этом, эпопею по захвату кладки императорского кондора можно считать завершённой. — Пошёл вон! Брысь! А-а-а-а…
«Получен урон…».
'Внимание!
Вы убиты'.
«Твою мать, какая прелесть! Тебя отправил на „респ“ цыплёнок! Поздравляю, Вова! Вы с Ариэлом прямо братья сегодня. Будет, что обсудить».
И если бы я сейчас не висел в чёрном нечто, бестелесным сгустком, непременно бы истерически расхохотался от следующего сообщения, подкинутого системой, которая будто прочла мои мысли и решила поздравить меня по-своему.