Ярость небес

Мэрфи Уоррен

— Почему это виноват опять я? — нарушил наконец молчание Римо, когда несколько кварталов остались позади.

— Если бы не твоя торопливость, у нас сейчас бы не было этой проблемы, — ответил Чиун.

— Этих “если бы” я уже слышал больше чем достаточно. Если бы я не поехал с тобой во Вьетнам...

— Заметь, сам Император Смит запретил тебе туда ехать.

— Не ехать я не мог. У меня там были свои... обязательства. Американские пленные, если хочешь знать. Хотя что такое верность долгу — тебе вряд ли понятно.

— Понятно. И еще понятно, что такое верность

работодателю. И обязательства перед ним. Твои и мои. Перед Императором Смитом.

— Крысиного хвоста не стоит твой Смит... временами.

— В принципе я бы дал даже меньше. Но императоров в нашем мире осталось всего ничего. Особенно тех, у кого еще есть в запасе немного золота. Сам Смит меня интересует мало — меня привлекает его сокровищница. Это — источник блага моей деревни. А теперь также и твоей.

— Ну и что из этого?

— А то, что я, конечно, могу закрыть глаза на твое неповиновение Императору Смиту, если ты вспомнишь, что передо мной у тебя более глубокие обязательства. Я лично дал Смиту слово, что ты не поедешь во Вьетнам. А ты взял и поехал.

— Сам не знаю, что на меня нашло. — Всем своим видом Римо старался выразить глубочайшее смирение. — Наверное, бес попутал.

— Причина, что и говорить, достойная. — Чиун поджал губы. — Но я позволю себе продолжить. Так вот, непослушания по отношению ко мне я не намерен терпеть.

— То был особый случай, папочка. Больше не повторится, слово даю.

— На твое слово нельзя было положиться и прежде. Тем более я не намерен делать это сейчас.

— Ты вообще к чему клонишь? Давай-ка напрямую, а?

— У всех белых нет ни капли терпения! — фыркнул Чиун, надувшись. — Нам еще ехать, возможно, целую ночь, а тебе лень выслушать два лишних слова. Что ж, хорошо. Так вот к чему я, как ты изволил выразиться, клоню: ты спрашивал меня, почему я не расстраиваюсь из-за того, что мне придется расстаться с моим слоном? Отвечаю: это прекрасный слон, но меня он не интересует более ни в малейшей степени. Для меня он был всего лишь средством.

— Средством для чего?

— Преподать кое-кому урок.

— Ага, понял, — кивнул Римо. — Будучи Мастером Синанджу, я обязан изучить все, что только можно, о слонах, потому что именно так сделал кто-то из твоих предков. Верно?

— Совершенно неверно. Урок состоял в том, чтобы научить тебя послушанию. И для этого мне нужен был Рэмбо.

— Че-го?! — У Римо даже рот раскрылся от изумления.

— Именно поэтому я заставил тебя ухаживать за ним, мыть его, кормить и выгуливать — чтобы ты осознал последствия своего поведения, Римо.

— Погоди, погоди. Ты же мне говорил тогда, будто с ним жестоко обращались. Потом уговорил меня запихнуть его на эту субмарину. А потом решил использовать его как... вот это вот самое средство?

— Не потом, а до того. Сразу, как только его впервые увидел.

— А я думал, он нужен был тебе для того, чтобы ездить по джунглям. Нет?

— И для этого тоже, — подтвердил Чиун, лучезарно улыбаясь. — Это — слон многоцелевого назначения.

— То есть ты пытаешься мне доказать, — все еще силился осознать происходящее Римо, —

что единственной причиной, по которой ты заставил меня волочь этого зверя через океан в Америку, было желание научить меня послушанию?

— Тише, — предупредил Чиун, оглянувшись. — Рэмбо может услышать тебя. А он такой чувствительный.

Из-за стенки кузова донесся рассерженный трубный зов.

— Вот видишь?

— Вижу. Уж теперь-то я вижу все. Ты... ты знаешь, что ты — нечто невообразимое?

— Это так, — подтвердил, сияя, Чиун. — Равных мне нет во всем мире.

— Поверить не могу, — ошеломленно крутил головой Римо. — Вся это кутерьма из-за того, что он, видите ли, пожелал преподать мне урок послушания!

— О нет, не только послушания, Римо. Ответственности. Которая пригодится тебе, когда ты станешь жителем деревни Синанджу. Однажды меня не станет рядом с тобой — и некому будет вести тебя по тернистым дорогам жизни. Но все, чему я тебя научил, останется при тебе. Особенно этот, последний урок, Римо. В следующий раз, когда тебе захочется унизить меня в глазах моего Императора, ты сразу вспомнишь о Рэмбо и лишний раз подумаешь — стоит ли. И, может быть, откажешься от своего намерения. Глупо рассчитывать, что ты сразу бросишь и другие свои дурацкие штучки, — но еще несколько подобных опытов, и все будет в порядке. Это вселяет в меня надежду, Римо, и наполняет смыслом мою жизнь.

Римо в ответ лишь вздохнул. Грузовик тем временем подъезжал к перекрестку. На указателе значилось: “Тауэр-авеню”. Во время последней заправки ему объяснили, что Стоунбрукский зоопарк находится как раз в конце этой улицы. Только куда теперь ехать — налево или направо... Налево, решил Римо и повернул руль.

Примерно через три четверти мили впереди показались железные ворота с вывеской над ними: “Стоунбрукский зоопарк”. На самих воротах висело объявление: “Зоопарк закрыт до начала летнего сезона”.

— Везет, как утопленнику! — Римо выругался и в сердцах стукнул кулаком по рулю.

Рулевое колесо с готовностью развалилось на две половинки.

— Больше ехать некуда, — прокомментировал положение Чиун.

— Поэтому поедем сюда, — отозвался Римо. — Может, зоопарк и закрыт, но не для нас, папочка.

Открыв дверцу, он выбрался из кабины. Чиун последовал за ним.

— Что пришло тебе на ум, о целеустремленный? — поинтересовался Чиун, когда Римо загремел замком ворот.

— То, что в прошлый раз я совершил ошибку, — ответил Римо, пробуя пальцами дужку замка.

Найдя, по-видимому, удовлетворившее его место, он резко надавил. Дужка лопнула, и Римо, сильно толкнув, распахнул ворота.

— Ошибки ты совершаешь каждый раз, — поправил Чиун. — А я их исправляю.

— В прошлый раз, — не обратив внимания на шпильку, продолжал Римо, — мы предлагали им Рэмбо в дар. Это и было ошибкой. Никому он не нужен. Поэтому в этот раз мы анонимно подарим его.

Обойдя грузовик, Римо одной рукой опустил стальные балки пандуса.

Сойдя из кузова на землю, Рэмбо настороженно огляделся и застыл на месте. Потрепав его по щеке, Чиун обернулся к Римо.