Ярость (Сборник)
Шрифт:
Оперировались щитовидная железа, гипофиз, надпочечники — крошечные сгустки ткани, одни из которых уже включились в работу, другие еще ждали своего часа. Лежащий на операционном столе младенец напоминал скорее груду мяса. Его беспомощное тельце и крошечная головка были полностью разворочены.
— Только не чудовище, — сказал Блейз, непрерывно думавший о своей Бесси — Никаких крайностей. Невысокий, коренастый, даже толстый.
Забинтованный комочек неподвижно лежал на операционном столе в ослепительном свете ртутных ламп.
Женщина плавала по комнате,
В комнату вошел ассистент. Он брезгливо обошел Плащ Счастья и склонился над операционным столом, чтобы довести необходимые мелочи до конца.
Харкеры следили за Блейзом, надеясь через него выйти на ребенка. Но план Блейза был неуязвим. Отпечатки пальцев и рисунок сетчатки Сэма он спрятал в надежном месте, чтобы иметь возможность найти сына в любое время. Он не спешил. Чему быть, того не миновать. Теперь от него уже ничего не зависело. Новый облик, чуждое окружение не давали Сэму Харкеру ни единого шанса.
Блейз встроил в его мозг таймер, который мог сработать в любое время. После этого, впервые в жизни столкнувшись с реальностью, он сделал все, чтобы поскорее выкинуть ее из головы. Блейз снова с головой окунулся в яркую круговерть наслаждений, но, как ни старался, так никогда и не смог забыть свою Бесси.
Первые годы жизни забылись с детской легкостью. Время для Сэма текло медленно. Часы и дни цеплялись друг за друга. Мужчина и женщина, заменившие ему отца и мать, даже тогда не имели с ним ничего общего. Операция не изменила его мозг. Цепкий ум, глубина и ясность мышления — все это он унаследовал от своих предков, наполовину мутантов, потому что именно мутация была причиной их долголетия, которое поставило Харкеров над всей Венерой. Они были не единственными Бессмертными. Кроме них существовало еще несколько Кланов, члены которых жили от двухсот до семисот лет. Появилась новая порода людей, совершенно не похожих на всех остальных.
Один праздничный карнавал особенно запомнился Сэму. Его приемные родители вырядились во что-то несуразно-крикливое и отправились вместе со всеми в центр города. Сэм к тому времени был уже достаточно большим и мог делать собственные выводы. До сих пор он видел праздники только издали.
Ежегодный карнавал был традиционным праздником. Весь Купол Делавер сиял огнями. Ленты ароматного тумана плавали в воздухе над движущимися тротуарами, задевая за возбужденных веселых прохожих. Богатые, бедные — все развлекались вместе.
Теоретически, на целых три дня различий между низшими и высшими классами не существовало. Но в действительности…
Он увидел женщину — самую красивую из всех, что ему доводилось видеть. Она была в голубом. Но это не точно определяло цвет — глубокий, таинственный, переливающийся, такой бархатистый и мягкий, что мальчику до боли захотелось его потрогать. Он был еще слишком мал, чтобы оценить изящество покроя ее платья, благородство и чистоту линий, подчеркивавших тонкий овал лица и пышные золотистые волосы. Он смотрел на нее издали и чувствовал страстное желание узнать о ней как можно больше.
Его приемная мать не могла ему толком ничего сказать.
— Это Кедра Волтон. Ей сейчас лет двести, а то и триста.
— Угу… — что могли значить годы? — А кто она?
— О, у нее куча денег!
— Это наш прощальный вечер, дорогой.
— Так скоро?
— Шестьдесят лет — разве этого мало?
— Кедра, Кедра, я иногда жалею, что мы живем так долго.
Она улыбнулась: «Иначе мы бы не встретились. Мы, Бессмертные, словно привязаны к одному уровню, только так мы и встречаемся».
Старый Захария Харкер коснулся ее руки. Под балконом, на котором они стояли, сверкал и переливался карнавал.
— И каждый раз это по-новому, — сказал он.
— Этого бы не было, если бы мы иногда не расставались. Представь себе — прожить несколько сотен лет вместе!
Захария внимательно посмотрел на нее:
— Пожалуй, все хорошо в меру. Бессмертным вообще не следовало бы жить в Куполах. Это ограничивает. Понимаешь, чем старше становишься, тем больше приходится… расширяться.
— Вот и я расширяюсь.
— Ты тоже ограничена Куполом. Простые смертные и молодежь не замечают стен вокруг них. Но людей зрелых это стесняет. Нам нужно больше места, Кедра. Я боюсь, что мы приближаемся к своему пределу.
— Неужели?
— По крайней мере, мы, Бессмертные. Я опасаюсь интеллектуальной смерти. Что толку от долгой жизни, если мы не можем использовать все наши способности и опыт. Мы начинаем закукливаться.
— И что же делать? Отправиться в межпланетные путешествия?
— Может быть. Но и на Марсе нам понадобятся Купола. И на других планетах тоже. Я подумываю о звездах.
— Это невозможно.
— Это было невозможно, когда мы пришли на Венеру. Сейчас это теоретически возможно. Но практически — нет. У нас нет… стартовой площадки. Ведь нельзя же строить космические корабли и стартовать из Купола!
— Дорогой, время принадлежит нам. Мы обсудим это в другой раз… лет через пятьдесят.
— А до тех пор мы не встретимся?
— Конечно, мы будем встречаться, Захария. Но чисто символически. Дадим друг другу отдохнуть. А когда отдохнем…
Кедра встала. Они поцеловались. Уже символически. Оба чувствовали: былое пламя превратилось в чуть теплую золу. Но они любили друг друга и были достаточно мудры и терпеливы, чтобы ждать, пока огонь разгорится снова.
До сих пор это работало.
Пройдет пятьдесят лет, и они снова станут любовниками.
Сэм Харкер уставился на мрачного долговязого человека, который пробирался через толпу. На нем тоже блестел праздничный комбинезон, но почему-то сразу было ясно, что этот человек не из Купола. Видимо, когда-то он так сильно загорел, что даже проведенные под водой столетия не смогли вытравить загар. Его рот кривился в привычной усмешке.